Юля Лемеш - Убить эмо
– Ее поведение прекрасно объясняет все мои заскоки. Прикинь, приходит участковый, она ему квашеной капустой на фуражку, а он потом меня еще и жалеет. Мол, несчастный ребенок, что ему приходится терпеть. А я и не терплю. Я привык.
С моей мамашей сложнее.
Впрочем, мне она давно не улыбается, только рожи корчит. Хмурые такие. С поджатыми в ниточку губами. Думает, что непременно надо выказывать свое неодобрение. А то вдруг я забуду, какая я нехорошая.
А я ведь даже не выставляюсь, как некоторые эмо. Так, немного совсем, если настроение подходящее. Ну, пару‑тройку намеков на принадлежность к эмо. А то, что постоянно в черном, так я и до того, как узнала про эмо‑культуру, так одевалась. Мне в принципе черный цвет нравится. В нем есть изначальный стиль. Кроме того, мое лицо как‑то удачно с ним контрастирует.
– Слава богу, хоть волосы в черный не выкрасила, – глубокомысленно рассуждает мама.
И не буду. Они мне и такие нравятся. Хороший рыжий цвет. Который зимой становится почти каштановым, а летом выгорает до светло‑золотистого.
– Челку подстриги, а то без зрения останешься, – а вот такие предостережения я слышу в сотый раз.
Чтоб мама так не убивалась, я демонстративно собрала челку в пучок и связала ее розовой резинкой.
– Так и будешь ходить? – всполошилась мама, которая уже усвоила, если я чего решила, непременно сделаю.
Сегодня у нее возникла охота позаниматься воспитанием:
– Стася, у тебя такое привлекательное лицо, а делаешь из себя черт‑те что.
– И сбоку бантик, – поддержала я ее, поскольку челка вместе с резинкой благополучно съехали на сторону.
– И как такую тебя любить?
– Я же тебя люблю, – удивилась я. – Хоть ты в это и не веришь.
– Не верю. Если бы любила, то стала бы как все нормальные дети.
Иногда мне кажется, что мама не способна любить просто так. Ей нужно фундаментальное обоснование любви.
Любить за что‑то – это тупо. Нужно любить просто так.
Мамина убежденность в моей ненормальности только окрепла после моей идиотской исповеди. Она как‑то спросила, что со мной происходит. Ая сдуру попыталась ей объяснить. Кто ж знал, что с ней нельзя откровенничать? Во‑первых, она ни фига не поняла, а во‑вторых, из простых признаний сделала тупые упрощенные выводы. В том числе – о моей врожденной ущербности:
– Ты не моя дочь. Тебя подменили в роддоме.
А то! Такие идеи и мне порой приходили в голову.
– У тебя что, мальчик был? Надо было внимательнее смотреть, когда из роддома получала.
– Заткнись! Ты меня достала. И куда школа смотрит!
– Я тебя тоже очень люблю! Вот и поговорили по душам.
Иногда она обзывает меня уродкой, пугалом, клоуном, Гитлером, а когда совсем взъерепенится – специальным громким голосом рассказывает подругам по телефону, что я страшнее атомной войны. Что я отощала как дистрофик и скоро сыграю в ящик. Я не тощая. У меня нормальный сорок четвертый. А грудь даже великовата. Зато все остальное как надо. Особенно глаза. Не хуже, чем в японских мультиках. Ну, может, чуть поменьше. Зато, когда обведешь немного, самое то. Все, кто понимает, страшно завидуют.
* * *
А потом маме стало по барабану, отчего я мучаюсь и чей я ребенок, потому что она родила новую игрушку и ей стало до меня как до лампочки. Хотя если задуматься – до лампочки не так и далеко. Только руку протянуть.
– Ты, внучка, душу‑то никому не раскрывай. Чем шире откроешь, тем скорее в нее плюнут, – наставляла меня бабушка.
А в душу не только плюют. Ее иногда выпивают.
– Не забывай, что ты самая лучшая на свете, – уверяла меня бабушка. – И не старайся выглядеть. Просто будь собой.
Иногда я забываю, что она умерла.
Я не хочу забывать, но порой мне кажется, что она так и сидит на лавке у дома. И я могу, когда захочу, подойти к ней, поцеловать ее в смятую щеку. А она похлопает рукой рядом, мол, присаживайся, поболтаем.
Мама, как до тебя достучаться? Ау! Перестань казаться кем‑то выдуманным.
А вдруг она и вправду такая замороженная?
Теперь ее даже моя внешность не коробит. Будто я грязное пятно на обоях. Неприятно, но можно картиной прикрыть, чтоб в глаза не так бросалось. Меня «прикрыли» фразой «тупая как пробка». Раз тупая, значит, ничего не поделаешь. По‑моему, маме даже нравится, что ее все жалеют из‑за такой дочери. Она не оставляет попыток меня подмять, подчинить своей воле. А папа говорит «перебесится», «подрастет и станет как все».
А я не хочу как все! И не буду!
Однажды я купила джинсовый комбез для беременных, подложила под нагрудник розового медведя и так приперлась в школу. Медведь был крупный, но не слишком большой. Но морда у него была прикольная. Я так целый день проходила. Как кенгуру. Еле вытерпела. Знала бы, что от синтетики такой чих, ходила бы со старым, плюшевым. Ну и что с того, что у него глаза давно отвалились и лапы на соплях держатся. Зато он не аллергенный. Кстати, к платьям для беременных широкие галстуки самое то. Главное – с цветом не промахнуться.
* * *
У меня есть секрет. Точнее, не секрет, а собственный кодекс эмо. Не думайте, что я просто дурочка, начитавшаяся всякой муры про эмо‑культуру и ее прелести. Которые, кстати, не так уж и применимы в отношении реальной российской действительности. Так вот, я долго думала и решила, что эмо – это не массовая мода, а значит, и не мода вовсе. Вывод – надо думать своей головой, что к чему, и не работать на публику. То есть переваривать информацию, а потом примерять на себя. Тьфу! Не примерять, а выбирать нужное… В общем, вы поняли.
Будь собой, но не забывай, что ты – эмо. Внешняя красивость не критерий оценки личности, хотя сейчас напропалую рекламируют стандартную усредненную красивость как самое важное. Только почему так много убожества?
У меня есть и другие принципы. Например – хамство не проявление эмоций, а невоспитанность. Однако иногда хамить просто необходимо. Хамство как возмездие и наказание вполне допустимая штука. Он тебе в глаз, а ты ему в рожу. Вы думаете, что эмо безвольные хлюпики? Да ни фига подобного. Погодите немного, мы вам еще припомним ваши запреты. Дайте только время.
Эмо такие разные! И это так здорово!
У меня есть знакомая. Она от природы робкое существо. Для нее нахамить то же, что сигануть с самолета без парашюта. Она не в состоянии дать отпор продавщице, внагляк зажавшей сдачу.
У нее есть одна глобальная идея. На которой строится все ее мировоззрение. Она сама мне так сказала.
Итак, в ее понимании любовь на всю жизнь – самая главная мечта. Если мечта сбудется, то дальше жить незачем. Сбывшаяся мечта – это катастрофа. После нее не к чему стремиться. А значит, надо выбирать только безответную любовь. Тогда все правильно. Как в игровых автоматах. Там все знают, что проиграют.
Влюбилась, получила массу острейших эмоций. А потом все обострила до крайности, признавшись в своих чувствах объекту. Апофеоз. Ваша ставка бита!
Только надо быть жутко прозорливой в отношении психологии. Объект непременно должен соответствовать задуманному. Например, быть уже в кого‑то влюбленным. Или – голубым. Или – влюбленным в какое‑то хобби. Лучше, если он классный музыкант или скейтер. Главное, чтоб они действительно умели пользоваться тем, что с собой таскают. А то сейчас повадились носить по городу гитару или скейт для понта. А сами ни в зуб ногой. В общем, подойдут все, кому не до сопливой романтики, но непременно порядочные.
Тут возникает дилемма. Не исключена ошибка с объектом. Бандюки и козлистые гопники видны сразу. Но жертва ваших устремлений может оказаться ушибленным на всю голову и из ложной порядочности поиграть в ответные чувства. Или действительно все время был втайне в вас влюблен, только сказать боялся. Или он шизоид секса, и ему все равно с кем и какого пола. Лишь бы дали. А приличным человеком только умело прикидывался.
Когда мы познакомились, то я сразу решила, что она – эмо. Такая замечательная эмо‑порода. Которая своим поведением показывает миру, что есть слабые ранимые люди, их просто необходимо защищать и жалеть.
Быть эмо – не способ защиты от окружающего нас зла. Но по мне лучше давать сдачи, если на меня нападают.
Танго сначала сильно увлекся этой девочкой, а потом долго извинялся и удрал.
– Встречаться с ней то же, что с младенцем. Я все время боюсь что‑то не то сказать или нечаянно руку сломать…
– Ты что, ей руки выкручивал?
