Дейв Робертс - Моя девушка живет в сети
Такие письма обычно подписывает менеджер по маркетингу или персональный банкир.
И если это письмо прислал крупный международный банк в течение последних двенадцати лет, знайте: его скорее всего написал я.
Моя работа копирайтера подразумевала написание таких писем для шести менеджеров по маркетингу из разных крупных банков и нескольких сотен персональных банкиров. И в этих письмах я успел возненавидеть каждое слово.
Со временем мне становилось тяжелее восторгаться по поводу 0,5-процентного понижения ставки и новых эксклюзивных платиновых карт, созданных специально, чтобы подчеркнуть статус владельца. Когда я впервые за время работы заболел, мне казалось, что работодатели должны поддержать меня в это трудное время.
Врач прописал таблетки, от которых мне стало лишь хуже, и сказал, что мне необходим отдых.
Через четыре недели больничного мне пришло письмо от Дейва Ферриса, менеджера по маркетингу и моего непосредственного начальника. В письме говорилось, что я уволен. Дейв также сообщил, что, поскольку я так долго не появлялся на работе, мне не заплатят зарплату за месяц, ну а тем, кто берет больничный без спросу, не полагается ни выходного пособия, ни накопившихся отпускных. Таким образом, меня лишили законно полагающейся суммы в $3865 — а эти деньги были бы как нельзя кстати.
А еще мне стало интересно, кто писал это письмо для Дейва.
Понедельник, 13:20
Эмма, моя первая и единственная жена, работала в том же банке, что и я, однако мы и не подозревали о существовании друг друга до той минуты, пока нам не случилось провести совместный уик-энд.
Эмма работала двумя этажами выше и занималась чем-то, связанным с валютными операциями, поэтому, естественно, ей не было никакого резона спускаться в маркетинговый отдел. Мы познакомились лишь благодаря тренингу по укреплению командного духа, который проходил в лесной глуши; мы жили в хибарах, где и окоченеть было недолго.
Судя по всему, единственными, кто научился работать в команде, были мы с Эммой, и толчком к сближению в нашем случае послужила боязнь прыжков с высоты.
Когда тренеры объявили, что всем придется прыгнуть с тарзанкой, мы тихонько улизнули, сославшись на то, что «доктор запретил».
Оставшись одни в лагере, мы с Эммой разговорились и даже не заметили, когда появились остальные, а ведь прошло уже полдня.
Вернувшись в цивилизацию, я пригласил ее на обед; за обедом последовал ужин, а за ужином — и все остальное. Когда мы поняли, что не разлучались уже несколько недель, стало ясно, что дело серьезное.
Я был счастлив. Эмма была не просто хорошенькой девчонкой с чудесными голубыми глазами, она вечно улыбалась, и с ней было очень весело. К тому же в банке у нее было собственное парковочное место, и в качестве дополнительного бонуса меня теперь каждый день возили на работу в новенькой «Тойота-Королла» 1986 года!
Если бы я не заболел, если бы она снова не вышла замуж, если бы она не ненавидела меня лютой ненавистью, мы могли бы до сих пор быть вместе.
Понедельник, 13:55
Я долго придумывал, как бы сделать предложение поромантичнее, но все мои задумки не пригодились: Эмма меня опередила.
Мы застряли в пробке по пути на работу, и тут она заметила, что у машины перед нами на багажнике написано «Молодожены», а сзади тянется вереница пустых банок.[3]
— Интересно, долго ли невесте пришлось ждать, пока ей сделают предложение?
— Не знаю. А что?
— Ничего. Просто, кажется, до некоторых слишком медленно доходит. Ну, может, я и тормознутый, но не настолько.
Мы поженились в начале 1990 года. Все прошло хорошо, если не считать огромного количества банковских работников в качестве гостей — это меня прямо-таки угнетало. Не имею ничего против банковских сотрудников в принципе, но себя никогда одним из них не считал.
Мы твердо вознамерились не покупать первый попавшийся дом. Наш дом должен был быть идеальным: бунгало в ретростиле с большим садом, высокими потолками и тремя спальнями.
Прежде чем сделать выбор, мы забраковали два десятка домов. А наш дом понравился сразу, стоило только ступить за порог. Он был наш, мы сразу это поняли.
В нем прошли три самых счастливых года моей жизни, а потом моя болезнь разрушила все.
Точно помню момент, когда я понял: дом, некогда бывший нашей мечтой, превратился в мою тюрьму. Это случилось через день после того, как мне пришло то письмо с работы, и с тех пор чувство, что все вышло из-под контроля, с каждым днем становилось все сильнее.
В тот день я открыл дверь, чтобы забрать молоко, но стоило мне сделать шаг на улицу, как чувство ужасной тревоги накрыло меня с головой. Земля как будто зашаталась под ногами. Ноги перестали держать, а сердце билось так быстро и гулко, словно хотело вырваться из груди. Страх был такой сильный, точно меня подвесили над аквариумом с голодными пираньями.
С треском захлопнув дверь, я кое-как добрался до постели и рухнул на подушки. Меня трясло, я чувствовал слабость и был абсолютно уверен, что сейчас умру.
С тех пор прошло четыре года, и больше я на улицу не выходил.
Понедельник, 14:40
Эмма очень старалась привыкнуть к тому, что теперь я целый день дома. А я — к тому, что она целый день на работе.
Я завидовал ей, потому что у нее была нормальная жизнь, а она злилась, потому что стала единственным добытчиком в семье.
Главная проблема была в том, что она не понимала, что со мной не так. Врачи говорили то же самое. Рассуждая логически, Эмма пришла к выводу, что со мной все в порядке.
Моя неспособность вести себя так, как раньше, приводила ее в бешенство. Внезапно у нее отняли возможность общения, а о планах завести семью пришлось забыть.
Наконец, мы решили расстаться на время — так говорят супруги, осознавшие неизбежность развода, но предпочитающие держать это в себе.
Поскольку из дому я выйти не мог, уйти пришлось ей, но при этом она забрала почти всю нашу общую собственность. Я сам попросил ее об этом, слишком уж мне было совестно. Было решено, что я останусь в доме и буду выплачивать по закладной, а потом, когда поправлюсь, мы продадим его и разделим прибыль.
Так я и оказался владельцем маленького бунгало на окраине города, а также холодильника, дивана, стола, кровати, шкафа и стремительно тающего банковского счета.
Ну и, конечно, компьютера.
Понедельник, 16:23
Примерно к середине 1990-х я перестал прятаться за диваном, когда раздавался звонок в дверь, а еще через пару лет дошел даже до того, что смог выйти на улицу и сам сходить в супермаркет.
Не было никакого волшебного лекарства. Я просто ежедневно заставлял себя сделать еще один маленький шаг навстречу окружающему миру.
У меня была своя «зона комфорта»: например, я мог почти без паники проделать путь до ближайшего торгового центра, где было все мне необходимое (супермаркет и почта). Я также ездил в ресторан «Касабланка» и за последние два года побывал там около сорока пяти раз — несмотря на то что на стенах там висели гигантские фотографии Хэмфри Богарта.
Что касается передвижения пешком, далеко мне уйти не удавалось. В удачный вечер (агорафобы не любят выходить днем) я доходил до перекрестка, где стоял мини-маркет.
Я ни с кем не общался, да это и к лучшему. Ведь все, что могло хоть как-то помешать мне чатиться, что я делал строго по расписанию, пугало меня не меньше, чем великая и ужасная Улица.
Люди говорят об интернет-зависимости как о явлении гипотетическом, однако поверьте мне: зависимость существует.
Этой теме посвящены сотни веб-сайтов. Мне ли не знать: я побывал на всех и, как правило, заходил туда тогда, когда в моем любимом чате не было ничего интересного.
На одном сайте мне попалась статья про женщину, которая проводила в сети десять часов в сутки, а ее семья тем временем самостоятельно вела домашнее хозяйство.
А я не могу вспомнить, когда был в Интернете меньше десяти часов.
Кажется, мне пора было обратиться к врачу. И вот, как только я почувствовал себя готовым ко встрече с незнакомым человеком, я вызвал доктора на дом.
Вторник, 16:40
Я продал мебель. Это был умный ход: ведь иначе она досталась бы судебному приставу.
Денег, вырученных с продажи дивана, кухонного стола и шкафа, хватило, чтобы выплатить по закладной за месяц, и еще немного осталось. Оставшееся можно было потратить на один из счетов или на новый модем.
Тут я долго не сомневался. Высокоскоростной флэш-модем стал моим. Теперь все мои действия в Интернете будут выполняться быстрее и виртуальная жизнь пойдет как по маслу.
А еще мне пришел первый счет за Интернет. Впервые в жизни, взглянув на квитанцию, я не смог удержаться от истерического смеха. $2300. За месяц. При тогдашних ценах в пять долларов в час нетрудно подсчитать — я находился в киберпространстве больше ста часов в неделю!
