Алексей Митрофанов - Юлия
Он полез во внутренний карман пиджака, достал толстый конверт и протянул депутату. Филатов взвесил его на ладони – конверт был недостаточно тяжелым для требуемой суммы. Он заглянул внутрь – и тонковатым тоже.
– Сколько здесь? – спросил он.
– Пятнадцать тысяч.
– Но мы договаривались о тридцати.
– Это первая часть. Вторую получите в аэропорту.
«Совсем как в дешевом шпионском фильме», – подумал Филатов. Он не знал, смеяться ему или материться. Подумав, решил не делать ни того ни другого. Нужно воспринимать Юлию такой, какая она есть. Перефразируя французскую поговорку, можно сказать: «Юлия такова, какова она есть, и больше никакова».
– Когда именно в аэропорту? – поинтересовался он.
– В самолете. Я полечу с вами.
– Одну минуту, – сказал Филатов.
Он вышел в коридор и набрал номер Юлии.
– Юля, ну прекрати ты этот цирк! Мы ведь уже договорились. Сколько можно?
Та нимало не смутилась.
– Где ты видишь цирк? – сухо спросила она.
– Прямо здесь, перед собой.
– А какие у нас есть гарантии, что ты будешь правильно ориентироваться на месте?
Последняя фраза говорила о том, что передача денег в самолете на самом деле и не планировалась.
– То есть отработаю ли я? – оскорбился Филатов.
– Можно и так сказать.
– Ну, нет гарантий, так и не надо! – не выдержал он. – Давай тогда разойдемся, и дело с концом. Я вообще-то не понимаю, кому это больше нужно – мне или тебе? Сейчас тебе карлик перезвонит и скажет то же самое, – пошутил он.
Юлия почувствовала, что перегнула палку и он настроен решительно. Она пошла на попятную.
– Ладно, завтра тебе привезут вторую половину, – нехотя пообещала она.
На следующий день заявился неразговорчивый парень охранного вида, отдал Филатову вторую половину денег и уехал.
Глава 5
Встреча Наталии Ивановны Митренко, женщины среднего возраста, кандидата в президенты Украины на выборах одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, с избирателями города Кривой Рог должна была пройти ни шатко ни валко. Народу в заводской дом культуры на рабочей окраине пришло человек сто пятьдесят, так что зал на девятьсот мест казался почти пустым. Было сыро и от этого холодно. Вторая половина осени на Украине – самое неуютное время. Центральное отопление из-за экономии не включают до последнего, пока не выпадет снег. Часто на улице бывает теплее, чем в пропитанном сыростью помещении. Да и когда включат, температура выше пятнадцати градусов не поднимается. По этой причине граждане сплошь и рядом устанавливали в квартирах автономное газовое отопление. Оно обходилось в две-три тысячи долларов, что было очень много по украинским меркам, зато позволяло не мерзнуть.
Аренда зала стоила недорого. Директор жаловался, что раньше хоть в кино народ ходил и какая-то копейка капала, а теперь все сидят по домам, пялятся в «дуроскоп» – так он назвал телевизор – или смотрят видаки и жизнь очагов культуры замерла. Скоро они совсем погаснут.
– Сдайте вестибюль под мебельный салон, – посоветовала она, чтобы отвязаться. – Теперь все так делают. Или под свадьбы.
– Нельзя, – захныкал директор, – начальство комбината не позволяет. Вы бы добавили нам на бедность, совсем уж за копейки вам сдаем.
– Когда я стану президентом, – пообещала Митренко, – культура опять будет развиваться семимильными шагами.
– Это понятно, – не отставал директор, – но нам бы зиму пережить. Перебои теперь со всем, даже со светом и водой, – зачем-то добавил он.
Митренко посмотрела на директора. «Косит под убогого, – подумала она, – как бы сюрприз какой не устроил. Свет, например, во время встречи выключит. Скажет, что сгорели пробки, – пойди проверь».
Митренко подозвала помощника.
– Дай сто долларов! – велела она. Зеленоватая бумажка исчезла в глубоком директорском кармане в мгновение ока.
– Премного благодарен! – стал раскланиваться он. – Не волнуйтесь, зал обеспечим в лучшем виде.
– Дай бог счастья вам и вашим детям, – насмешливо добавила Митренко.
– Что? – не понял тот.
– В Москве в метро так говорят.
– Когда?
– Когда по вагону идут.
– Не знаю, давно не был, – пробормотал тот и исчез.
«Зря я с ним так, – пожалела Митренко. – Контролировать надо эмоции. Политик должен быть человеком без нервов». Ей было жаль ста долларов, этим и объяснялась последняя фраза.
Народ в зале уже собрался. В основном пришли немолодые люди. Наверное, те, у кого поломался телевизор. Сидели одетыми. Ведущая представила ее, раздались жидкие аплодисменты.
– Наша партия, – сказала Митренко, – выступает за социальную справедливость. Когда мы придем к власти, реформаторов будут судить. Для молодых есть урановые шахты в Желтых Водах, для тех, кто уже работать не способен, создадим резервации.
– Кто у вас будет премьером? – спросил старичок из первого ряда.
– Премьером буду я сама! Одновременно буду и президентом и премьером! Для того чтобы не было вот этого, знайте, лягу между решением президента и исполнительной властью!
В зале раздались смешки, но они Митренко не смутили. По-любому это лучше, чем угрюмая тишина.
– За спиной Международного валютного фонда стоит мировое правительство, – продолжала она. – Его Глава – английская королева. Не думайте, что она – старая безобидная бабушка. Это самая черная фигура современности.
«Черная» английская бабушка собравшихся не впечатлила. В зале сидели такие же бабушки, но украинские.
– Я, возможно, и не баллотировалась бы, если бы хоть кто-нибудь предлагал реальные пути спасения Украины, – сказала Митренко. – И я просто призываю всех женщин Украины сразу забрасывать тухлыми яйцами любого кандидата в президенты, если только он будет грязно говорить обо мне. Я буду использовать всех. С той целью – чтобы спасти Украину. Я – самый неудобный человек в стране.
Народ уныло слушал. Митренко произнесла еще с десяток партийных лозунгов.
– А как вы относитесь к частной собственности? – последовал вопрос из зала.
Это была Вера, одна из ее помощниц. Вера специально одевалась так, чтобы ее нельзя было отличить от уличной продавщицы бананов, семечек или сигарет – в сером платке из козьего пуха, войлочных сапожках и неуклюжем синтетическом пальто, подпоясанном офицерским ремнем. Обсуждая ее костюм, они сначала хотели использовать солдатский ремень, но выяснилось, что таких толстых солдат не бывает. Пришлось взять офицерский, там допуски по фигуре оказались побольше. Голос у Веры хриплый, а лицо красное. То и другое обычно бывает у тех, кто много времени проводит на морозе и согревается водкой. К водке Вера относилась хорошо, и здесь не пришлось ничего придумывать, а вот над цветом лица имиджмейкеру Саше, худому, очкастому и какому-то пыльному парню, довелось поработать – тональный крем, перемешанный с помадой, придал Вериному суровому лику нужный колор. Она даже стала немного смахивать на индейца Медвежий Коготь, не хватало лишь пары перьев за ухом.
– Ну ты прямо наш Макс Фактор, – похвалила Митренко Сашу.
– А кто это? – поинтересовался тот, не отрываясь от работы.
– Не знаешь? Темнота! Еврей один, голливудских актеров гримировал, всякие затирки для них придумывал. Потом основал свою компанию.
– Давно?
– Еще во времена немого кино. Ну и потом, конечно, тоже. Кстати, наш земляк, с Украины.
– Эх, мне бы тоже в Голливуд попасть, – мечтательно вздохнул Саша.
– Держись за меня – не пропадешь! – пообещала ему Митренко. – Вот стану президентом, будешь жить лучше, чем в Голливуде.
Она давно уже усвоила – обещать нужно побольше, всем и всего. Все равно потом никто ничего не помнит. Политическая борьба – это такой театр, совмещенный с рингом. Кто кого переобещает – тот и победит. Ну и, само собой, на любовь к неньке-Украине надо напирать. Мол, так я ее люблю сердешную – ни есть, ни пить, ни спать не могу. Патриотизм для политика – великая вещь! Ведь у народа, в принципе, всего три мысли в голове: пожрать, поспать и трахнуться. Ему простительно – он убогий, народ-то. А ты, политик, неусыпно думаешь о родине, и, стало быть, ты для этого народа отец родной. Или мать родная, как в ее случае. Оно даже так и лучше – мать родная. Сразу вспоминается статуя Родины-матери в Волгограде. Особое впечатление она производит на тех, кто едет в поезде. Едешь себе и едешь – а тут вдруг из-за горизонта появляется она – исполинская женщина с мечом. Прямо мороз по коже. Кажется, что до нее совсем близко, а на самом деле – несколько километров. Вот это и потрясает.
Саша обычно гримирует и другого члена ее команды – Потапыча, придавая ему черты спивающегося интеллигента. Потапыч обычно задает «ехидные» вопросы – сыплет цифрами, проводит параллели с другими политиками, спрашивает, чем она отличается от Кучмы или того же Морозова. Все согласовано, конечно, и она с легкостью отбивает атаки Потапыча, кажущиеся несокрушимыми. Без этих двоих на встречах никак нельзя. Они будоражат толпу. Не будь их – эти бараны так и разойдутся, ни о чем не спросив. Нет, лучший экспромт тот, который подготовлен заранее.
