Грэм Грин - Человеческий фактор
– Как странно, верно, что ты так привязан к Сэму.
– Конечно, привязан. А почему я не должен быть к нему привязан? Кстати, я думал, что ты уже спишь.
– Никакого «конечно» тут быть не может. Он же паршивец-приемыш.
– Дэвис тоже зовет его «паршивцем».
– Дэвис? Разве он знает? – с испугом спросила она. – Конечно же, не знает.
– Да нет, не тревожься. Он так называет любого ребенка.
– Я рада, что отец Сэма лежит глубоко в земле, – сказала она.
– Да. Я тоже. Ведь он, бедняга, мог в конце концов жениться на тебе.
– Нет. Любила-то я все время тебя. Даже когда зачала Сэма, все равно любила тебя. Он больше твой сын, чем его. Я старалась думать о тебе, когда он ласкал меня. Этакая холодная рыба. В университете его звали Дядя Том. Но Сэм у нас не будет холодным, верно? Будет пылким или ледяным, но не холодным.
– Что это мы вдруг заговорили об этой давней истории?
– Потому что Сэм болен. И потому что ты тревожишься. Когда я чувствую себя неуверенно, я вспоминаю, как я переживала, зная, что придется рассказать тебе про него. В ту первую ночь в Лоренсу-Маркише [до 1976 г. название столицы Мозамбика Мапуту], когда я перешла границу. В отеле «Полана». Я думала: «Он сейчас оденется и уйдет навсегда». Но ты этого не сделал. Ты остался. И мы любили друг друга, хотя внутри меня уже был Сэм.
Сейчас, годы спустя, они спокойно лежали рядом, лишь слегка касаясь друг друга плечом. Вот это, подумал он, и есть счастье, какое он порою видел на лицах чужих пожилых людей, только он-то умрет задолго до того, как Сара станет пожилой. Что-что, а старость они никогда не смогут разделить.
– Тебе не бывает грустно, – спросила она у него, – что у нас с тобой нет своего ребенка?
– Достаточно с нас ответственности и за Сэма.
– Я не шучу. Неужели ты не хотел бы, чтоб у нас был общий ребенок?
Он знал, что на сей раз от ответа на этот вопрос ему не уйти.
– Нет, – сказал он.
– Почему – нет?
– Почему ты стремишься до всего докапываться, Сара! Я люблю Сэма, потому что он твой. Потому что он не мой. Потому что, когда я смотрю на него, я не вижу ничего от себя. Я вижу в нем только тебя. А я не хочу продолжаться до бесконечности. Я хочу, чтоб бычок на этом и закончил свое существование.
3
– Отличный утренний спорт, – не очень убежденно заметил полковник Дэйнтри, обращаясь к леди Харгривз и топоча ногами, чтобы сбить грязь с сапог, прежде чем войти в дом. – Дичь исправно взлетала.
Остальные гости вылезали за его спиной из машин с наигранной веселостью футболистов, старающихся показать, какое огромное удовольствие они получили от игры, хотя на самом деле замерзли и перепачкались.
– Напитки ждут вас, – сказала леди Харгривз. – Наливайте себе сами. Обед будет подан через десять минут.
Издали донесся звук машины, взбирающейся по парку в гору. В холодном сыром воздухе раздался взрыв смеха, и кто-то воскликнул:
– Вот наконец и Баффи! Прибыл как раз к обеду, конечно.
– А ваш знаменитый мясной пудинг с почками будет? – спросил Дэйнтри. – Я столько о нем наслышан.
– Вы имеете в виду мой пирог. Вы действительно хорошо провели утро, полковник? – Она говорила с легким американским акцентом, тем более приятным, что он был совсем легким, как еле уловимый аромат дорогих духов.
– Фазанов было не так много, – сказал Дэйнтри, – а в остальном все отлично.
– Гарри! – позвала леди Харгривз через плечо. – Дикки! – И потом: – А где Додо? Он не потерялся?
Дэйнтри же никто не называл по имени, так как никто его не знал. И он остро почувствовал свое одиночество, глядя вслед изящной стройной хозяйке, сбежавшей по ступеням, чтобы расцеловать в обе щеки Гарри. Дэйнтри один прошел в столовую, где на буфете уже стояли напитки.
Маленький плотный розовощекий мужчина в твиде, которого, как показалось Дэйнтри, он где-то уже видел, готовил себе сухой мартини. Мужчина был в очках в серебряной оправе, так и блестевших на солнце.
– Смешайте и мне тоже, – попросил Дэйнтри, – если умеете готовить действительно сухой мартини.
– Пропорция десять к одному, – сказал маленький мужчина. – С привкусом пробки, да? Я лично всегда прибавляю отдушку. Вы ведь Дэйнтри? А меня вы не помните. Я – Персивал. Я однажды мерил вам давление.
– О, конечно. Доктор Персивал. Мы ведь с вами работаем, так сказать, в одной фирме?
– Совершенно верно. Шеф пожелал собрать нас в спокойном месте, чтобы не надо было включать эту чепуховину, мешающую подслушиванию. Я, к примеру, никак не могу освоиться с этой штукой, а вы? Жаль вот только, что я не охотник. Умею лишь ловить рыбу. Вы здесь впервые?
– Да. А когда вы приехали?
– Рановато. Около полудня. Я держусь «ягуара». И не умею ездить с меньшей скоростью, чем сто миль.
Дэйнтри оглядел стол. Возле каждого прибора стояла бутылка пива. Он не любил пива, но пиво почему-то считалось наиболее подходящим напитком во время охоты. Возможно, потому, что занятие это отзывает мальчишеством, – недаром в палате лордов подают пиво. Но Дэйнтри не считал охоту мальчишеством. Охота для него была состязанием в мастерстве – вроде состязаний в беге на Королевский кубок, в которых он когда-то участвовал. Посреди стола он увидел небольшие серебряные чаши, в которых лежало его драже. Вчера он был несколько смущен, вручая леди Харгривз чуть ли не целый ящик «Молтизерс»: она явно понятия не имела, что это такое и к чему это подают. Он решил, что этот мерзавец Кэсл намеренно одурачил его. И сейчас с радостью увидел, что драже выглядит вполне пристойно в серебряных чашах – не то что в целлофановых мешочках.
– Вы любите пиво? – спросил он Персивала.
– Я люблю любой алкоголь, – ответил Персивал, – кроме «Фернет-Бранка».
Тут в комнату шумно ворвались Баффи и Додо, Гарри и Дикки, и все серебро и весь хрусталь зазвенели весельем. Дэйнтри был рад присутствию Персивала, ибо никто, видимо, не знал и его имени.
К сожалению, за столом их разъединили. Персивал быстро прикончил первую бутылку пива и взялся за вторую. Дэйнтри почувствовал себя преданным, ибо Персивал, казалось, с такою легкостью завязывал отношения с соседями по столу, как если бы они тоже были сотрудниками старушки Фирмы. Он принялся рассказывать что-то про рыбную ловлю, и мужчина по имени Дикки хохотал вовсю. А Дэйнтри сидел между типом, которого, по его мнению, звали Баффи, и тощим пожилым господином с лицом юриста. Господин представился, и фамилия его показалась Дэйнтри знакомой. Он был то ли генеральным прокурором, то ли генеральным стряпчим, его заместителем, – Дэйнтри никак не мог припомнить, кем именно, и эта неопределенность мешала ему вести беседу.
– Бог ты мой! – воскликнул вдруг Баффи. – Да ведь это же «Молтизерс»!
– А вы знаете «Молтизерс»? – спросил Дэйнтри.
– Целую вечность не брал в рот. Всегда покупал в кино, когда был мальчишкой. На редкость вкусное драже. Здесь, конечно, едва ли есть кино.
– Собственно говоря, я привез это драже из Лондона.
– Вы ходите в кино? Я десять лет там не был. Значит, там по-прежнему продают «Молтизерс»?
– Эти штуки можно купить и в магазинах.
– Вот никогда не знал. Где же вы его нашли?
– В «АБК».
– В «АБК»?
Дэйнтри неуверенно повторил информацию, полученную от Кэсла:
– «Аэрейтид Бред Компани».
– Потрясающе! А что подразумевается под «аэрейтид бред»? [буквальное название фирмы – «Компания Воздушный Хлеб»]
– Понятия не имею, – сказал Дэйнтри.
– Выдумывают же нынче. Не удивлюсь, если этот их хлеб разделывают компьютеры, а вы?
Он протянул руку, взял «Молтизерс» и, словно сигару, с хрустом покрутил в пальцах возле уха.
– Баффи! – раздался с другого конца стола голос леди Харгривз. – Не ешьте сладкого до пирога.
– Извините, дорогая. Не мог удержаться. С детства не пробовал. – И, обращаясь к Дэйнтри, заметил: – Удивительная штука, эти компьютеры. Я заплатил однажды пятерку, чтобы эта машина нашла мне жену.
– Вы не женаты? – спросил Дэйнтри, бросив взгляд на золотое кольцо на руке Баффи.
– Нет. А кольцо ношу в порядке самозащиты. Знаете ли, всерьез никогда не думал о женитьбе. Просто люблю новинки. Так вот, тогда заполнил формуляр длиной с вашу руку. Навыки, интересы, профессия, чем располагаете. – Он взял еще одно драже. – Люблю сладости, – заметил он. – Всегда любил.
– И кто-нибудь откликнулся?
– Прислали мне девицу. Девицу! Тридцати пяти лет – не меньше. Надо было угостить ее чаем. А я чай не пью с тех пор, как умерла мама. Я сказал: «Милочка, не возражаете, если мы заменим чай виски? Я знаю здешнего официанта. Он нам потихоньку нальет». Она сказала, что не пьет ничего. Не пьет!
– Компьютер допустил ошибку?
– У нее был диплом по экономике Лондонского университета. Большущие очки. И плоская грудь. Она сказала, что хорошо готовит. А я сказал, что всегда ем у «Уайта».
– И вы больше ее не видели?
– Можно сказать, что не видел: как-то раз, когда я спускался по лестнице из клуба, она помахала мне из автобуса рукой. Неловко получилось! Я был как раз с Дикки. Вот что выходит, оттого что автобусы пускают по Сент-Джеймс-стрит. Никто не может считать себя в безопасности.
