Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист (журнальный вариант)
Я-то думал, что мир подарен мне от рождения! Мир не дарится – он покупается.
ЧетвергСложность не в том, чтобы ответить на вопрос, зачем мы живем, а в том, чтобы не задавать его себе.
ПятницаУжинаем с Людо в «Ами Луи», по соседству с Ванессой Паради и Джонни Деппом.
Глядя на эту прелестную парочку, Людо, мой женатый друг, хандрит еще больше:
– Ну как это у них получается? Моя жена так страдает от жизни со мной… Хуже всего ее испуганный взгляд.
– Испуганный? Ты ее бьешь?
– Нет, но мне кажется, она все время боится, что я от нее сбегу. Это меня нервирует. Плевать, что мы не спим, но от ее страха я впадаю в черную тоску. Мне кажется, что я чудовище. Тебе, холостяку, этого не понять…
– Холостяков женщины боятся не меньше, уверяю тебя: их страшит моя свобода, моя неряшливость, они боятся в меня влюбиться, подхватить какую-нибудь заразу или, того хуже, вообще ничего не почувствовать. Наверняка я занимаюсь любовью реже, чем женатые мужики.
– Если только они не хранят верность женам!
– Знаешь, мне кажется, я сексуальный психопат.
– Что? Ты садо-мазо, зоофил, педофил?
– Нет, я еще извращеннее. Я хочу, чтобы меня любили. А что Пенелопа? Ты по-прежнему с ней встречаешься?
– Нет, меня это не возбуждает с тех пор, как слишком возбуждает ее.
ВоскресеньеЛучшая фраза недели, как это частенько случается, принадлежит Анджело Ринальди:[48] «Роман – это не что иное, как переход из безвестности в забвение, не более того».
ПонедельникПодведем итоги: я люблю Клер, но она не хочет меня видеть; Пенелопа хочет меня, но я больше не хочу ее видеть. С тех пор как мою последнюю книгу перевели тут и там, я все время в разъездах. Я пользуюсь присутствием фанаток в ночных клубах. Культивирую в себе интересную горечь, которая служит мне разменной монетой. Вместо того чтобы признать, что мне повезло, я все время жалуюсь. Ненавижу всех, кто хоть в чем-то на меня похож. Мир представляется мне безликим, потому что я бываю только в аэропортах и на дискотеках. На всем земном шаре фоном служит одна и та же песня. Глобализация проявляется прежде всего в музыке. Земля превратилась в танцпол. В этом дневнике я описываю новое явление: всеобщую дискотекизацию мира. Недавние исследования показали, что дискотека занимает первое место в списке развлечений – и трат – 18-24-летних (оставляя далеко позади кино, театры, концерты… и книги).
ВторникКлер сделала аборт, не предупредив меня. Я попытался дозвониться в больницу, но дежурная медсестра сказала, что не имеет права сообщать имена пациенток. Навестить ее нельзя: сегодня в 15 часов эмбрион был высосан в небытие, откуда он, собственно, и не должен был выходить. Как помириться с женщиной после всего того, что я ей устроил? Можно ли причинять ей такую боль под тем лишь предлогом, что любишь ее слишком сильно, чтобы сделать ей ребенка?
СредаПисать – значит ждать: писатель, словно киноактер между двумя эпизодами, частенько просто сидит на стуле и ждет своего выхода.
ПятницаУтонченная шутка недели: знаете ли вы, какая разница между женщиной, у которой месячные, и террористом? С террористом можно договориться.
ВоскресеньеПо-моему, мне надо перестать думать. Я долго думал, прежде чем пришел к этому заключению.
ВторникВзяв себя и свой «Нокиа» в руки, я звоню Клер. Не повезло, нападаю на ее сына. Противно. Такое ощущение, что я Клокло,[49] исполняющий песню «Телефон плачет».
– Послушай, мама есть? Скажи ей: «Мама, это тебя».
– А, это ты, Оскар? Даю тебе маму.
Я уже собрался было затянуть припев «Тееееееелефоооон плааааче-ееет…», но тут Клер внезапно взяла трубку.
– Что случилось? Что ты тут забыл?
– Тебя.
Телефон не плачет.
– Знаешь, у меня новый любовник. Прощай.
– Подожди. Я не могу без тебя жить.
– Поздно. Иди ты на хрен!
Ту-у. Ту-у.
Она «тутукает», а я превращаюсь в койота, воющего на луну. Телефон рычит. Телефон несет вздор. Телефон пищит. Телефон дает отбой. Телефон кричит.
СредаПонтий Пилат – властитель дум нашего времени. Тру́сы, избегающие ответственности, умывающие руки, чтобы не принимать решения, – вот вы кто. Мы все – покорные замороченные Понтии Пилаты, приходящие в ужас при мысли о том, что надо усомниться в этом мире, который выше нашего понимания, и в его тайнах, поскольку мы уже даже не делаем вид, что они – наших рук дело.[50] Ролан Барт говорил: «Понтий Пилат – это не человек, который не говорит ни да, ни нет, а человек, который говорит „да“». Мы считаем, что негодуем, а на самом деле молча киваем. И к тому же надеемся держать руки в чистоте.
ВоскресеньеВсе так чудесно в пяти сантиметрах от лица женщины, которую, может быть, сейчас поцелуешь. С этой точки лучше не сдвигаться. Продолжение явно будет не так невинно.
Мне ни в коем случае нельзя было склоняться к Клер, когда я увидел впервые ее белоснежное, чистое тело в весенней ночи. Надо было держаться подальше, на космическом расстоянии.
ВторникГадаю на ромашке, думая о Клер:
– Дура – не дура, клюнет – поцелую, к сердцу прижму – к черту пошлет…
Боль меня не отпускает, я не могу забыть ее.
Когда я ее вижу, мне кажется, что она подурнела, когда не вижу – что похорошела. Она вульгарна, шумна, безумна, слишком громко смеется, безвкусно одевается, этакая Марлен Жобер для бедных, Николь Кидман для нищих, носит шлёпки в разгар зимы, ездит на уродской тачке, набитой детскими креслами, у нее двое детей от разных отцов, она трахается, как ненормальная, один, два, три, четыре раза подряд ей мало, она визжит и засовывает себе туда еще и пальцы, она ненасытна и пресыщена одновременно, ей на все плевать, Клер тоскует, я тоскую по Клер, и всякий раз, бросив ее, чувствую себя опустошенным. Она произошла в моей жизни. Со мной редко кто-то случается.
СредаЭсэмэски – новомодное средство общения. Все посылают друг другу записки на мобильные телефоны. Мы вернулись к телеграмме, к эпистолярному жанру, к опасным связям. Например:
Я по тебе скучаю.
Мне так не хватает твоих рук.
Мои губы шарят по твоему телу.
Ich liebe dich![51]
Я мокну по тебе.
Мне столько лет, сколько хочешь, меня зовут, как хочешь.
А не пойти ли нам в «Квин»?
Ладно, это, конечно, еще не Шодерло де Лакло, но мы потихоньку к нему приближаемся. Скорость и краткость этих записок заставляет преувеличивать чувства и желания. Одна моя подружка пожаловалась вчера:
– Надоели мне эти «эсэмэс-lovers»![52]
ЧетвергВо Франции произошла колоссальная революция, а все как воды в рот набрали! Национальная ассамблея разрешила вазэктомию. Это означает, что в скором времени все растущие легионы Оскаров Дюфренов смогут добровольно себя стерилизовать, чтобы развратничать без гондонов и детей. Вот радости-то: эгоисты, слава богу, перестанут размножаться. Когда же наконец вазэктомию будет покрывать медицинская страховка?
ВоскресеньеНашел способ тискать сиськи задарма: достаточно заявить, что они искусственные. Тетки до смерти обижаются, вмиг задирают футболки и просят пощупать и убедиться. Не сдавайтесь сразу, будьте профи. Скажите:
– Операция прошла хорошо? Ну надо же, в жизни не скажешь, что силикон.
– Ты что! Они настоящие! Ты пощупай, пощупай!
Стриптиз на халяву и тисканье сисек обеспечены. Что надо сказать? То-то же. Спасибо, Оскар!
ПонедельникХорошо бы сегодня со мной произошло что-то интересное. Думаю, от этого выиграли бы все на этой странице.
ВторникВеду младшую сестру приятеля к «Чену» (это лучший китайский ресторан в Париже). Читая меню, она восклицает:
– Тут слишком всего много, у меня сбой в системе принятия решений.
Молодые выражаются все более странно. Например, я понятия не имею, как на верлане[53] сказать «антиконституционный». Ужин не удался ввиду полного отсутствия общих тем. Обжегшись на Клер, дую на воду. Потому-то я ее и потерял. Пока, общаясь с женщинами, я буду бояться, что мне будет больно, я не влюблюсь. Иногда я думаю, что в нашем веке уже больше никто ни в кого не влюбится. На кой черт? Поколение панцирных. Мир насекомых. Армия броненосцев. Любовь? Сколько подразделений?
СредаСтрасбург – это Амстердам без косяков в свободной продаже (но эльзасское вино дозволено). Я грызу соленые крендельки и размышляю о Европе. Опьянение в готическом городе изысканно; серебристая вода в канале отражает фахверковые дома и высокие сапоги эстонских шлюх. В «Ливинг-рум» (ул. Балейёр, 11) обстановка буржуйской помпезности. Напеваю «You are My High», хит морозных ночей. Много пить вредно, особенно сидя: вставляет, только когда встаешь с места. Идти не получается, приходится снова садиться, и вот тут начинаются настоящие неприятности. Далее наступает черед кислой капусты с сосисками, потом заваливаемся в «Авиаторов» (адрес потерял). Почему вечно приходится выбирать между блондинками, брюнетками и рыжими? Я бы потусовался с блюнеткой, брондинкой и блыжей! Уже 7 часов утра; ни фига не стоит. В этот час бедняки идут на работу.
