Жаклин Арпман - Полная безнаказанность
Я пытался воспроизвести речь Мадлен, замечательной незасоренностью новомодными словечками и выражениями. Выговор выдавал в ней уроженку здешних мест: голос ее звучал певуче, будто лаская слова. Я целиком погрузился в свое занятие и был немало удивлен, когда в мою дверь постучали и выяснилось, что уже восемь.
Шарлотта была единственной из обитательниц дома, с кем я не успел познакомиться. Она только что вернулась с работы и, когда я вошел, как раз заканчивала рассказ о клиенте, который отнял у нее два часа драгоценного времени, потому что стеснялся признаться, что ничего не смыслит в своем новом программном обеспечении. Тем не менее Шарлотта уже знала, кто я такой, и поздоровалась, назвав меня по имени. Довольно высокая, волосы до плеч, светлее, чем у сестры и девочек, — такие сильно выгорают на солнце, мягкие шелковистые и блестящие, как в рекламах шампуня. Ее наряд — рубашка мужского покроя, прямая юбка и высокие каблуки — чем-то напоминал мужской костюм. Хотя она говорила о том, что ее явно раздосадовало, выглядела при этом совершенно спокойной и оттого еще более красивой. Мне всегда нравились уравновешенные женщины — они подобны мирно спящим водам. Впрочем, случались и разочарования: не всех дам мне удавалось «разбудить»! Но Шарлотта к числу «спящих» явно не относилась, это я очень скоро понял.
Меня посадили в конце стола, справа расположились Сара и ее дочь Адель, слева — Шарлотта с Клеманс и Мадлен. Я заметил два лишних прибора и с трудом удержался, чтобы не спросить, кто еще должен прийти и почему мы их не ждем. Ужинали мы тем же, что подавали в обед, но клубники, судя по размеру миски, каждый мог съесть сколько угодно.
Люди по-разному ведут себя за столом с незнакомым человеком. Я не раз бывал в подобной ситуации и терпеть не могу, когда со мной пытаются говорить ни о чем, задавая бессмысленные вопросы, на которые приходится давать бессодержательные ответы. Обитательницы «Ла Дигьер» повели себя иначе: поздоровавшись со мной так, словно я уже лет десять каждый день ужинал в их доме, они вернулись к прерванному разговору. Я узнал, что Жером, мой миляга-механик, и еще один гость — Антуан задерживаются. Мадлен сочла нужным сообщить, что оба они носят фамилию Трамбле.
— В наших краях мы все друг с другом в стоюродном родстве, — вздохнула Адель.
— Я не делала точного подсчета поколений, — сказала Клеманс, — но, если считать по четыре — пять на одно столетие, получится всего двенадцать — пятнадцать.
— Я и говорю — в стоюродном родстве!
— Трамбле всегда избегали браков между близкими родственниками, значит, они нам родственники ровно в той степени, что и все остальные потомки Адама и Евы, — подтвердила рассудительная Шарлотта.
— Не уверена, — возразила Клеманс. — Рассмотрим проблему с научных позиций: бабушка вышла замуж за ла Дигьера, а мой отец был Трамбле. Они не так строго соблюдали правила экзогамии.
Шарлотта усомнилась в ее доводах:
— Не думаю, что общих генов осталось так уж много.
Сара была другого мнения:
— И все-таки бдительность терять не следует: у всех у нас волосы и глаза светлые, значит, рецессивные гены возобладали. Адель и Клеманс должны будут с большой осторожностью выбирать отцов для своих будущих детей.
Она повернулась ко мне:
— Как ветеринар я придаю большое значение таким вещам.
— Она выберет нам осеменителей как своим коровам! — возмутилась Адель.
Меня ужасно забавляло, как эти прелестные особы обсуждают состояние своего генетического багажа.
— Насколько я могу судить, ваши рецессивные гены в полном порядке.
— Вы правы: ни у кого из членов двух семей не были отмечены изъяны развития. Но нарушения могут проявиться и через десять поколений.
— Глядя на вас, — вмешалась Мадлен, — могу сказать одно: ни одно из поколений достоинствами не обделено.
— Отлично сказано! — воскликнула Адель. — Мадлен, ты единственная здравомыслящая женщина среди всех этих чокнутых.
— Никто пока не доказал, что безумие передается по наследству, — заметила Клеманс.
Разговор продолжился в том же духе. Реплики порхали над столом, как бабочки, между моими хозяйками царило идеальное согласие. Дружная семья, что и говорить, о такой можно только мечтать — вот, правда, мужчин в ней почему-то нет! Принято считать, что раздор в общество вносят мужчины: неужели в семьях происходит то же самое? — размышлял я.
Мадлен резала мясо, когда появился Жером. Последовал всеобщий обмен поцелуями, еще немного — и мне бы тоже перепало.
— Запчасти я вам заказал, — сообщил Жером. — Обещали отправить их самолетом, но придется доплатить. Я взял на себя смелость согласиться, но, если для вас это проблема…
— Все в порядке. У меня страховка от всех рисков, к тому же машина на гарантии. Моя секретарша полагает, что мне даже возместят расходы на проживание у вас.
— Черт побери! — не сдержалась Сара, вызвав приступ всеобщего смеха.
— Мы можем пересмотреть условия, — предложил я.
— Нет-нет! Уговор есть уговор. Это послужит мне уроком: в следующий раз буду предусмотрительнее.
— Между прочим, мама, никто не гарантирует, что он будет, этот самый «следующий раз». Если только…
Она замолчала.
— Адель! Пожалуйста, не продолжай!
— Ну почему… пара-тройка гвоздей на дороге… пролитое масло…
— У тебя криминальный склад ума.
— Ты называешь меня преступным элементом из-за проколотой шины или помятого бампера?
— Кто украл яйцо, украдет и крыльцо.
— Колесо пробил, старичка прибил?
Новый взрыв хохота был прерван появлением Антуана Трамбле и телефонным звонком.
Я услышал дружный хор голосов:
— Это мама.
— Это бабушка.
— Это Альбертина.
Из чего заключил, что это мадам ла Дигьер.
Адель сняла трубку и включила громкую связь.
— Как поживают мои девочки?
Девочки поживали хорошо, просто отлично, ведь судьба послала им нечаянного гостя — очаровательного человека, который занял ее комнату и заплатил за «постой» наличными. Сара взяла трубку, нимало не смущаясь, доложила Альбертине о неожиданном пополнении бюджета и поинтересовалась:
— А как твои успехи?
— Мы с мсье Фонтаненом неразлучны. Мсье Лонжен и Дестай пали духом.
Я вытаращил глаза. Наверное, не мешай им веки, они бы и вовсе выпали из орбит. Через пару минут, в течение которых трубка переходила из рук в руки, я уяснил: госпожа ла Дигьер отправилась в Виши за богатым женихом.
— Лонжен и Дестай — пустой номер, — объявила Шарлотта. — Я пошарила в Интернете: маленькие предприятия, устойчивые, но скромные. Фонтанен — другое дело: он стоит от пятнадцати до двадцати миллионов евро.
Кухня наполнилась радостными возгласами, думаю, госпожа ла Дигьер вынуждена была отодвинуть трубку от уха.
— И ты только теперь нам об этом сообщаешь?
— Мама имеет право узнать обо всем первой.
— Мне в любом случае не подходит ни тот, ни другой: у Лонжена жирная кожа и усы, а Дестай ведет непримиримую борьбу с циррозом.
— Цирроз — вещь хорошая, помогает быстро получить наследство, — прокомментировала Адель.
— Мама, только не говори, что из любви к дочерям ты не смирилась бы с жирной кожей.
— Ну разве что в самом крайнем случае!
Стоит ли говорить, как сильно я был удивлен.
Шарлотта между тем продолжала:
— Луи Фонтанен. Владел множеством предприятий. Все они процветали. По слухам, два года назад продал все и провел блистательную операцию на бирже.
Госпожа ла Дигьер понятия не имела о биржевых подвигах Фонтанена, но знала другое: жена претендента, на которого она сделала ставку, уже лет десять как умерла. Он с головой ушел в работу, чтобы побороть горе. Это очень понравилось дочерям Альбертины — они хотели для матери человека глубоко чувствующего, но не теряющего головы. Он расширил дело, взял на себя массу обязательств и твердым шагом направлялся к полному переутомлению.
— А потом вдруг осознал свой возраст и ужаснулся.
— Так сколько же ему лет? — раздался хор голосов.
— Шестьдесят пять.
— Было два года назад?
— Да. Значит, сейчас — шестьдесят семь.
— А как у него со здоровьем? Зачем он ездит в Виши?
— Воспоминания детства.
В наступившем молчании я уловил оттенок разочарования.
Альбертина уточнила: Фонтанен приезжал в Виши в погоне за воспоминаниями. Когда он был маленьким, его мать ежегодно приезжала на этот курорт, в заботах, как она говорила, о цвете лица. Она заставляла его пить омерзительную тепловатую минеральную воду, беседуя с неким любезным господином (одним и тем же из года в год). Фонтанен пытался отыскать в своей памяти ответ на мучивший его вопрос: не стал ли тот любезный господин причиной развода его родителей.
— Развод? Дурной пример. Мне это не нравится, — объявила Адель.
