Рубен Гальего - Я сижу на берегу
Два дня мы ждем. Два дня банка остается пустой. На третий день утром в банке оказывается таракан.
Я заглядываю в банку.
– Миша, таракан большой, это хорошо.
– Один таракан в три дня – это не слишком быстро? Так ты за пару тысяч лет всех тараканов переловишь.
– Но он большой.
– Какая разница? Ты его на мясо собираешься откармливать?
– Нет. Один таракан в три дня – это очень медленно. Но если подумать, сколько раз за ночь он успел бы перебежать черту между столом и кроватью…
Миша молчит. Когда я прав, Миша не спорит. Он никогда не спорит только для спора. Я не такой, как Миша. Мне не терпится доказать, что прав именно я.
– Но один таракан – это только начало. Когда один попадется, остальные толпой полезут. Ты про феромоны что знаешь?
– Ничего.
Если Миша чего–нибудь не знает, он не расстраивается. Миша уверен, что все, что ему надо знать, он знает. Все, чего он не знает, лишнее.
– Так что там с феромонами?
– Тараканы выделяют запах, другие тараканы на него идут. Теперь они толпой в банку повалят.
– А не наоборот? Ему же в банке плохо. Значит, он кричит этими самыми феромонами, что ему плохо. Они от банки и побегут. Если волк в капкан попадет, он выть станет, другие волки разбегутся.
– Нет, Миша, тараканы – не волки. Тараканы – всего лишь насекомые. Они только при непосредственном контакте конкретную информацию могут передавать.
– То есть, когда в банку попадут?
– Да.
Мише не надо объяснять долго. Миша многого не знает не потому, что он глупый. Если Миша чего–то не знает, значит, ему это не было надо. Когда Мише надо, он спрашивает. Объяснять что–либо Мише очень легко. Миша запоминает все и навсегда.
– А как они в природе выживают?
– В природе все проще. Там мертвый таракан – это плохо. Мертвые тараканы феромоны не выделяют. А этому я сейчас хлебную крошку положу, воды капну, он долго проживет.
Через неделю у нас в банке полно тараканов. Банка заполнена почти на четверть. Тараканы шелестят в банке плотной горкой, суетятся. Иногда тараканья куча замирает, кажется, что все тараканы умерли. Тогда я наливаю в банку немного воды. Тараканы начинают суетиться, пихают друг друга, взбираются к верху многослойной кучи. Каждый таракан старается забраться по спинам соседей повыше. Наверху кучи – капли воды и хлебные крошки. Ночью шум от банки с тараканами слышно особенно хорошо. Мише нравится слушать, как шумят тараканы. Днем Миша просит меня ставить банку как можно ближе к краю стола. Когда банка стоит на краю стола, Миша может скосить на нее глаза и несколько мгновений любоваться тараканами в банке. Я понимаю Мишу. Каждый таракан в банке – потенциальный враг. Один пойманный таракан – Мишина победа над болью и свидетельство моей изобретательности. Чем больше тараканов в банке, тем меньше Миша беспокоится о том, что его будут кусать.
– Чего я не понимаю… – говорит Миша. Миша всегда начинает говорить внезапно. Впрочем, и замолкает он так же внезапно, как и начинает. – Чего я не понимаю, так это почему они меня перестали кусать по ночам.
– Все просто. Тараканам хлебные крошки больше по вкусу, чем твои ноги. Они от голода могут даже бумагу есть. В банку попадают самые жадные и глупые.
– Как люди, – говорит Миша.
– При чем тут люди? – в очередной раз не понимаю я Мишу, и Миша в очередной раз медленно объясняет мне свою мысль.
– Кого к нам привозят?
– Зэков бывших, бабушек с дедушками.
– Зэки в тюрьму как попали? Хотели получить все сразу, а угодили в банку. Все нормально.
– А бабушки? – не соглашаюсь я.
– С бабушками все проще. Они по глупости сюда попадают. Думают, что им хорошо будет.
– Бабушек дети привозят.
– А детей им с Марса прислали? Сами воспитали, сами теперь и расхлебывают.
Мишу не волнуют бабушки. Миша возмущается моей глупостью.
– А ты?
– Я мог повеситься.
– Ты руки поднять не можешь, как ты мог повеситься?
– Раньше мог. В восемь лет я точно мог повеситься.
– В восемь лет люди о таких вещах не думают.
Миша говорит спокойно. Он всего лишь логичен.
– Правильно, в восемь лет люди о таких вещах не думают. В восемь лет люди глупые. Вывод: здесь те, кто попал сюда из жадности или по глупости.
– А я?
– Ты почему вены не режешь?
– В дурдом боюсь попасть. Еще английский хочу выучить.
– И ты умный после этого?
– Нет.
Миша прав. Жадность и глупость. Я подъезжаю к столу, набираю столовую ложку чая из кружки, выливаю чай в банку к тараканам. Тараканы жадно набрасываются на жидкость, сосут ее хоботками со спин своих менее удачливых сокамерников.
Дверь в нашу комнату раскрывается с шумом. У входа – две тетки в марлевых повязках и нянечка.
– Так, ты выкатывайся, сейчас тараканов травить будем.
Я сижу в коляске, Миша лежит на кровати. За спинами у теток я вижу распылитель с дихлофосом. Это огромная штука на колесах, сильно похожая на большой пылесос. Теоретически я могу выкатиться в коридор и даже выехать на балкон. Но тогда нянечки начнут поливать нашу комнату этой дрянью. Миша переживет. Мишины легкие работают относительно нормально. Но для меня такая санобработка – две недели страшных головных болей и сердечных приступов.
– У нас не надо дихлофосить, – говорю я. – У нас лежачий больной в комнате. При лежачих нельзя проводить санобработку. Так в инструкции написано.
Сначала, когда я еще недолго жил в доме престарелых, я пытался найти эту загадочную инструкцию. Примерно через полгода я понял, что инструкция эта – чрезвычайно секретный документ. Никто и никогда ее не видел. Что ж. Помаленьку я начал цитировать инструкцию так, как мне хотелось. Нянечки тоже никогда никаких инструкций в глаза не видели.
– Хотите проводить санобработку, выносите Мишу вместе с кроватью. Это не запрещено.
– Сейчас, – нянечка возмущена не меньше моего. – Нам и так работы прибавили, так еще и кровати носить. Вон, на третьем этаже потравили, и ничего, не выносили мы никого, как лежали, так и лежат.
– Ну, тогда как хотите, тогда у нас травить не надо. На третьем этаже бабушки, они войну пережили, теперь что угодно переживут. Мы не бабушки, мы подохнем от вашего дихлофоса.
– А с тараканами как же? – Нянечке уже не хочется со мной связываться, и она продолжает разговор, скорее, просто так, для порядка.
– Для тараканов у нас ловушка есть.
Я показываю нашу ловушку. Пытаюсь объяснить про феромоны. Слушать мою лекцию нянечке неинтересно, и она собирается уходить.
– Подождите, – внезапно говорит Миша.
Миша не прав. Тараканы в банке располагаются не как попало. Каждый таракан занимает свое место в баночной иерархии. Я могу сидеть прямо в коляске, Миша не может. Это означает, что к нянечкам обращаться могу только я. Я – умнее Миши. Бубу – глухонемой, но ходячий, умнее меня. Бубу может мыть полы и передвигать мебель. Бубу – ходячий, а значит, умный, он умный, почти как нянечки. Бубу умный, почти как директор интерната. Миша – глупый, его никто не будет слушать.
