Патриция Хайсмит - Мистер Рипли под землей
Дорогой м-р Рипли!
Я двоюродный брат Дикки и приезжаю в Европу на следующей неделе. Возможно, сначала поеду в Лондон, хотя никак не могу решить – может быть, сначала поехать в Париж. Как бы то ни было, я подумал, что было бы неплохо, если бы мы могли встретиться. Ваш адрес дал мне дядя Герберт и он говорит, что Вы живете недалеко от Парижа. У меня нет номера Вашего телефона, но я могу разузнать его.
Немного о себе. Мне двадцать, я учусь в Стэнфордском университете на политехническом. У меня был годичный перерыв в учебе, так как я был на военной службе. Я вернусь в Стэнфорд продолжить обучение, но сначала хочу годик отдохнуть и повидать Европу. Сейчас многие ребята так делают. Жизнь очень напряженная. В Америке, я хочу сказать, – хотя, может быть, Вы так долго прожили в Европе, что даже не понимаете, что я имею в виду.
Дядя очень много рассказывал мне о Вас. Он говорит, что Вы с Дикки были большими друзьями. Я видел Дикки, когда мне было 11 лет, а ему 21. Помню, он был высоким блондином. Он заезжал к нам в Калифорнию.
Пожалуйста, сообщите мне, будете ли Вы в Вильперсе в конце октября или начале ноября. Надеюсь встретиться с Вами.
Искренне Ваш,
Крис Гринлиф”.
От этой встречи надо под каким-нибудь предлогом уклониться, подумал Том. Тесные контакты с семейством Гринлиф ни к чему. Раз в сто лет Герберт Гринлиф писал ему, и Том неизменно отвечал в самом любезном тоне.
– Мадам Аннет, оставляю вас поддерживать огонь в домашнем очаге, – произнес он английскую поговорку на прощание.
– Как вы сказали?
Он постарался, как мог, перевести ей это на французский.
– Аu revoir, M. Tome! Bon voyage! [7] – Мадам Аннет помахала ему рукой, стоя в дверях.
Том взял красный “альфа-ромео”, один из двух автомобилей, стоявших в гараже. В Орли он оставил машину на стоянке, сказав, что вернется за ней дня через два или три. Купил в аэропорту виски для “шайки”. У него уже была припрятана большая бутылка перно в чемодане. В Лондон разрешалось провозить не больше одной бутылки, но Том знал по опыту, что если он открыто предъявит одну таможеннику, тот не станет рыться в чемодане. У стюардессы он приобрел также несколько пачек “Голуаз” без фильтра, которые пользовались в Лондоне большой популярностью.
В Лондоне шел мелкий дождь. Автобус полз по левой стороне дороги мимо частных особнячков, чьи названия всегда забавляли Тома, хотя сейчас он едва различал их в полумраке. “Байд-э-ви”. Это же надо придумать. “Милфорд хейвен”. “Дан вондерин”. Названия были написаны на небольших табличках. “Инглнук”. “Сит-йе-Дун”. Господи, помилуй. Затем цепочка притиснутых друг к другу викторианских домов, преобразованных в маленькие отели с громкими названиями, составленными из неоновых трубок между дорическими колоннами входа: “Манчестер Армз”, “Кинг Алфред”, “Чешир-хаус” [8]. Том знал, что эти респектабельные заведения с узкими вестибюлями часто служат надежным убежищем для известнейших убийц, которые и сами выглядят не менее респектабельно. Англия есть Англия. Боже, храни ее.
Затем внимание Тома привлек плакат на левой стороне дороги. “ДЕРВАТТ” – было написано черными буквами, четким почерком, постепенно соскальзывающим вниз, – подпись художника. Тут же была воспроизведена в цвете одна из его картин, выглядевшая при слабом освещении темно-бордовой или даже черной и изображавшая нечто похожее на поднятую крышку рояля. Новая фальшивка кисти Бернарда Тафтса, разумеется. Через несколько ярдов висел еще один такой же плакат. Было даже немного странно прибывать в Лондон так тихо и незаметно, в то время как тебя так громко рекламируют по всему городу. Никто не обратил на Тома внимания, когда он сошел с автобуса на конечной станции в Западном Кенсингтоне.
С автовокзала Том позвонил в студию Джеффа Константа. Подошел Эд Банбери.
– Хватай такси и двигай сюда! – Эд был сам не свой от радости.
Студия Джеффа находилась в квартале Сент-Джонс-Вуд. Второй этаж, налево. Это было пристойное и опрятное маленькое здание, не слишком шикарное, но и не убогое.
Эд распахнул дверь.
– Черт возьми, Том! Как я рад тебя видеть!
Они обменялись крепким рукопожатием. Эд был выше Тома, его редкие белокурые волосы постоянно спадали ему на уши, и он то и дело отпихивал их назад. Ему было что-то около тридцати пяти.
– А где Джефф? – Том вытащил из красной сетки сигареты и бутылку виски, а из чемодана – контрабандное перно. – Это для всей честной компании.
– О, великолепно. Джефф в галерее. Том, слушай, ты не передумал? Все необходимое у меня здесь, а времени осталось совсем немного.
– Раз уж приехал, то рискну.
– Должен прийти Бернард. Он поможет. Расскажет о Дерватте. – Эд с беспокойством взглянул на часы.
Том снял плащ и пиджак.
– Дерватт ведь не обязан быть там с самого начала? Выставка открывается в пять?
– О, разумеется. Раньше шести нам ни к чему появляться… Я все-таки беспокоюсь насчет грима. Джефф велел еще передать тебе, что ты чуть ниже Дерватта, – но кто помнит такие детали, даже если я когда-нибудь и приводил их в своей статье? У Дерватта были серо-голубые глаза. Но и твои сойдут. – Эд рассмеялся. – Хочешь чая?
– Нет, спасибо. – Том поглядел на темно-синий костюм, разложенный на кушетке Джеффа. На вид он был слишком велик и к тому же плохо выглажен. На полу стояла пара кошмарных черных туфель.
– Почему бы тебе не выпить? – спросил Том Эда, который, он видел, был как на иголках. Если кто-нибудь нервничал рядом с Томом, это обычно действовало на него успокаивающе.
В дверях прозвенел звонок. Эд впустил Бернарда Тафтса.
– Бернард, как поживаешь? – спросил Том, протягивая руку.
– Спасибо, хорошо, – ответил Бернард несчастным тоном. Он был худ, с оливковым оттенком кожи, прямыми черными волосами и темными бархатными глазами.
Том решил, что в данный момент не стоит слишком много болтать с Бернардом, лучше поддерживать деловую атмосферу.
В крошечной, но вполне современной ванной Джеффа Эд налил в таз воды и принялся обрабатывать волосы Тома оттеночным шампунем, чтобы они выглядели темнее. Бернард стал рассказывать о Дерватте – правда, лишь после того, как Эд сначала намекнул ему, а потом настойчиво повторил, что пора уже начинать.
– Ходил он слегка сутулясь, – сказал Бернард. – Голос… Он был немного стеснителен и говорил, пожалуй, довольно монотонно. Ну, примерно вот так, если только у меня получается похоже, – произнес Бернард бесцветным голосом. – Время от времени он посмеивался.
– Кто ж этого не делает, – отозвался Том и сам нервно рассмеялся. Теперь он сидел на стуле с прямой спинкой, а Эд его причесывал. Справа от Тома на подносе лежало нечто похожее на кучку волос, вроде тех, что сметают в парикмахерской после стрижки, но Эд взял это в руки, встряхнул, и оно оказалось бородой, прикрепленной к тонкой и плотной марле телесного цвета.
– Господи, помилуй! – воскликнул Том. – Надеюсь, там будет не слишком яркое освещение.
– Мы за этим проследим, – заверил Эд.
Пока Эд трудился над усами, Том снял два своих кольца – одно обручальное и другое Дикки Гринлифа – и сунул их в карман. Он попросил Бернарда подать ему из кармана его брюк мексиканский перстень. Тонкие пальцы Бернарда были холодными и дрожали. Том хотел спросить его, как дела у Цинтии, но вспомнил, что Бернард с ней больше не встречается. А ведь они хотели пожениться. Эд щелкал ножницами вокруг его головы, стараясь смастерить вихор спереди.
– И еще Дерватт… – начал Бернард, но голос его дрогнул.
– Ладно, Бернард, хватит, помолчи! – бросил Эд и рассмеялся чуть истерически.
Бернард усмехнулся тоже.
– Простите… Нет, правда, прошу меня извинить. – В голосе его звучало искреннее сожаление.
Борода с помощью клея встала на место.
– Я хочу, чтобы ты немного походил, Том, пообвыкся, – сказал Эд. – В галерее… Мы решили, что тебе не стоит заходить вместе со всей толпой. Там сзади есть служебный вход – Джефф нас впустит. Мы пригласим нескольких журналистов к себе в офис, где будет только один торшер в другом конце комнаты. Лампочки из люстры и бра мы выкрутили, так что они просто не смогут их зажечь.
Приклеенная борода холодила лицо. Посмотрев на себя в зеркало ванной, Том решил, что он похож на Д. Г. Лоуренса. Вокруг рта он чувствовал волосы. Это ощущение ему не нравилось. На маленькой полочке под зеркалом стояли три фотографии Дерватта: Дерватт в рубашке без пиджака читает книгу в шезлонге; стоит рядом с каким-то незнакомым Тому человеком; глядит прямо в объектив. На всех трех снимках Дерватт был в очках.
– Очки, – сказал Эд, будто прочитав его мысли.
Том взял у Эда очки с круглыми стеклами и надел их. Сразу стало лучше. Том осторожно улыбнулся, чтобы не повредить еще не присохшую бороду. Стекла в очках были простые. Том, ссутулившись, вышел обратно в комнату и произнес, как он надеялся, голосом Дерватта:
