Джо Брэнд - Точки над «i»
– Ужас какой, – повторяла Марта каждые пять секунд, пока мать рассказывала свою печальную историю, похожую на ряд комедийных эпизодов, местом действия которых становились все комнаты в доме по очереди, с финалом в саду, когда соседка пригрозила позвать мужа, и отъезд из деревни со звучащими в ушах словами Преподобного: «И не возвращайся, пока не перестанешь вести себя как мышь!»
Марта была у родителей несколько недель назад, чтобы сказать о своей беременности, так что ее огромный живот не был сюрпризом для матери, но Пэт Харрис привыкла бороться с неприятностями, делая вид, что их не существует, и потому даже не упомянула об этом в разговоре. Марту не слишком беспокоила эта пропасть в отношениях между матерью и ней, потому что полученное ею воспитание исключало упоминание менструаций, чтобы с кем-нибудь не случился обморок. Итак, они обе сидели весь вечер и говорили вежливо, как две дамы за утренним кофе перед походом в церковь, пока Марта не застелила ей постель самым чистым бельем, которое она смогла найти, и не вздохнула с облегчением, когда мать пошла спать в комнату, которая служила Марте кабинетом. Было только девять тридцать. Марта все еще не преодолела подросткового удивления, когда видела, что люди ложатся спать до полуночи и считают, что так и должно быть.
Сара позвонила около десяти, когда Билли то ли был в ванной, то ли пошел за пивом. Прошла пара недель после той затрещины. Учитывая текущий кризис, Сара не могла звонить подругам, когда он находился поблизости, на тот случай если придется рассказать об очередном недавнем инциденте Марте она показалась спокойней, чем обычно, похожей на прежнюю Сару.
– Да, кажется, я переборщила на днях. Он вовсе меня и не ударил. Это просто был шлепок. Не держите на него зла, ладно, Марта?
– Не уверена, что смогу, – ответила Марта.
– Пожалуйста Ради меня? – в голосе Сары звучало какое-то детское отчаяние.
– Я попытаюсь, – неубедительно отозвалась Марта.
Марте хотелось убедить Сару вышвырнуть Билли с его летающими кулаками к чертовой матери, но вместо этого она набрала номер Ромашки, чтобы сверить ощущения.
– Ну и что ты думаешь? – спросила она Ромашку.
– Фиг знает, – ответила та, уставшая и раздраженная, временно вышедшая из привычного образа дружелюбной хиппушки. Во время паузы было слышно, как кто-то прочистил горло.
– Чарли! – крикнула Ромашка. – Сейчас же положи трубку!
Чарли, парень Ромашки, был ассистентом библиотекаря. Все свободное время он проводил в маршах протеста против того бардака в который мы превратили нашу планету, и против того, насколько ужасными людьми мы стали. К сожалению, скорее случайно, чем намеренно, из-за того, что он постоянно находился среди потных, злых толп протестующих, ему везло на встречи с ужасными людьми типа полисменов, которые не прочь были выбить разочарование из его немытой головы, и различных анархистов, которые воспринимали любую акцию протеста как шанс превратить лица полицейских в подобие бифштекса, что нехарактерно для вегетарианцев.
Чарли, несмотря на свой мягкий характер, дико ревновал Ромашку к любому контакту с миром и прослушивал звонки… Как будто Ромашка настолько тупа, чтобы звонить любовнику, когда Чарли дома Она хотела спросить его, кому на этой планете понадобится носатая клоунесса-неудачница ростом метр восемьдесят, работающая на полставки в социальной сфере, но понимала: если он догадается, насколько низко она себя ценит, то прощай Чарли. Ромашка знала наверняка: когда говоришь, что у тебя все прекрасно, девять из десяти в это поверят. И именно это она пыталась делать. Она часто думала о принцессе Диане и Мэрилин Монро и сомневалась в том, что эти женщины себя ненавидели, хотя умом понимала, что это возможно, несмотря на утверждения Сары о том, будто все это выдумки, и тот, кто может покупать в магазинах все, что захочет, как это делала Диана, вряд ли может считаться несчастным человеком.
Еще один стук в дверь прервал их разговор как раз в тот момент, когда Марта рассказывала Ромашке о работе, и подруга согласилась в целях безопасности повисеть на телефоне, пока Марта будет открывать дверь, и позвонить в полицию, если та не ответит или закричит страшным голосом. Марта знала, что стены в здании тонкие, как папиросная бумага, любые крики о помощи будут услышаны, но проигнорированы. Чтобы привлечь внимание соседей, следовало включить погромче музыку и тогда они слетятся подобно огромной, плохо одетой стае саранчи.
Как раз перед тем, как Марта положила трубку на стол, Ромашка сказала, что не выдержит, если услышит, как Марту начнут убивать, словно именно это и должно было с ней произойти, затем вклинился Чарли, сказав, что он послушает за нее, Ромашка завопила и между ними разгорелся спор. Стук в дверь стал более нетерпеливым, и Марта оставила их спорить, будучи уверенной, что, если ей в течение двадцати минут будут вытаскивать кишки, они даже не услышат. Она накинула на дверь цепочку и открыла ее. В щель показалось лицо Преподобного Брайана: он стоял за дверью, с чем-то вроде собачьего дерьма на лице.
– Твоя мать здесь? – заорал он.
– Нет, – попробовала поэкспериментировать Марта, и это, конечно, не сработало.
– Не лги, Марта, – сказал он. – Я уже был у Мэри, и ее там нет, так что давай будем честными – этой глупой корове больше идти некуда.
Марта подумала, как это уже случалось бесчисленное количество раз, имеют ли право так себя вести мужчины, облаченные саном, и решила разоблачить его, выступив со страстной речью перед Священным Синодом. Вспомнилась статья в воскресной газете – упрощенный вариант теории Фрейда в одной фразе. Суть заключалась в том, что мужчины всю жизнь пытаются сбежать от матерей, а женщины – привлечь внимание отцов.
Господи, как же они ошибаются, подумала Марта. Потом она почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Это была мама в любимой Мартиной ночнушке.
– Пэт, – сказал Преподобный Брайан в дверную щель. – Собирайся. Пойдем домой.
– Нет, – ответила Пэт достаточно вызывающе, как показалось Марте, но едва она повернулась, чтобы похвалить маму за мужество, слова «ладно, я иду» пролетели мимо в сторону отца.
– Мам, – удивленно сказала Марта так, чтобы отец не подумал, будто она берет ее сторону.
– Нет, дорогая, я приняла решение, – ответила мать.
Пять минут спустя Пэт оделась и упаковала чемодан. Преподобный самодовольно улыбался. Марта была подавлена.
Затем Пэт Харрис вышла из квартиры, треснула Преподобного ложкой по носу, и тут же заскочила обратно в квартиру. Как заметила Марта, это была десертная ложка. Это, наверное, единственное, что она помнила из уроков домоводства.
Преподобный Брайан взвизгнул и исчез в темноте. Он шел к своей машине с грозным выражением на лице, которое должно было послужить предупреждением попавшемуся навстречу продавцу газеты для бездомных, но нет. Священник показался ему слишком лакомым кусочком, однако тут же продавец почувствовал на лице большой вонючий кулак, и он оказался в канаве. И это называется «добрый самаритянин», подумал пострадавший.
Подходя к своему пятнадцатилетнему «роверу», Преподобный Брайан увидел, что тот расписан такими словами, что на следующее утро некоторые жители деревни, увидев их, были вынуждены отвернуться. Преподобный Брайан уже тридцать лет управлял паствой, хотя «пугал до усрачки» было бы более правильным термином, потому никто не удивился, видя такое выражение чувств по отношению к нему.
Марта поздравила мать, задавая себе вопрос: не нашла ли Пэт спрятанную в письменном столе маленькую бутылочку водки. За годы семейной жизни Пэт отточила умение находить заначки со спиртным, наркотиками и презервативами. Когда она протрезвеет, все может быть по-другому.
– На сегодня хватит, – сказала Марта. – Завтра поговорим.
Мать здорово нагрузилась. Марта рассеянно попереключала каналы, нашла только вызывающее суицидальные приступы дерьмо, которое прокатывало как ночное телевидение, выключила его и некоторое время сидела в полумраке, погрузившись в раздумья. Она всегда выключала верхний свет в большой комнате, поскольку на окнах были лишь прозрачные занавески, и часто фантазировала, будто за ней подглядывает целая армия насильников и вуайеристов, старых и несчастных.
Постепенно она стала различать какой-то звук, похожий на комариный писк, и поняла, что он исходит из телефонной трубки, лежащей на столе. Это была Ромашка, заходившаяся в крике. Было трудно понять, что заставило ее так вопить и что именно она хотела сказать, потому что в ту же самую секунду слишком усердный, слегка возбужденный и крайне раздраженный полицейский-новобранец вышиб ей дверь.
Глава третья
Ромашка всегда мечтала художественно самовыразиться и, будучи неряшливой старой хиппушкой, изначально планировала заняться жонглированием или хождением по канату, пока, наконец, на нее не снизошло понимание того, насколько это скучно, и ей привиделось будущее, в котором аудитория жует большие пальцы на ногах от скуки во время ее выступления.
