Фэнни Флэгг - Добро пожаловать в мир, Малышка!
Она спустилась в кухню, но, проходя мимо гостиной, остановилась. На кушетке дрых без задних ног Джей-Си.
Дена на цыпочках вернулась в ванную и попила воды из-под крана. Намочила полотенце, прошла в свою спальню и тихо заперла дверь, молясь Богу, в которого не верила: «Пожалуйста, пусть он проснется и уйдет домой… Пожалуйста». Она легла, включила на максимум электроодеяло и заснула.
Было около одиннадцати утра, когда Дена снова проснулась, чтобы выпить аспирина. Теперь горел огнем желудок, требуя углеводов. Она тихонько отперла дверь спальни, на цыпочках спустилась в холл и заглянула в гостиную. Уф, слава богу. Джей-Си нет. Ура. Она позвонила в «Карнеги Дели» через дорогу и заказала два горячих сэндвича с сыром, картошку, шоколадный коктейль и две пачки сигарет «Вайсрой». Пока ждала, вышла на балкон. Было холодно, мрачно, пронизывающе сыро. Воздух тяжелый, густой. Как всегда, на углу Сорок восьмой и Шестой пробка, люди орут друг на друга, гудят. Громкие звуки усилили головную боль, и она вернулась в дом, где шум хоть немного приглушали стены. И все же отдельные гудки и сирены проникали под дверь и резали слух тупым ножом, поэтому она пошла ждать в кухню. Записка, оставленная Джей-Си на дверце холодильника, гласила: «Увидимся в восемь за ужином».
— Ну уж нет, — сказала она записке.
Проглотив еду меньше чем за пять минут, она вернулась в спальню, переступила через одежду на полу и с облегчением рухнула в постель. Улыбаясь, она подумала: как же повезло, что сегодня только суббота и можно проспать до утра понедельника. Закрыла глаза… и через секунду распахнула.
Представители их филиала приехали в город на собрание Национальной ассоциации сотрудников радиовещания. И сегодня она обязана быть почетным гостем на обеде.
Она застонала. «Господи… нет, пожалуйста, не говори мне, что я должна идти на этот обед, пусть меня лучше забьют насмерть бейсбольной битой, утыканной гвоздями. Господи, убей меня в постели, сделай что хочешь, только позволь полежать, не заставляй идти на этот обед… Не заставляй вставать и одеваться».
Она еще десять минут лежала, соображая, не позвонить ли с известием, что у нее внезапный приступ аппендицита, и какое вообще может быть достаточно серьезное недомогание, чтобы свалить тебя с ног в субботу и пройти без следа к понедельнику. Как жаль, что у нее нет ребенка, нет ничего лучше захворавшего малыша, они вечно чем-нибудь некстати заболевают. Чем сильнее она старалась убедить себя, что имеет полное право туда не ходить, что этот обед — всего лишь публичная акция, а не настоящая работа, тем сильней убеждалась, что идти все-таки нужно, все равно ей не даст уснуть чувство вины. Она хотела, чтобы все знали: на нее можно положиться. Тем более что и ей этот обед мог сослужить добрую службу. Представители филиалов съезжаются со всех уголков страны, и для многих это серьезный выход в свет. Большинство жен приедут со своими мужьями только ради личного знакомства с Деной Нордстром. Некоторые следили за ее карьерой с того самого первого интервью с бывшим сенатором Босли, и еще больше людей узнали ее после появления на центральном телевидении. Она популярна почти у всех женщин, которые ежедневно смотрят по утрам ее программу. Поэтому она выползла из кровати и отправилась в ванную поглядеть, есть ли надежда привести себя в божеский вид. Глянула в зеркало, ожидая худшего, но увиденное приятно удивило ее.
Благодаря какой-то генетической причуде Дена Нордстром обладала счастливой особенностью лучше всего выглядеть именно с похмелья. Голубые глаза блестели, на щеках играл яркий румянец, губы (после тысячи сигарет) были чуть припухшие, что выглядело весьма сексуально. Замечая это в очередной раз, она снова удивлялась.
В 12.30 в «Таверне на Зеленой улице» целый зал возбужденных дамочек и их мужей из филиалов старательно делали вид, будто вовсе не ждут с нетерпением, когда им наконец дадут поесть. Они то и дело поглядывали на двери — не приехала ли она. В 12.57 попытки скрасить ожидание милой беседой прекратились. Все глаза были направлены на высокую, сногсшибательную, «потрясную», как скажут дамы, блондинку, стоящую в дверях. На ней был костюм из верблюжьей шерсти, черный свитер с воротником «хомут», золотые серьги идеального размера, о чем женушки доложат дома своим полным зависти подругам, не забыв упомянуть про почти полное отсутствие косметики. Это была она, Дена Нордстром собственной персоной, со свежим, цветущим, открытым лицом девушки со Среднего Запада и с улыбкой на миллион долларов.
Вся толпа единым валом подалась к ней. Дена взошла на подиум с микрофоном и извинилась:
— Простите, что так опоздала. Я весь год так ждала этого обеда, и вы не поверите, уже выхожу из дверей, а тут звонок. Сестра звонит из самого Копенгагена и сообщает, что попала в больницу со сломанной лодыжкой. Они с мужем вчера пошли на вечеринку, где подавали непривычные для них крепкие напитки… В общем, если коротко, она не удержалась на деревянных сабо, и пришлось мне рыться по всем ящикам, искать ее страховку и диктовать номер, иначе ее не отпускали, а у них билет на самолет. Так что прошу прощения…
И вдруг она замолчала на полуслове. Почему все ее извинения так или иначе связаны с семьей? Ничего оригинального в этом нет, а кроме того, семьи-то у нее тоже никакой нет. Да объяви она, что зарубила топором шесть монашек, эти люди все равно простят ее. Вот и теперь они радостно ринулись к ней, галдя, насколько красивее она в жизни, чем на снимках, и прося разрешения сфотографироваться с ней. Штук сто «Кодаков» замигали вспышками со всех концов зала, и вскоре сплошные белые пятна мелькали у нее перед глазами. Но она продолжала улыбаться.
Тетя Элнер
Элмвуд-Спрингс, штат Миссури
1 апреля 1973
Мак спустил воду в унитазе и открыл краны, чтобы убедиться, что все работает исправно. Норма хотела посоветоваться, не постелить ли новое покрывало, и позвала его из ванной. Мак пришел и взглянул на кровать.
— Думаю, не стоит, и объясню почему. По-моему, лучше оставить все как есть, ничего не меняя. После мест, где она жила, вряд ли ее впечатлит новое покрывало. Мы так и так не сравнимся со всеми этими новомодными гостиницами. Нужно только постараться, чтобы она чувствовала себя как дома, понимаешь, этого-то она нигде не найдет.
— Да, Мак, все верно, но есть вероятность, что старое шерстяное покрывало, которому двадцать лет, покажется ей не столько домашним, сколько просто жалким. Ты об этом подумал?
— Дорогая, да нормальное покрывало. Поверь мне.
— Ну, раз ты так считаешь, ладно. Но могу я по крайней мере постирать одеяло и белье? Это мне будет позволено?
— Безусловно.
Они принялись разбирать постель.
— И все же, Мак, есть такое выражение — спустя рукава. Мол, подготовились, но недостаточно. Вдруг она решит, что мы не рады ее возвращению? — Норма указала на окна: — Можешь снять занавески? Простирну их заодно.
Мак полез на подоконник.
— Норма, она и так поймет, что мы рады ее возвращению. Это будет заметно. Мне просто кажется, мы должны жить обычной жизнью, не пытаться ничего изображать из себя. Разве не за этим она приезжает — освободиться от напряжения. Может, ей необходимо побыть в нормальном доме, поесть нормальную пищу, притормозить гонку жизни.
— Я понимаю, но не забывай, что когда мы были у нее в Нью-Йорке, то она принимала нас по-королевски, исполняла каждую нашу прихоть, мы у нее чуть ли не по красной ковровой дорожке ходили, как почетные гости страны. Вдруг она подумает, что мы не желаем сделать для нее то же самое? — Норма подозрительно посмотрела на овальный коврик на полу. — Кстати, о ковре, надо его почистить. Сделаешь?
— Хорошо, как прикажешь. Попозже поднимусь и сделаю. Еще что-нибудь?
— Да. Собери из ванной все полотенца, я не знаю, сколько они провисели. И еще, дорогой, проверь, не покрылась ли плесенью занавеска на душе.
Спускаясь вниз по лестнице, Норма воскликнула:
— А как же тетя Элнер?!
— А что с ней такое?
— Мы ей разве не сообщим? Малышка велела никому не говорить о приезде. Думаешь, она и тетю Элнер имела в виду?
— А она конкретно про нее что-то говорила?
— Нет. Ни словом не обмолвилась.
— Ну вот тебе тогда и ответ. Если бы она хотела, чтобы мы сообщили тете Элнер, она бы сказала.
— Я знаю, но просто не представляю, что она может не захотеть ставить тетю Элнер в известность.
— Я знаю только, что мы должны сделать так, как она попросила.
— Но она не видела тетю Элнер с четырех лет, как она может не хотеть с ней встретиться?
— Дорогая, я уверен, она с ней встретится. Позволь ей решать это самой.
Норма загрузила в машину первую порцию стирки, добавила порошка, закрыла крышку и присела к мужу за кухонный стол.
