Александра Маринина - Ад
— А чё, хозяйка, блины конкретные. Это всё или еще есть?
— Я могу испечь, это недолго, — отозвалась Люба. — Вы хотите добавки?
— Можно, — охотно согласился парень. — Клевая хавка. Я бы и водиле нашему отнес, он тоже с ночи голодает.
— Точно, — поддакнул Витенька, поигрывая бицепсами, перекатывающимися под свободной курткой спортивного костюма «Найк». — Ты, хозяйка, наверетень еще тазик блинов.
— Эти блины называются оладьями, — спокойно сказала Люба. — А меня зовут Любовь Николаевна, я вам уже говорила. Давайте постараемся обойтись без панибратства.
— Не, ну конкретная хозяйка, скажи, Артур! — возмутился Степушка. — Типа она тут главная. Давай наведи тут конкретный порядок.
— Цыц! — одернул его Артур. — Веди себя прилично. Ты что, собрался мне указывать? Ты, деточка, совсем нюх потерял. Еще раз так выступишь — вылетишь без выходного пособия.
— Ну дела, — возмущенным тоном встрял Витенька. — Да ты чё, Артур? Ты с ними сопли на глюкозе разводить собираешься? Эта швабра будет тут нам указывать, а мы — под ее дудку плясать, что ли? Ты забыл, зачем нас Гиря сюда прислал? Ща я ему звякну на трубу, он вмиг тебя понятиям обучит.
Артур вскочил, глаза его налились кровью.
— Молчать, уроды!!! — заорал он. — Всех урою к чертовой матери! Еще раз пасть раззявите — с драной задницей отсюда вылетите, вас ни в одном петушатнике за людей считать не будут.
Речь он произнес довольно длинную, составленную почти сплошь из жаргонных выражений и постепенно входящую во все более спокойное русло. Смысл сказанного состоял в том, что Гиря, конечно, поглавнее Артура будет, но уж коль он делегировал ему полномочия по отлову Коли Романова, то на время выполнения миссии главным является именно он, Артур Геннадьевич, и как он скажет — так и должно быть. А кто с этим не согласен, тот пусть объясняется лично с Гирей и со всей остальной братвой и разбирается по понятиям.
Люба и Родислав замерли от неожиданности и втянули головы в плечи. Артур закончил выступление совершенно спокойным тоном, сел и улыбнулся.
— Прошу прощения, это была необходимая воспитательная мера. Надеюсь, ничего подобного впредь не повторится.
Так потянулся этот самый, наверное, длинный день в жизни Любы и Родислава Романовых. Люба позвонила Бегорскому, объяснила ситуацию, Андрей немедленно предложил помощь, выслушал Любины заверения в том, что они и сами справятся, долго сетовал на сорванные встречи, которые должен был провести Родислав, попросил регулярно звонить и сообщать, как дела, а узнав, что им разрешают только отвечать на звонки, сказал:
— Фигня какая-то у вас там. Логики не вижу. Ладно, сам позвоню.
Люба пыталась заниматься какими-то домашними делами, но все валилось из рук, однако она не останавливалась и продолжала находить себе занятия, мысленно произнося слова утешения: «Коленька, мы с папой делаем все возможное, чтобы потянуть время и дать тебе возможность уехать подальше. Мы стараемся ради тебя. Стирка была запланирована на вечер пятницы, но я постираю сегодня, а в пятницу отдохну. И кухонные шкафчики пора разбирать и чистить, вот этим и займусь, а то когда еще руки дойдут. Всё разберу, крупы проверю, чтобы червячков не было, все банки отмою, полки начищу. Всё будет хорошо, надо только набраться терпения».
Артур и его мальчики сидели в комнате и смотрели телевизор, а Родислав устроился на кухне, курил, без конца пил чай и разговаривал с Любой. Потом был обед, потом снова мытье посуды и уборка, потом ужин… Коля не звонил.
Ближе к ночи гости стали нервничать. Впрочем, нервничали только Степушка и Витенька, Артур же сохранял олимпийское спокойствие.
— Слышь, Артур, мы чё, всю ночь тут будем торчать? Мы прошлую ночь в машине сидели, а сейчас опять, да? Это лажа какая-то получается. Звони Гире, пусть смену присылает, мы не нанимались так беспонтово чалиться, — ныл Витенька, а Степушка вторил ему:
— На фига мы тут штаны просиживаем? Надо тряхануть как следует этих хозяев — они вмиг расколются. Сто пудов — они конкретно знают, где Колька зашухерился, чего ты с ними цацкаешься? Мы с Витьком…
— Я велел вам молчать и не высовываться, — холодно произнес Артур. — И между прочим, феней надо пользоваться с умом и слова употреблять правильно, а то слышали звон, а где он — не знаете. Сразу видно, что вы оба нар не нюхали, вот и не стройте из себя бывалых сидельцев. Сначала отсидите с мое, потом будете права качать.
— Интересно, сколько он отсидел? — шепотом спросила у мужа Люба, услышавшая разговор в комнате. — Лет пять?
— Что ты, — усмехнулся Родислав, — гораздо больше. Я думаю, сидел он не один раз в общей сложности лет двенадцать-пятнадцать.
— Откуда ты знаешь?
— В нем слишком много спокойствия и уверенности. У тех, кто сидел только один раз и недолго, появляется такой наглый гонор, дескать, ему любое море по колено, потому что он уже на зоне побывал и самое страшное в жизни повидал. Для того чтобы стать таким, как этот Артур, нужно нар нанюхаться досыта и очень точно понимать, что можно делать, а чего делать нельзя, чтобы снова туда не попасть. Отморозки — это как раз те, кто или не сидел совсем, или сидел мало, а опытные сидельцы ведут себя совсем по-другому, примерно так, как Артур.
— Родик, а как ты спать собираешься?
— А ты? — задал он встречный вопрос.
— Ну, обо мне ты не думай, я все равно не смогу заснуть. Колька неизвестно где, в доме чужие мужики сидят… Какой уж тут сон. А тебе надо отдохнуть. Давай я тебе постелю в Лелиной комнате. Или, если хочешь, в Колиной.
— Значит, я буду спать, а ты будешь сидеть на кухне всю ночь?
— Родинька, так будет лучше. Мне действительно не заснуть, а завтра пусть хоть у кого-то из нас будет свежая голова.
Он легко дал себя уговорить, после всех событий он чувствовал себя уставшим и обессиленным. Люба уложила его в комнате дочери, Витенька и Степушка дремали на диване, привалившись друг к другу, Артур, как каменное изваяние, неподвижно восседал за столом в комнате, раскрыв книгу, взятую из книжного шкафа Романовых, а Люба устроилась на кухне наедине со своими невеселыми думами. Она за минувший день приняла такое количество лекарств, что язва давала о себе знать только ноющей, какой-то затуманенной болью, которая могла бы стать слабее, если бы Люба прилегла. Но такой роскоши она себе позволить не могла.
Около трех часов ночи Люба заглянула в комнату. Артур по-прежнему сидел, склонившись над книгой. Это был зеленый с оранжевым том из собрания сочинений Фенимора Купера. «Детский сад, — мелькнуло в голове у Любы. — В детстве не читал, что ли? Или так и не повзрослел, несмотря на судимости?»
