Джеймс Олдридж - Горы и оружие
— Пусть на тебя не влияют наши чувства, — сказал кази. — Взвесь и решай спокойно. И если окажешься с нами согласен, тогда мы откроем тебе, какого дела от тебя хотим.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Выйдя из амбара, Мак-Грегор с удивлением увидел, что на дворе еще светло. Он разыскал Кэти у деревенской чайханы лачуги с колченогим столом и скамейками.
Окруженная детворой, Кэти вертела ручку старинной зингеровской швейной машины, а курдская девчушка лет четырнадцати, с косами, разделенными прямым пробором, с мятой белой шалью на плечах, заправляла под строчащую иглу кусок крапчатой ткани.
— Ну-ка, угадай, кто она такая? — сказала Кэти мужу.
Девчушка подняла на него взгляд. Мак-Грегор увидел быстрые, смелые курдские глаза, нежный и упрямый рот курдской девушки-невесты.
— Чей-то алый возлюбленный розы бутон, — сказал Мак-Грегор шутливо по-курдски.
— Это же Кула — дочь Саки.
Кула расправила плечи, гордо выпятила грудь, чтобы показать, что она уже взрослая девушка. Мак-Грегор сделал изумленное лицо; он и впрямь был удивлен. Саки, отца ее, обвиненного в возбуждении беспорядков среди землекопов нефтяной компании, застрелил в 1958 году британский агент у подъезда управления юстиции в Мехабаде. Двумя месяцами позже умерла ее мать, и пятилетнюю Кулу привезли среди зимы в Тегеран к Мак-Грегорам, закутанную в овчину. У девочки была желтуха, и Кэти поместила ее в русскую больницу, присмотрела за ее лечением и за тем, чтобы она благополучно вернулась в горы, к своим равузским дядьям. Кула приходилась Затко племянницей.
— Что, забыла уже английский? — сказал Мак-Грегор.
Кула фыркнула и, откинув голову, засмеялась громко и задорно, как и надлежит неробкой курдской девушке. Затем сказала Мак-Грегору по-курдски:
— Я поздоровалась с тетей по-английски. А она мне по-курдски в ответ: «Я разучилась понимать твой курдский говор».
Двое ребятишек, уцепившихся за платье Кэти грязными пальцами, тоже засмеялись, и Мак-Грегор, любуясь женой, подивился тому, как все дети тотчас норовят ухватиться за ее подол. Кэти не сторонится брезгливо общения, ее не пугает самый неприглядный вид, и они, должно быть, чувствуют это и спокойно доверяются ей.
— Не проси у ханум сластей, — сказал Мак-Грегор шестилетнему мальчугану, тянувшему к Кэти руку.
— Но у нее ж полны карманы, — горячо возразил тог.
— А просить все-таки не надо, — сказал Мак-Грегор. — Ты им конфеты давала? — спросил он Кэти.
— Давала. Они тут в горных селениях в глаза не видят сахара.
— Этот чертенок опять просит, и, если взрослые услышат, ему попадет.
— Ах, вздор какой, — сказала Кэти. — Он ведь не попрошайничает.
— Курду не пристало тянуть руку, — сказал Мак-Грегор.
— Твои высоконравственные нормы вечно идут вразрез с людской природой, — сказала Кэти, порылась в кармане и дала малышу конфету. Опять завертела ручку пшенной машины, и Мак-Грегор, не отвлекаясь уже детьми, сообщил ей по-английски, что курды решили создать республику и замышляют восстать одновременно в Турции, Иране и, возможно, в Ираке.
— Замышляют — когда? — отозвалась недоверчиво Кэти.
— Этого они не захотели мне сказать.
— И немудрено. Они сами не знают. Золотые мечты и фантазии. Фантазии. Фантазии, — повторяла она, вертя ручку.
— Понятно, что дело пока еще отдаленное, — согласился Мак-Грегор. — Но они решили начать подготовку уже сейчас и на этот раз, возможно, добьются успеха.
— А чего они хотят от тебя?
— Еще не сказали.
— И догадываюсь почему, — насмешливо проговорила Кэти. — Они хотят, чтобы ты сперва поклялся могилой родной матери, что ты заодно с ними.
— Ты угадала.
— Но ты ведь еще не дал им клятвы?
— Нет.
— И не давай.
— Стоп! — сказала Кула, и Кэти остановилась и снова завертела ручку, когда Кула сказала: — Чик-чик!
Продолжать разговор под стрекот швейной машины Мак-Грегор не захотел.
— Тетя скоро вернется, — сказал он Куле и пошел с Кэти по берегу, а дети — за ней, и убежали, лишь когда он кликнул одну из женщин, которые стирали, колотя одежду в скудно текущей речной воде. Твердо держа Кэти под руку, он повел ее через деревню. Не все курды собрались в амбаре, было их в избытке и здесь — своих и приезжих, греющихся на горном солнце (и тут же рядом винтовка) или присевших на корточки над частями и обломками моторов и шасси. Курды попивали чай, посмеивались, окруженные тощими, в навозных струпьях, собаками древней гончей породы. С десяток горцев сидело на плоской земляной крыше овчарни вокруг 80-миллиметрового миномета, глядевшего широким дулом вверх, в пустоту.
Когда деревня осталась позади, Мак-Грегор сказал:
— Тут возникает новый фактор, который изменит для курдов всю ситуацию.
— Они вечно возникают, эти «факторы», — сказала Кэти. — В особенности у тебя. Ты их изобретаешь.
— Уж этого-то фактора я не изобретал.
— Посмотрим еще, убедителен ли твой фактор.
— Все крупные государства-нефтепотребители не сегодня-завтра воспылают интересом к курдским горам.
— Отчего бы вдруг?
— ИННК уже порядочное время бурит здесь скважины, и мы открыли два весьма значительных месторождения. Во-первых, чрезвычайно богатую нефтяную залежь, которая тянется, вероятно, миль на сорок под этими горами, как раз на курдском пограничье с Турцией, Ираком и Ираном.
— Но ведь ты и прежде об этом знал.
— Я только предполагал. Теперь же мы подтвердили бурением.
— Так. А во-вторых?
— Вторая находка даже важнее первой. Это обширное месторождение природного газа, ряд протяженных резервуаров, сообщающихся друг с другом на глубине примерно полутора тысяч метров, — иными словами, добыча не будет сопряжена с особыми трудностями.
— А кто захочет возиться с природным газом в этих горах?
— Через десяток лет миру грозит повальная нехватка углеводородов, так что за эти места неизбежна такая же драка, какая идет теперь повсюду, где разведаны новые запасы.
— А курдам известно об этих месторождениях? — спросила Кэти.
— Думаю, что да. Во всяком случае, известно, что я являюсь лицом, ответственным за проводимую здесь геологоразведку, и что теперь ИННК шлет меня сюда почти что каждый месяц. Курды следят за ходом нашего бурения.
— Но разве эти горы не относятся к зоне, где добычу нефти ведет сам Иран, не предоставляя никому концессий? Как же смогут вмешаться иностранцы?
— К несчастью, — сказал Мак-Грегор, замедляя шаг, чтобы придать весомость своим словам, — месторождения выходят за границы Ирана. Так что стоит лишь Ирану приступить к добыче, и все тут же кинутся урывать себе кусок. И тогда начнется свалка с участием курдов, турок, иранцев, арабов, американцев, англичан и мало ли кого еще. Можешь представить, что ждет курдов, если они не сплотятся и не подготовятся заранее.
Резким ударом носка Кэти отбросила с дороги белый камешек. Поглядела неприязненно на голые горы.
— Тем более нечего тебе ввязываться, — сказала она. — Ты бессилен остановить ход событий.
— Я еще не ввязался, — ответил Мак-Грегор.
— Но ввяжешься — и опять попусту загубишь годы жизни. За помощь иранским азербайджанцам ты отделался домашним арестом. Теперь иранцы накажут тебя не в пример суровей, если снова уличат в участии.
— Тогда было иное дело. И ты участвовала там не меньше моего.
— Тогда мы были молоды, — возразила она. — Теперь же постарели, и поздно тебе впутываться в курдскую затею, столь же безнадежную.
— Возможно, ты и права, — сказал он удрученно. — Возможно…
Они прошли уже половину каменистого подъема; помолчав, он сказал:
— Трудно стоять в стороне сложа руки, когда знаешь, что нависло впереди. Вмешательство иностранцев всегда чревато наихудшим. А они не преминут вмешаться. Они найдут способ разделить и обессилить курдов. Именно так всегда и получается.
Кэти остановилась, тяжело дыша.
— Будь прокляты эти горы! — сказала она с сердцем. — Все это горнокаменное идиотство!
Он подождал, пока она отдышится.
— А бывало, тебе в этих краях нравилось даже больше, чем мне, — мягко напомнил он.
— Теперь я их ненавижу. К тому же ты всякий раз принимаешься здесь робройствовать.
В 1952 году у Мак-Грегора в лаборатории бывшей Англо-Иранской компании случился взрыв, и Кэти читала потом ему, ослепшему на время, вслух предисловие Вальтера Скотта к «Роб Рою». Скотт описывает там, как горный клан Мак-Грегоров, к которому принадлежал Роб Рои, лишили свободы, земель и наследственных прав и даже запретили постановлением парламента носить родовое имя Мак-Грегор.
— Я не робройствую, — возразил Мак-Грегор, хмурясь, хоть он уже научился не принимать всерьез насмешек Кэти. — Просто я считаю, что курды окажутся в безвыходном положении, если не станут действовать.
