Григорий Бакланов - Непорочное зачатие
Кончилось тем, что она позвонила этой женщине, она готова была увеличить плату, готова была на унижения – нет, нет и нет!
– Ты бы слышал, как она со мной разговаривала! – не могла пережить Елена. – И это после всего, что мы им сделали. Лимоны из Греции привезли…
– Ужасно, ужасно!.. – По телевизору показывали финал теннисного матча, разыгрывался «Большой шлем», призовой фонд что-то около миллиона долларов. Игорь весь был в телевизоре. – Ужасно… Сколько волка…
– Но мы так к ней относились! Кормить всю ораву… Ничего не ценится.
– А-а-а! – застонал Игорь, схватясь за голову: Беккер проиграл решающий гейм. – Один неверный удар! Прости… Да, кстати, я забыл совсем, я срочно еду в Германию, черт бы их побрал!
«А я?» – чуть не вырвалось у Елены, впервые он ехал без нее.
– Что там такое? – спросила она безразличным голосом.
– Да, в общем… – Он снял очки, пальцами, сводя к переносице, долго, тщательно протирал углы глаз. – В общем, довольно любопытная штука. Съезжается масса народу отовсюду, доклад от нас предстоит делать мне. И даже проглядывают некоторые перспективы.
– Выключи телевизор, – не выдержала Елена. Там мелькала дурацкая реклама. – Надолго?
– Неделя. Максимум – десять дней. Напиши мне все твои координаты.
– Какие координаты?
– Размеры, я имею в виду.
– А ты не знаешь?
– Только на ощупь, – видя ее предгрозовое настроение, пытался он пошутить. – Все ЦУ – на бумаге.
Он явно был рад скрыться, сбежать от всего этого содома. А она остается. Вот что такое мать и что такое отец.
На второй или третий день после его отъезда Елена от безысходности позвонила вечером подруге. Подошел муж. Он лет на пять моложе. У Алины голос низкий, обволакивающий, грудной, веет от него покоем и уютом, голос для долгого-долгого разговора. А у этого, как у молодого петушка, – тонкий, резкий, сипловатый.
– Алина уехала! – радостно возвестил муж, ее поездки он воспринимал как победу.
Куда? Какой-то конгресс математиков. В Германии. Какое, собственно говоря, она имеет отношение к математикам? Пригласили в качестве переводчика. Очень престижное предложение. И даже проглядывают определенные перспективы.
О-о, идиот! Елену ошпарило догадкой. Этот кретинчик, которому изменяют со встречным и поперечным, верит всему, что ему Алина ни поднесет. Но где ее глаза были? То-то Игорь припрыгивал перед телевизором, за голову хватался, чтобы сказать как бы между прочим: «Да, кстати, я срочно еду в Германию, черт бы их побрал!» Как она фальшь не уловила в его голосе? Как не увидела по глазам его лгущим, которые он так старательно начал прочищать? Он же не умеет лгать. Нет, ее просто поразило слепотой. Когда это бывало, чтобы визы оформляли в один момент? Он что, министр иностранных дел? Значит, задолго, втайне от нее плелось.
Ах, змея! Вот именно в такие моменты, когда женщина беременна или кормит и ночей не спит, вот в это время все и случается в семье. Мать-умница учила ее: самая близкая подруга – твой смертельный враг.
Это была ужасная ночь. С вечера полил крупный дождь, казалось, град стучит по подоконнику, ребенок беспокоился, хныкал, то и дело она покачивала его. И ходила, ходила по комнате, освещаемая синими вспышками молнии, как безумная. Так тайно сговориться! А может быть, они уже встречались? Нет, это бы она почувствовала.
Тем сильней тянуло их друг к другу, потому что – нельзя, она мешает. А потом в самолете, рядом. Вино. Впрочем, ему полагается первый класс. Да какое это имеет значение, когда в гостинице они – вместе. Елена застонала. От ее стонов застонал ребенок в другой комнате. Она трясла кроватку, а ее самое трясло.
Она могла себе представить, что там происходит, как там было, если столько времени оставалось запретным, а тут вырвалось. «Мы с тобой лен-неделен», – любила признаваться ей Алина. И с этой дрянью она советовалась. Разумеется, Игорь не упоминался, разговор шел вообще о мужчинах. Но эта мерзавка поняла, чье монашеское сложение ее беспокоит. И уж она постаралась открыть ему радость жизни, над ним расцвело небо в алмазах. И говорила дураку, ничего не понимающему, что так, как с ним, никогда еще в жизни ни с кем не было, она даже представить себе не могла, что так бывает… И тот вырастал в собственных глазах, подсознательно-то он всегда чувствовал свою ущербность, а тут такие признания! Похвалами, похвалами привязывают к себе мужчину, делают его рабом.
Было три часа ночи. И там – ночь. А она прикована, связана по рукам. И он, зная…
Ну, не подлость это?
Ребенок уже не плакал, изредка доносился жалобный писк.
– Ну, что, что тебе, мучительница? – Она полезла рукой, пеленка была мокрая и теплая. А когда распеленала, руку обожгло, тельце огненное, девочка горела, слабо хныкала, не разлепляя глаз.
И суеверный ужас объял ее. Это за ее грешные мысли, за то, что не любила, не радовалась, тяготилась дитем. Едва прикрытую сухой фланелевой пеленкой, чувствуя сквозь нее жар, страшась поставить термометр, носила девочку по комнате, бегала с ней.
«Неотложная помощь» приехала нескоро, врач после бесконечных вызовов придремал в машине, был заспанный, разило от него табачищем. Он дал несколько советов (это была неотложка для взрослых), главное – пить, пить и пить, не пьет – капать пипеткой. Елена смотрела на него с ненавистью. Через занято, занято, занято пробилась в поликлинику, вызвала районного врача и, пока ждала, то и дело подкрадывалась к кроватке – заснула? дышит? – молила: «Господи, не отнимай! Я гадкая, грешная, но не отнимай!» И вспыхивала ненависть к мужу. Он там в это самое время, там… И гнала от себя грешные мысли. Наконец раздался звонок. Она не видела себя, когда кинулась открывать двери, но вид ее был страшен.
– Доктор, мы заждались уже…
Это был не доктор. В дверях стояла та женщина.
– А я шла мимо, дай, думаю, попроведаю…
Не глядя в глаза, она достала из кошелки домашние тапочки, чистый ситцевый халатик, выглаженный передник, словно знала, на что шла. Ни о чем не спрашивая, первым делом помыла руки, переоделась, тогда только прошла к девочке, взяла из кроватки, прижала к себе: «Прилетели гулюшки-и…»
– Я тогда побегу за врачом в поликлинику, я ее в шею притолкаю, – словно бы спрашивала у нее разрешения Елена. И не причесавшись, только повязав голову платком, поспешно одевалась..
Когда наконец пришла врач и медсестра с ящичком за ней следовала, в доме сильно пахло яблочным уксусом, протертая вся уксусом с водой, покормленная грудью, девочка уже не горела так. И все дни болезни эта женщина оставалась с ней, не спускала ребенка с рук, у Елены в ушах звенело от «Прилетели гулюшки-и».
– Вы мне ее окончательно избалуете, – заискивала Елена, не зная чем ублажить. Но та сказала убежденно:
– Она слабая, силенок мало, ей самой не справиться. Ее прижмешь, ей сил и прибудет. Ребенок при матери быстрей любую болезнь одолевает.
Как успевала она и домой сбегать к своим детям, как справлялась, Елена боялась спросить, страшилась потерять ее. Она готова была теперь на любую плату. И только повторяла:
– Это счастье, что у вас молоко не пропало, это просто такое наше счастье…
Женщина сказала неохотно:
– Где ж ему пропасть, когда рожают, а молока нет. Вот у нас в подъезде девочка, совсем молодая…
Елена забеспокоилась:
– А она вполне здорова? Теперь повсюду этот ужасный стафилококк. Это передается.
Женщина промолчала.
– А Катеньке будет хватать молока?
Спросила и ждала, вот сейчас все решалось.
– Я когда своих кормила, мне прикармливать носили.
И она взяла девочку к себе, где двое, там и трое. Взяла пока что, там видно будет.
К приезду Игоря – а он таки задержался на несколько дней, как она и предполагала, – в мыслях Елены и в доме был полный порядок. Как ни в чем не бывало она поехала встречать его в Шереметьево, выглядела прекрасно, он вышел один, очень родственный, поцеловались, но краем глаза успела Елена заметить, как мелькнула в толпе шляпка этой дряни. Домой машину вела она, а он рассказывал о конгрессе, как их принимали: «Какая жалость, что тебя не было!» – а она видела, как он трусит, нашкодивший, в зеркале ловила испуганный его взгляд.
– Что же ты о Катеньке не спросишь?
– Да, как наша девочка? – спохватился он.
А ей даже имя его неприятно было произнести. Но она владела собой. Она рассказала о том, что ей пришлось пережить одной.
– Почему же ты не позвонила? Я бы…
– Ну, зачем? У тебя такая ответственная поездка, такие встречи… – Тут Голос ее чуть было не сорвался, но она справилась. Она выглядела мужественной и кроткой.
Можно представить, как бы там расценили, если бы раздался ее звонок, что говорилось бы.
– Я ей чудные подарки привез. Впервые покупал не только тебе, но и…
Елена прервала его на полуслове, она не сомневалась, что подарки покупались не только ей, даже в первую очередь не ей, а что ей купить, ему рекомендовали.
