Стив Дьюно - Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя
Джон бросил мне банку. Я вскрыл ее и плеснул немного в миску Лу. Он обожал пиво.
— Она будет скучать, — сказал он, глядя на меня, и кивнул.
— Я буду приводить его в гости.
— Он ей хорошо делает. Как будто свет включает. Она еще долго потом такая сидит.
— Мы придем посмотреть баскетбол.
— Вот и славно.
Лу потыкался в меня, чтобы выпросить еще пива, но получил от Джона только орешек. Он поймал его высоко в прыжке и с гордостью посмотрел на нас.
— Молодец, Лу, — похвалил его я.
— Черт бы побрал этого домовладельца, — вздохнул Джон.
Мне попалось объявление о сдаче в аренду небольшого дома с гаражом и садом, в двух милях от прежнего места. В объявлении говорилось: «Мелкие животные допускаются». Я убедил себя, что «мелкий» – понятие растяжимое, и в мире есть множество созданий намного крупнее Лу, которых можно назвать домашними любимцами. Взять хотя бы догов, скаковых лошадей, перуанских лам или анаконд, — все они несомненно превосходили размерами моего крошку Лу, который, с того момента, как мы его нашли, прибавил в весе двенадцать фунтов.
Супруги Загалия, которые дали это объявление, сами перебрались в более приличный район после того, как мужа ограбили в двух шагах от дома, где они прожили без малого сорок лет. Однако сам дом они очень любили и не стали продавать, а решили сдавать в аренду. Каждые выходные они приезжали сюда, чтобы ухаживать за садом: итальянскими сливами, грушами, фиговыми и лимонными деревьями, которые заботливо насалили за все эти годы. Они приезжали на рассвете, он трудился, а она сидела на солнышке и вязала.
Я должен был убедить их, что Лу – идеальный защитник жилища, а вовсе не пес-разоритель, который страдает бессонницей, любит скакать по столам и гоняется за голубями. Правда, сперва в этом было бы неплохо убедить себя самого.
Домик, расположенный на углу бульвара, выглядел совершенно сказочно. Я не успел даже постучать: жилистый старик в комбинезоне, наставив на меня садовые ножницы, как пистолет, направился через двор в мою сторону.
— Ты Стив? — спросил он, утирая пот с загорелого лица.
— Мистер Загалия?
— Лу.
— Приятно познакомиться, Лу. — Ну, и дела, подумал я в этот момент.
— Это твой пес там, в машине?
Зоркий старик.
— Так точно, и хотите верьте, хотите нет, но его тоже зовут Лу.
— Хороший, стало быть, пес. Пойдем, поздороваемся.
Я даже не успел его подготовить!
Все стекло было в отпечатках носа Лу. Завидев нас, он принялся перетаптываться на месте, как маленький солдатик на параде, — у него это всегда было знаком социального одобрения.
Лу Загалия улыбнулся совершенно по-детски, сунул садовые ножницы в карман и потер ладони. Я открыл заднюю дверь.
— Лу, это Лу. Будьте знакомы.
— Привет, парень! — Он уверенным движением потянулся и начал чесать Лу за ушами. Этот старик явно знал, как обращаться с собаками. Лу весь расцвел от такого внимания и радостно порыкивал.
— Он всех любит, — сказал я.
— У меня такой пес тоже когда-то был, — пояснил Баталия. — Помесь овчарки, умный, чертяка.
— Лу тоже умный. Он не слишком большой?
— Для чего?
— У вас в объявлении сказано «мелкие животные».
— Видал я и побольше. — Он подмигнул. — Хозяйку только убедить придется.
Я выпустил Лу из машины, взял на поводок и провел во двор, где сидела миссис Загалия со своим вязанием. В темно-синей шали, с красным платком на голове, она смотрелась как королева-мать.
Лу заскулил и потянул к ней. Он обожал очаровывать пожилых людей.
— До чего на Льюка похож, — заметила она, почесывая ему макушку. — Такие же большие глаза.
«Да, да, он копия Дьюка, — твердил я про себя. — Живое воплощение. Вы же хотите, чтобы новый Дьюк жил в вашем уютном домике, охранял его память, охранял плоды вашего сада. Будь хорошим мальчиком, Лу, — мысленно умолял я его, глядя, как он устремляет на старушку свой самый ласковый взгляд. Потом он легонько тронул ее ногу лапой. — Умница, Лу».
Клубок синей шерсти скатился у миссис Загалия с колен на траву. Лу подобрал его и вернул ей в корзинку. «С ума сойти…»
— Пойдем, покажу тебе дом, — пригласил мистер Загалия.
«Так держать, Лу. Молодец!»
В доме пахло старыми журналами, соусом для спагетти, пыльными коврами. Лу и Джемма Загалия растили тут детей; я собирался растить собаку.
Я подписал контракт об аренде на год и внес солидный залог на случай, если Лу решит разорить дом. За свою прошлую квартиру я платил на две сотни дешевле, зато здесь был дворик, гараж, и я мог есть фрукты, сколько пожелаю.
Но Лу все это не впечатляло. С самого начала мне было ясно, что он скучает по прежнему жилищу: он обошел весь дом и обнюхал каждый уголок с таким видом, будто что-то потерял. Сперва я не мог сообразить, что ему не по душе. В первой квартире он сразу прижился, так почему переезд вызвал столько тревог?
На другой день мне все стало ясно: он всю ночь не давал мне заснуть – скулил и бродил, как неприкаянный до утра. Когда я вышел на кухню, чтобы заварить чай, то обнаружил Лу на кухонном столе. Он сидел и смотрел в окно остекленевшими глазами. С годами я научился узнавать этот взгляд – я называл его «вспоминающим», — мрачный и напряженный, в котором отражались образы утраченных сестер и братьев, родителей, калифорнийских холмов. Временами Лу впадал в такой транс, словно медиум. Это всегда производило на меня слегка пугающее впечатление.
На старой квартире он любил лежать под столом и глазеть в окно на людей, голубей и машины – дом стоял довольно высоко, и вид открывался широкий, во все стороны, там постоянно бурлила жизнь. Возможно, это чем-то напоминало Лу сосновые рощи, где прошло его детство. Ему нравилось наблюдать за происходящим вокруг, а здесь, в одноэтажном доме, новые запахи были повсюду, но видеть Лу ничего не мог.
Еще он тосковал по энчиладам, орешкам на террасе и по пробежкам вдоль бухты. Так я выучил первый урок дрессировщика: бродячие собаки намертво привязываются не только к людям, которые их подобрали, но и к первому месту, которое они могут назвать домом – даже если это обувная коробка в багажнике.
Так началась собачья война. Одежда, расчески, наручные часы, зубные щетки (да, он как-то до них дотягивался) — все, чем я пользовался, подвергалось уничтожению. На купленные специально для него собачьи игрушки он презрительно не обращал внимания. Ему нравилось грызть мои личные вещи.
Он съел два пульта от телевизора, бинокль, бейсбольный мяч, который я трепетно хранил еще с колледжа, два ремня, компьютерную мышь и клавиатуру, темные очки и бессчетное количество ботинок. Даже машина пострадала: Лу отгрыз все ручки и кнопки, до которых сумел достать. Любой предмет, которого я касался, становился собачьей добычей.
Еда, печенье, кушать, лакомства и ужин – эти слова были для Лу священны. Принятие пищи превратилось в сакральный ритуал. Только представить себе – никаких больше драк, никакой охоты, никаких злобных двуногих, отгоняющих тебя от мусорного бака или от кормушки для кур. Лу на всю жизнь сохранил любовь к еде, и именно этим я пользовался, когда хотел обучить каким-то новым командам.
Как-то раз я попытался забрать у него миску, хотя он еще не закончил ее вылизывать. Он рыкнул, как, должно быть, тысячи раз рычал на других собак, защищая свою добычу – будь то дохлая крыса или черствый кусок пиццы. Теперь мы с ним были одной стаей, и он никому не мог позволить лишить его вожделенной миски, в которой сама собой по волшебству появлялась еда, прежде чем он убедится, что там не осталось больше ни единой съедобной крохи.
Я еще не знал тогда, как решать возникающие конфликты, поэтому схватил его за шкирку и строго отчитал. Мне повезло: Лу был еще совсем юным псом и беззаветно любил меня, своего спасителя. Он никогда больше не возражал, если я брал его миску, да и другие вещи тоже. Но если бы я рискнул обойтись таким образом с любым другим ротвейлером или овчаркой из тех, кого мне предстояло воспитывать позднее, я рисковал бы лишиться каких-нибудь жизненно важных частей.
Отдельного упоминания стоит приучение к туалету Лу привык мочиться и испражняться там, где ему приспичит, даже если это означало пустить струю на ногу задремавшей старушки в парке (она ничего не заметила, а я не стал говорить). На прежней квартире с этим не было никаких хлопот, он ничего не делал дома, но после переезда обострились все поведенческие проблемы. В первые же дни он начал мочиться на домашние растения, наложил кучу у дивана и стошнил на коврик в ванной. Если его рвало не колпачками от шариковых ручек или чем-то подобным, то обычно он это опять съедал, но вот более пахучие «подарки» оставлялись мне на обозрение.
Все это случалось исключительно по ночам. Я стал закрывать от него дверь в спальню, потому что из-за своей бессонницы он не давал спать и мне. Я купил ему мягкий собачий матрас и обустроил лежанку в самом теплом углу гостиной, за своим рабочим столом. Наутро я обнаружил, что весь дом усыпан обрывками поролона, как конфетти, а шерстяной наматрасник Лу перетащил на кухонный стол – и там благополучно заснул.
