Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе
Нет! Фурман не хотел привыкать!
– Но мы ведь должны узнать, что с тобой? Ты же сам говорил, что только врач может это определить! А врач решила, что тебе надо какое-то время побыть здесь. Чем же ты теперь недоволен?.. Ах вот как? Ты меня в этом обвиняешь?! Ты же сам заварил всю эту кашу, а теперь требуешь, чтобы я ее расхлебывала!.. Раньше об этом надо было думать. Никто не мешал тебе ходить в школу, как все нормальные люди… Да, я считаю, что раз уж ты оказался здесь, то теперь надо смирить себя и вытерпеть все это до конца… До какого конца? До такого, чтобы нам ясно сказали, болен ты или здоров… Знаешь, лучше не доводи меня. Какое же ты все-таки дрянцо! А ну-ка, прекрати! Не смей истерику мне тут закатывать! Ну всё, я ухожу…
Но Фурман, уже прикинувший, что бежать ему отсюда некуда (не ночевать же на улице – холодно, да и что делать завтра?..), а валиться в темноте на грязную сырую землю совершенно бесполезно, своими бессовестными угрозами покончить с собой довел маму до такого состояния, что она выругалась на него матом. (Это случилось уже второй раз в их жизни – впервые мама сорвалась прошлым летом в Паланге, тот еще отдых был…) Фурман перепугался – неужели это полный разрыв?.. Но если он остается в больнице, то что ему теперь терять? Все уже потеряно. «Ах, ты так со мной разговариваешь?! – торжествующе взвизгнул он. – Тогда пошла ты сама туда же!..»
И в ужасе побежал из темноты к распахнутым, словно пасть, воротам отделения.
3Утром, еле дождавшись, пока все уйдут в школу, Фурман открыл «На Западном фронте без перемен», надеясь, что чужие бедствия помогут ему забыть о своих, но тут его вызвали на прием к главврачу. Его сразу затрясло: так, сейчас начнут лечить… А может, с ним наконец поговорят по душам?..
Главврача звали Борис Зиновьевич Драпкин. Когда Фурман постучался в его кабинет, он читал за столом какие-то бумаги через сползшие на нос очки. Посетителю было предложено сесть и подождать. Несколько минут Фурман, сдерживая нервную трясучку, тихонько рассматривал скудную обстановку небольшого кабинета, деревья за окном и самого главврача – плотного, широкоплечего, с непослушной мальчишеской челкой и вызывающе прямым взглядом. Как показалось Фурману, в нем было что-то от военного – в звании майора или, может быть, подполковника… Закончив читать, Борис Зиновьевич не без труда выбрался из-за стола, убрал бумаги в сейф и, лихо сдвинув очки на макушку, занялся новым пациентом. Впрочем, разговор свелся к формальному знакомству и оказался недолгим. От довольно настойчивого предложения походить в «очень хорошую» больничную школу Фурман кое-как отбился, после чего Борис Зиновьевич спросил, не хочет ли он «немножко поработать физически»: нужно помочь «одному очень хорошему парню», который ухаживает за собаками, накопать чистый песок и перенести его к клеткам. Фурман, конечно, согласился и с облегчением отправился во двор, где, как ему сказали, его должен был найти напарник.
Сквозь скучную серую дымку просвечивало нежное апрельское солнышко. Утонув в глубокой скамейке, Фурман подставил ему лицо и постарался ни о чем не думать.
«Очень хороший парень» оказался здоровенным краснощеким амбалом с маленькими «штабс-капитанскими» усиками. «Тебя зовут Саша? – спросил он странным гортанно звенящим голосом. – А меня зовут Юра. Ну вот, считай, познакомились. Тебе уже объяснили, что надо делать?» – «Ну так, в общих чертах… Песок таскать?» – «Наверно, можно и так сказать». Фурман продолжал сонно сидеть в ожидании приказов, и Юра, помявшись, терпеливо поинтересовался: «Ну, раз тебе уже все ясно, тогда, может, пойдем работать?..» Фурману стало стыдно за свою глупость, и он неловко выкарабкался из своего глубокого лежбища.
Юра направился к калитке, ведущей в сад. Он явно старался не задерживаться взглядом на своем новом напарнике, однако в его круглых карих глазах читалась какая-то настороженность или даже опаска. «Интересно: может, он боится, что я буйный и могу его покусать? – насмешливо подумал Фурман. – Если так, то мы с ним, пожалуй, сойдемся…»
Когда они приблизились к забору, откуда-то сбоку выскочили три больших собаки (до этого Фурман их не видел) и заметались вдоль сетки с угрожающим рычанием и лаем. Доставая ключ, Юра прикрикнул на них, но они и не думали успокаиваться. «Не обращай на них внимания, – посоветовал Юра. – Сейчас мы войдем, они тебя обнюхают и перестанут лаять. Это они так только, для порядка. Самое главное – не показывать, что ты их боишься, они это чувствуют. Ну, ты как, готов?» Фурман неуверенно пожал плечами. «Ладно, – озабоченно сказал Юра, – тогда сделаем по-другому. Сначала войду я один, немного успокою их, а потом впущу тебя, идет? Не беспокойся, я буду их держать».
Все шло по плану, но в какой-то момент собаки одна за другой вырвались из Юриных рук и стали с разных сторон налетать на беспомощно застывшего у калитки Фурмана, так что Юре пришлось, ругаясь и замахиваясь, загородить его своим телом. Доверившись Юре, Фурман не делал никаких резких движений. Впрочем, зверье наверняка лишь имитировало ярость: несмотря на страшную суматоху, единственное реальное соприкосновение произошло, когда в его миролюбиво выставленную ладонь задорно ткнулся холодный собачий нос. Постепенно собаки угомонились и под жестким Юриным руководством стали по очереди подходить к Фурману «знакомиться». Осторожно обнюхав его, каждая дала погладить себя по голове, после чего, внезапно потеряв к нему всякий интерес, все трое куда-то умчались.
Собачий загон, огороженный своим собственным забором из сетки, находился справа у стены. Внутри были перегородки и какие-то закрытые помещения, но Юра прошел мимо. Отперев дверь маленького сарайчика, он протиснулся в него и вскоре с грохотом выбросил оттуда детскую цинковую ванну и несколько ржавых лопат – на выбор. Пока Фурман перебирал лопаты, Юра пару раз с брезгливой силой стукнул ногой по днищу перевернутой ванны, чтобы выбить из нее присохшую грязь, потом сурово посоветовал напарнику взять другую лопату (Фурман выбрал слишком короткую) и, не дожидаясь его, поволок ванну к неизвестной цели.
Сад оказался куда больше, чем можно было предположить, глядя со двора. У здания отделения сзади обнаружился длинный флигель, а за ним – спортивная площадка. В другую сторону конец заросшего участка даже не просматривался.
Источник песка, представлявший собой древний слежавшийся холмик, находился за спортивной площадкой, между ее дырявым сетчатым ограждением и полуосыпавшейся кирпичной стеной. Копать было тяжело, а таскать насыпанную с верхом ванну, у которой сохранилась только одна ручка, – еще тяжелее. Хорошо хоть Юра догадался сбегать в сарай за рукавицами. Они были заскорузлыми от грязи и большей частью на одну руку, но все же защищали ладони от режущей кромки ванны. Во время третьей ходки могучий Юра попробовал в одиночку тащить ее волоком по земле, но этому мешали многочисленные выступающие корни – ванна сильно кренилась набок и песок высыпáлся. Пришлось снова нести груз на руках. Когда они вернулись к месту «раскопок», Юра предложил устроить короткий перекур.
Он действительно закурил, а Фурман посвятил свободное время разглядыванию старой стены, образующихся на ладонях мозолей и пробивающихся сквозь зимний мусор остреньких травинок. Юра, нервно поглядывая на часы, делал торопливые глубокие затяжки. После того как он крепко втоптал окурок в землю, они снова принялись за работу.
В качестве более сильного напарника Юра вел себя довольно грубо. Когда Фурман оказывался первым номером и нес груз за спиной, Юра безжалостно толкал его сзади, так что он то и дело спотыкался и едва успевал смотреть себе под ноги на коварной дороге. Если же он бежал вторым, то вообще не разбирал дороги и, надеясь на авось, просто изо всех сил цеплялся за ванну. Четвертая ходка далась ему тяжелее всего. Фурман удерживал эту дурацкую проклятую чертову неподъемную ванну лишь отчаянным усилием воли. Где-то на полпути поняв, что онемевшие пальцы вот-вот сами собой разогнутся и он позорно выпустит ношу на полном скаку, Фурман прерывающимся голосом попросил злого напарника остановиться: «Давай немного передохнем. А то пальцы уже не слушаются – боялся, уроню…» – объяснил он, встряхивая руками и пытаясь восстановить дыхание. Взгляд у Юры был то ли озабоченный, то ли смущенный. «Да, тяжелая, сволочь… – признал он, слегка пнув борт ванны. – Конечно, с нормальными носилками было бы удобнее. Но увы… Ладно, эту отнесем и устроим перерыв минут на десять. Потом сделаем еще парочку ударных ходок – и шабаш. Извини, если я тебя загнал. Просто я хотел до обеда с этим закончить. Ну как, отдохнул? Тогда взяли». И они поперлись дальше. Но благодаря Юриному вниманию, Фурману стало уже немножко повеселее…
Тем временем после бесконечной череды серых дней в природе что-то сдвинулось, и вдруг разом наступила самая настоящая весна. В голубом небе не было ни облачка, а после полудня солнце стало так припекать, что можно было смело начинать раздеваться. Фурман повесил на сучок куртку, но, почувствовав, как по мокрой спине побежали холодные мурашки, решил пока не снимать свитер. Юра же сбросил с себя не только заношенный свитер, но и зеленую армейскую рубашку, оставшись в открытой белой майке: «Буду загорать!» У него были очень атлетичные руки и плечи, хотя он сильно сутулился. Выяснилось, что Юра два года занимался боксом и даже имеет какой-то юношеский разряд. Кстати, брюки на нем тоже были офицерские, с тонкой красной каймой. Впрочем, Юра их совсем не жалел.
