Рэй Дуглас Брэдбери - Маски (сборник)
– Невероятно! Потрясающе! Глэдис говорила мне, что вы неподражаемы, я сказал ей, быть такого не может, он просто невменяем, дурачится со своими игрушками. Вот что я сказал Глэдис, а она посмотрела на меня как на дитя малое и говорит, ты просто не знаешь Уильяма Латтинга. Но теперь-то я знаю!
Казалось, он пытается дотянуться до Латтинга с большого расстояния.
– Вы – актер!
Это определение его не удовлетворило.
– Нет, вы – нечто гораздо большее. Большинство актеров недоумки. Им бы только подражать да руками размахивать. Мало кто из них обременен интеллектом. Вы же заставили меня поверить. Я даже не испытываю чувства неловкости. Я думал, все будет непристойно, и меня стошнит при виде кого-то, кто занимается дуракавалянием.
– Прекратите, – велел Латтинг. – А то сейчас стошнит меня.
– Шутки в сторону. Я вполне серьезно.
Смит был на грани срыва, потому что не мог выразить словами свои чувства.
– Вы великолепны, неотразимы. Я счастлив, что пришел!
– Я же велел всем уйти, – сказал Латтинг, помолчав.
– Я был не в силах уйти. И пока не собираюсь.
– Я мог бы заставить вас уйти, – холодно процедил Латтинг.
В его словах сквозило нечто вполне конкретное. Достаточно ему надеть определенную маску, промолвить определенное слово – и этот юноша вскочит как ошпаренный и без оглядки исчезнет в темных недрах дома.
– Могли бы, но не станете, – уверенно сказал юноша. – Я Ральф Смит. Помните, Глэдис познакомила нас в начале вечеринки?
Латтинг шевельнул рукой. На его лицо мгновенно легла тонкая хрупкая маска женщины. Она была очень бледна, и глаза были обведены тончайшими синими линиями. Тонкие прямые губы были обведены розовым, а брови очерчены черным. Латтинг заговорил пронзительно визгливым голосом:
– Мистер Латтинг, позвольте представить вам мистера Смита, он очаровательный мальчик и писатель к тому же. Вам следует ценить знакомство с ним, он хороший собеседник, такой же, как вы! Умненький мальчик, а какой прехорошенький!
Смит залился краской.
– Какая же Глэдис дура! Я думал, провалюсь со стыда под пол.
– Так значит, я дура! – закричала Глэдис. – Вот твоя благодарность за то, что я тебя сюда привела на встречу с великим Латтингом. Так значит, да? Ну, Смит, чтоб я еще раз связалась с тобой!
Рот у Смита задергался. В глазах появилась мольба. Руки вытянулись вперед и задвигались в воздухе. Ноги сдвинулись с места. Он оказался в беспомощном положении. Один раз он чуть не произнес имя «Глэдис», но вовремя осекся. Бессердечная, язвительная, обличительная речь в адрес этого глупого юнца Смита продолжалась. По ее окончании Смит рассыпался в извинениях, обливаясь потом, и совершенно одурел.
– Ладно, – Латтинг сбросил маску. – Вам не мешает чего-нибудь выпить.
Он налил себе и ему, не глядя на мистера Смита.
– Вы явились в логово льва подергать его за гриву?
Он закупорил бутылку.
– Не вы первый… Я уже привык к тому, что люди приходят поглазеть и вынести приговор. Это единственная радость в моей жизни.
– Слова человека, который потерпел неудачу в любви.
– Ничуть. Скорее, потерпел неудачу в жизни. Моя первая ошибка – то, что я родился. Вторая ошибка – то, что я не ушел после того, как обнаружил первую ошибку.
Он протянул Смиту выпивку.
– Я уже вижу, чем это кончится. Мы проговорим до рассвета. Вы попытаетесь меня разговорить, как вам покажется, до бесконечности. Вы будете рассказывать об этой ночи своим друзьям или впоследствии опишете ее в книге.
– Видел ли кто-нибудь ваше лицо?
– С тех пор, как мне минуло восемнадцать, – никто.
– А до этого?
– Я иногда и сам сомневаюсь, было ли у меня когда-нибудь лицо.
– Могу ли я когда-нибудь увидеть ваше лицо?
– Нет.
– Почему нет?
– Для этого есть веские основания личного характера.
– Вы все время в маске?
– Даже во сне.
– А когда вы влюблены?
– На этот случай тоже есть маска. Ироничная.
– Где вы раздобыли эти маски?
– В Индии, в Перу, в Мексике, в Боливии и в Зоне Панамского канала. На Гаити и в Суахили-ленде. Некоторые я заказал резчикам с хорошо развитым чувством ненависти, которые носили маски в долгие периоды великого гнева и негодования. Их пот въелся в маску и тем самым придал ей подлинности.
– Вы же не хотите сказать, что от пота маски становятся лучше?
– Во всяком случае, уже хорошо, что он там наличествует, даже если не веришь в такие вещи. Хотя бы об одной переменной величине не нужно заботиться.
Смит прикурил сигарету, медленно оборачиваясь, чтобы получше разглядеть комнату. Она была переполнена. Со всех четырех стен на него дико таращились сто, двести резных образин, поблескивающих в тусклом освещении и готовых ринуться на него при малейшем мановении Латтинга. В такой комнате одиночество тебе не грозит. Так и чувствуешь себя зажатым среди толпы людей в тесной комнатушке. Он обернулся и пристально посмотрел на стройную фигуру того, кто застыл в кресле, напялив серую маску, и сжимал тонкими длинными пальцами подлокотники, наставив на Смита серые глаза.
– Что за обшарпанная комната, – сказал Смит. – Чего ради вас занесло под самую крышу этакого заведения? Захотелось пестроты или пафоса? Это выше моего понимания.
Латтинг не двигался. Лишь слегка зашевелились его губы под выемкой рта холодной маски.
– Умеете выглядывать из окон?
Смит удивленно поднял брови.
– Разумеется. А что такое?
– Выключите свет, подойдите к тому окну, приподнимите самую малость жалюзи и посмотрите вниз.
– Раз уж вы так просите.
Смит нехотя выключил свет. Послышался звук осторожного перемещения по пустой комнате. Мгновение спустя зашуршали и приподнялись жалюзи. Расплывчатый профиль его лица возник в свете уличных фонарей.
– Ну, – нетерпеливо спросил Латтинг. – Что же вы видите?
– Фонарный столб, тротуар четырьмя этажами ниже, запертую на ночь бакалейную лавку и человека в сером на нижней ступеньке каменного фасада.
– Долго же вы к нему подбирались.
Лицо Смита запечатлелось в просвете жалюзи. Рука держалась за подоконник, напряженный корпус подался вперед.
– Он следит за вами?
– Да.
В затемненной комнате Латтинг представлял собой не больше, чем тень, отсвет, расплывчатый силуэт.
– Зачем?
– Затем, что меня подозревают в убийстве.
Жалюзи хлестко захлопнулось. Лицо Смита исчезло в темноте. Было слышно его дыхание. Он не двигался.
– Можете включить свет, – тихо сказал Латтинг. – Вам все еще хочется провести здесь за разговорами всю ночь?
Наутро, около девяти часов, хозяйка, поднимаясь раз за разом на ступеньку, думала, какая же это тяжкая ноша. Не успела хозяйка прикоснуться к двери, как та распахнулась, и на нее зыркнул дикий мордоворот, и голос из-под маски завопил:
– Полагаю, вы явились за остальной суммой?
– Да, – ответила хозяйка, – действительно.
– Подите прочь!
Дверь захлопнулась – ее заперли изнутри.
Она принялась колотить в дверь.
– Гоните арендную плату!
– Неряха! – крикнул он. – Грязнуля!
Он высунул маску наружу, чтобы она могла на нее полюбоваться. Резьба на маске изображала красные гримасы, алые нахмуренные брови и скрежещущие зубы.
Она с воем побежала вниз по лестнице.
У себя в комнате мистер Уильям Латтинг выложил деньги на стол.
– Итак, – медленно проговорил он, – ставлю двадцать пять долларов, мой милый Смит, что через час я спущусь вниз и обнимусь с моей квартирной хозяйкой миссис Флаерти как ее старый возлюбленный, и все будет хорошо.
Смит достал свои деньги.
– Даю десятку сверху.
Уильям Латтинг молча покачал головой:
– Вы наивны. Вы плохо меня знаете. Считайте, плакали ваши денежки.
В десять утра в дверь миссис Флаерти постучали как никогда нежно и ласково. И когда она отворила ее, перед ней возникла деревянная личина с вырезанной на ней лучезарной улыбкой и развеселыми глазами.
– Ах, миссис Флаерти!
– Кто это?
Она прижала ладонь к губам.
– Это ты?
– Ну вот, пришел и напугал милую женщину, – сказала жизнерадостная маска.
– Мистер Латтинг, – сказала она.
– Вы ведь впустите этого скверного человека, не правда ли? – спросил он.
– Что такое?
– Я глубоко опечален и раздосадован. О, примите мои извинения, прошу вас о прощении, а не то я умру.
– Но вы были такой странный, – сказала она, стоя в дверях.
