Джонатан Коу - Круг замкнулся
Позднее утро
Итак, моя «большая» сестра, угадай, где сейчас папа и почему весь дом оказался в моем полном распоряжении на целых два часа? Разумеется, ты с ходу догадаешься. Отец в церкви! Полирует свои человеческие качества. И я бы только приветствовала его старания, если бы от них был хоть какой-нибудь толк. Вот уже шестьдесят лет каждую неделю без пропусков папа посещает воскресную службу (о чем он напомнил мне утром за завтраком), и, по-моему, результат нельзя назвать выдающимся. По правде говоря, если это все, чего церковь сумела добиться за шестьдесят лет, пора требовать деньги назад.
Но нет, вмешиваться в папины дела мы не станем — пустая трата времени. К тому же мне осталось высидеть лишь одну трапезу в его компании — кошмарный воскресный обед, — после чего меня здесь уже не будет. Я вздумала себя побаловать и сняла номер в «Хайят-Риженси» на двое суток, в новом и самом шикарном отеле Бирмингема: двадцать с лишним этажей, возведенных вплотную к, Симфоническому залу и комплексу «Бриндли». В пятницу я гуляла в этой части города, с трудом ее узнавая, настолько все тут переменилось по сравнению с семидесятыми. Раньше вокруг каналов тянулись пустыри, куда ни посмотри. Теперь же бары и кафе стена к стене, и каждое заведение блестит, сверкает — глаз не оторвать. И опять я повсюду наблюдала эти таинственные встречи и переговоры.
Но может, тебе лучше меня известно, что здесь творится. Может, ты была тут год или два назад. А то и в пятницу утром пила кофе с друзьями в «Баре номер один». Кто знает?
Хотя я лишь на секунду взглянула на того типа, что орал и плевался на меня вчера только по той причине, что ему просигналили, я все время об этом думаю. Я уже говорила, что его рожа напомнила мне об одном случае, которому я была свидетелем этим летом в Италии. Тогда я впервые видела, чтобы мужчина настолько утратил контроль над собой. На это было страшно смотреть (а я не просто смотрела, но находилась в самой гуще событий), однако последствия в некотором смысле оказались еще хуже: случившееся привело меня прямиком в объятия Стефано. Ну и где я теперь?
Кажется, с тех пор целая жизнь прошла.
Лукка со всех сторон окружена горами, но самые живописные места расположены на северо-западе. Средь лугов, на высоком склоне со сказочным видом на город (один из самых красивых в Италии), реставрировали старую ферму — от основания до крыши, изнутри и снаружи. Реставрацию заказал британский бизнесмен по имени Мюррей, но он лишь оплачивал счета, работами руководила его жена, Лиз. Архитектора же, наблюдавшего застроительством, звали Стефано. Лиз ни слова не говорила по-итальянски, а Стефано по-английски, вот почему на сцене появилась я. Меня пригласили переводчиком — устным и письменным, — и на полгода Лиз Мюррей стала моей начальницей.
Наверное, кто угодно слегка обалдеет, когда спустя два дня после подписания контракта обнаруживаешь, что твой босс — законченная стерва. Сказать, что у Лиз был дурной характер и что она ругалась не закрывая рта, значит ничего не сказать. Это была наглая самодовольная дура из Северного Лондона, которая от души, безоговорочно презирала тех, кто на нее работал, — да и все остальное человечество тоже, насколько я могла судить. Имелся ли у нее заплечами какой-нибудь рабочий стаж, этого я так, и не выяснила; на моих глазах она не проявила таланта ни в чем, разве что в искусстве запугивать людей и помыкать ими. К счастью, моя работа была вся на виду и я хорошо с ней справлялась, профессионально, во всяком случае; и пусть я ни разу не услышала ни единого слова благодарности и мне постоянно указывали на мое место подчиненного, Лиз по крайней мере на меня не кричала. Но Стефано приходилось мириться с беспардонной руганью (которую я должна была переводить), и строителям тоже. В итоге их терпение лопнуло.
Это случилось в среду, если не ошибаюсь, в самом конце августа. На пять вечера назначили совещание на стройплощадке. Стефано, Лиз и я приехали к ферме каждый по отдельности. Прораб Джанни уже ждал нас, взмокший, уставший. Он работал целый день вместе с четырьмя другими парнями. Сроки окончания строительства были продлены на несколько недель, и, наверное, рабочие мечтали об отпуске, ведь вся Италия в ту пору отдыхала. Жара стояла неописуемая. В такую жару нельзя работать. Но в последние дни рабочие прямо-таки из кожи вон вылезли: вырыли огромный бассейн и почти полностью его облицевали. Только плиточные работы заняли три дня, а каждая плитка нежных голубых оттенков была размером в пять сантиметров. Выглядел бассейн изумительно. Но — не все так думали.
— Что это? — рявкнула Лиз, тыча пальцем в плитку.
Я перевела, и Джанни ответил:
— Плитка, которую вы просили.
— Слишком крупная, — заявила Лиз.
— Нет, вы просили пять сантиметров.
Слово взял Стефано, листая увесистую стопку бумаг, документацию стройки:
— Все верно. Мы делали заказ около месяца назад.
— Но с тех пор я передумала, — набросилась Лиз на Джанни. — Мы же это обсуждали.
— Да, обсуждали, — ответил он. — Но так, ничего и не решили. Поэтому мы продолжили работать с этой.
— Я-то решила, — кипятилась Лиз. — И попросила взять плитку поменьше. Три сантиметра.
Пока они препирались, до Джанни начало постепенно доходить, чего она от него требует. Лиз хотела, чтобы рабочие отодрали всю плитку, заказали тысячи новых поменьше и сделали работу заново. Мало того, она хотела, чтобы Джанни оплатил последующие издержки. Лиз твердо стояла на своем: она отдавала устное распоряжение использовать более мелкую плитку.
— Нет! — воскликнул Джанни. — Нет! Это невозможно! Вы меня разорите.
Я перевела для Лиз, и она ответила:
— А мне плевать. Сам виноват. Надо было слушать, что тебе говорят.
— Но вы не сказали точно…
— Кончай спорить со мной, — оборвала его Лиз, — идиот хренов. Я помню, что говорю.
Я перевела, опустив «хренов». Тем не менее Джанни рассвирепел.
— Я не идиот. Это вы дура. Не можете сообразить, что вам нужно.
— Да как, ты смеешь! Ты бездельник, и ничего не понимаешь в строительстве, а теперь хочешь свалить все на меня!
— Я не могу на это пойти. Мой бизнес рухнет, а у меня семья. Будьте благоразумны.
— Да кому какое дело? Кого волнует твоя долбаная семья!
— Глупая женщина! Дypa! Вы сказали — пять сантиметров. Тут записано.
— Мы все изменили, кретин. Мы это обсуждали, и я сказала три сантиметра, а ты согласился.
— Но вы не исправили цифру в документах-
— Это потому, что по простоте душевной я думала, ты и так, запомнишь, ты, жирный гребаный придурок. Я думала, что тебе будет легко запомнить про «три сантиметра», ведь твой причиндал той же длины.
Она ждала, когда я заговорю.
— Я не стану этого переводить, — сказала я.
— Тебе платят, — напомнила Лиз, — за то, чтобы ты переводила каждое мое слово. Так что валяй, все от начала до конца.
Понизив голос, я перевела последнюю реплику Лиз. И вот тогда это случилось. С Джанни произошла разительная перемена — этот большой, добрый, обходительный человек, вдруг преобразился: в его глазах запылала ненависть. Выхватив из ящика первый попавшийся под руку инструмент — им оказалось долото, увесистое долото, — он набросился на свою работодательницу, выкрикивая гневные слова, захлебываясь ими. Рабочим пришлось его удерживать, но все-таки он успел нанести удар, раскроив Лиз губу. С кровоточащим ртом Лиз рванула в дом, на кухню, куда только что провели водопровод, и немного спустя мы услыхали, как она уезжает, никому ничего не сказав.
Затем рабочие аккуратно и молча паковали свое снаряжение. А Стефано с Джанни беседовали в тихом уголке сада, в тени кипариса. Я спросила Стефано, можно ли мне уехать, но он попросил остаться ненадолго, если я не против. Я села там, где по проекту должна была быть лоджия. Минут через двадцать Стефано, закончив разговор с прорабом, подошел ко мне:
— Не знаю, как вам, а мне сейчас необходимо выпить. Составите компанию?
У дороги, неподалеку от фермы, был ресторан. Туда мы и отправились. Сидели на террасе, на горном склоне с видом на Лукку, и часа два пили вино, граппу, ели пасту и разговаривали, пока солнце не начало садиться. Тут-то я и разглядела, какой он красивый, и какие добрые у него глаза, и как он смеется — по-детски заразительно, сотрясаясь всем телом. А он говорил, что будет счастлив, если Лиз его уволит: хуже клиента у него еще не было, и вечное напряжение едва не довело его до нервного срыва, а ему только этого сейчас не хватает, когда его брак и без того трещит по швам. Стоило Стефано это произнести, как мы оба умолкли, словно оба не понимали, как у него такое могло вырваться. Потом он рассказал, что женат семь лет и у них с женой есть маленькая дочка Аннамария, которой четыре года, но он понятия не имеет, сколько еще они вместе протянут, потому что жена ему изменила, и, хотя ее роман уже закончился, он сильно переживает, никогда в жизни он так не мучился и не знает, сможет когда-нибудь ее простить или хотя бы относиться к ней как раньше. А я кивала, что-то сочувственно вякала, утешала, и даже тогда я была слишком слепа, слишком самонадеянна, чтобы признать очевидное: сердце мое ликует от его слов, именно это я больше всего и хотела услышать. Вечер закончился поцелуем на парковке у ресторана — поцелуем в щеку, но не совсем дружеским, при этом Стефано провел рукой по моим волосам, и я предложила ему записать номер моего мобильника, но он ответил, что номер у него уже есть, на моей визитке, и скоро он мне позвонит.
![Олег Языков - Крылья Тура [2 том, 1 часть, "Сталинград", с илл.]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
