Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
Она взяла с собой на занятия самый большой кухонный нож. Положила в папку и пообещала себе, что осуществит задуманное. Наберется мужества и осуществит. И вот она опять, эта проклятая набережная, место ее унижений, позора и страданий. «Пусть он сдохнет здесь!» – повторяла Василиса, приближаясь к мужчине у парапета.
– Ну? – сказал он.
И в этот момент она поняла, что не сможет вытащить нож. Нет, не потому, что боялась его зарезать, она только о том и мечтала. Но она не взяла нож в руку заранее и не продумала, как станет доставать его из папки. Внезапность не удастся. Он просто вывернет ее руку и отнимет нож. И больше момента не представится. Но она твердо пообещала себе, что это ее последнее «свидание». Поэтому не стала говорить ему привычное «люблю-хочу», а неожиданно рванулась от него прямо под колеса проезжающей машины. Пусть там, на небесах, расправляются с ее душой, как посчитают нужным. Она больше не может, и все тут.
Счет шел на доли секунд. Но она так отчетливо помнила каждое мгновение, что ей казалось, все происходило долго-долго, как в очень страшном сне. Машина, под которую Василиса бросилась, резко вильнула, не задев ее. Удар пришелся на отчима, который бросился за бунтовщицей. Василиса слышала удар, визг тормозов, но бежала, ни разу не оглянувшись. Она вернулась к крыльцу изостудии. Села на скамеечку у подъезда. Решила, что отдышится, достанет нож и будет ждать, когда к ней подойдет ее мучитель. Она даже надеяться боялась, что страдания ее закончились. Может, машина его слегка задела, но он обязательно приползет за ней. И тогда она его прикончит.
– Ты чего тут все сидишь? – спросила их руководительница, выходя из подъезда, – Папу ждешь?
– Да, – бездумно подтвердила девочка.
– Что-то он припозднился. Все ушли давно. Может, случилось что? Ты звонить ему не пробовала?
– Нет пока. Жду, – отвечала Василиса.
У нее кружилась голова, ее тошнило, но при этом она хотела, чтобы участливая женщина поскорее ушла, иначе не получится прирезать гада.
– А ты ему позвони, – посоветовала руководительница.
Пришлось достать телефон и набрать «папу Женю».
– Никто не отвечает, – сообщила девочка.
– Странно. Очень странно. Хотя – всякое бывает. Что же теперь делать? Хочешь, я подвезу тебя? Папа взрослый, сам разберется, а тебе незачем тут сидеть одной в темноте.
Что оставалось делать? Василиса покорно полезла в машину и через десять минут была уже дома. Она понимала, что если мучитель не приполз до сих пор, значит, с ним действительно случилось что-то достаточно серьезное. И все равно боялась. Боялась рассказать матери о своем ужасе, боялась камер, о которых он каждый раз напоминал, боялась его возвращения и мести им обеим.
Ну, мать, конечно, тут же всполошилась, стала всюду звонить, искать, паниковать. А Василиса чем дальше, тем больше делалась счастливой. Он не возвращался! И телефон молчал, а потом отключился! Она потихоньку поставила нож на его место: в специальную подставку для кухонных ножей. Но все еще не могла ощутить полноту своего счастья. Ей становилось все хуже физически: тошнило, и от голода болел живот, просто ужасно болел, но она боялась попросить у матери поесть. Вдруг та заподозрит что-то? То все отказывалась, отказывалась, а тут, когда несчастье с любимым папочкой стряслось, вдруг есть захотела. Подозрительно! Василиса за годы истязаний привыкла просчитывать каждый шажок. Она умела молчать, терпеть, ждать. Ночью она не сомкнула глаз. Мать не спала, значит, и ей нельзя было спать. Кто знал, не приползет ли чудовище? Но чудовище не приползло. Зато утром случилось совсем что-то ужасное. Боли в животе стали нестерпимыми. Она пошла в туалет и увидела, что у нее по ногам течет кровь. Месячные опять пошли! Она даже обрадовалась. Встала в ванную, чтобы принять душ, а тут живот опять схватило, и из нее вывалилось что-то ужасное. Василиса чудом не потеряла сознание и заставила себя посмотреть. То, что валялось на дне ванны, было скрюченным существом: с головой, руками-ногами и всем прочим, что полагалось нормальным людям. Девочка с отвращением поняла, что до этого самого момента была беременна от чудовища! Сколько времени? Она не знала. Месячные у нее отсутствовали почти год. Существо оставалось недвижным, наверное, умерло еще внутри нее. Василиса даже догадалась, когда. В тот самый момент, когда она рванулась бежать от мучителя. Она тогда почувствовала резкую боль, но не имела права обращать на нее внимание. Боль то утихала, то возвращалась. И так – всю ночь. Так вот, что это было! Только теперь девочка ощутила приток счастья. Она поверила в свое освобождение. Теперь высшая сила была на ее стороне, она в этом не сомневалась. Она завернула существо в полотенце, долго мылась, словно смывая с себя прошлое. Из ванной она вышла с невероятным желанием жить и никогда ни от кого не зависеть. Полотенце с существом она положила в пластиковый пакет. Ей надо было подумать, что с ним делать. К скрюченному существу она не испытывала ни малейшего сочувствия: оно было частью ее врага. Но она понимала: ей пора рассказать обо всем, что с ней происходило, и то, что завернуто было в полотенце, должно стать свидетельством.
– Оно тут, – сказала Луша, – Мам, это полотенце – тут, в Васькиной сумке.
– Как ты себя чувствуешь? Тебе к врачу надо. Кровотечение продолжается? – спросил Сеня.
– Мне хорошо. Кровь совсем чуть-чуть идет. Капельку. Я есть хочу.
– Лежи, я тебе принесу еду, самую вкусную, – залепетала Тина, – Сейчас, подожди.
– Дай мне сюда этот пакет, – велел Сеня Луше.
Та тут же вручила ему пластиковый пакет из известного дорогого супермаркета. Кому бы пришло в голову, что может в нем храниться. Сеня, насупившись, забрал пакет и вышел из комнаты.
– Он врач, – обратилась Тина к Василисе, – Он хочет посмотреть, как у тебя, все ли вышло.
– Мне хорошо, мне очень хорошо, – повторяла девочка, – Живот больше не болит. Голова не кружится. Не тошнит.
– И замечательно, – поддакнула Луша, – Но надо же убедиться. Надо все проверить.
– Я ни за что не поеду в больницу, ни к каким врачам, – решительно заявила Васька, – Я хочу есть и спать.
В комнату вошел насупленный Семен.
– Мальчик, – сказал он, – Это был мальчик. Судя по всему, умер внутри тебя. И, похоже, все вышло. Можно даже не чистить. Хотя профилактически имеет смысл. УЗИ надо сделать. Под капельницей бы ей полежать, организм поддержать надо. Ну, капельницу и здесь поставим, это я могу. Но провериться – надо съездить.
– Я никуда не поеду! – крикнула девочка и заплакала.
– Жаль, что он сдох! – убежденно произнес Сеня, – Как легко ему все сошло с рук! Я бы его своими руками растерзал! Эх, зря ты молчала! Лежи, я тебе сейчас попить-поесть принесу. А там разберемся.
Он ушел и очень быстро вернулся с тарелкой, полной всяких деликатесов, и с пакетом сока.
– Стакан не ухватил, – обратился он к жене.
Тина побежала за стаканом.
Василиса потихонечку ела, а вся семья сидела рядом и смотрела, как хорошо у нее получается.
– Что делать с Лизой? Она скоро вернется. Ей говорить или нет? Ей сейчас очень плохо, – произнесла Тина.
Слова эти вырвались наружу случайно. Она про себя думала, тревожилась, не находила ответа.
– Мне все равно, – скказал Васька, – Я в больницу не поеду. И туда не пойду, наверх к ней.
– Ты лежи и ешь потихонечку. Никто тебя никуда не отправляет. Ты под защитой, – сказала Луша.
– Не хочешь в больницу, не поедешь в больницу, – заверил Сеня, – я сюда доктора вызову. Тут УЗИ сделаем тебе. УЗИ – это не больно. Есть мобильная аппаратура. Надо, чтобы все у тебя прошло без последствий. И только. Сделаем УЗИ?
– Я знаю, что это такое, УЗИ. Хорошо, здесь – сделаем, – согласилась девочка.
– Лизе надо сказать, – постановил Семен, – Она мать. Она представить себе не могла… И обязана знать. Кстати, это уменьшит боль утраты. Пойду позвоню коллеге насчет УЗИ и прочего. А Лизе сообщим. Лежи ешь, о плохом не думай. Сдохло твое плохое.
Васька улыбнулась краешками губ.
Лиза позвонила в дверь, когда Васька лежала под капельницей, задремывая. УЗИ показало, что все у нее неплохо. Велено было наблюдать за состоянием и измерять температуру, соблюдать покой и общую гигиену.
Лизу накормили, напоили чаем, прежде чем сообщить о том, что происходило с ее дочерью. Во время еды она все повторяла:
– Изверги, как земля таких носит! Живодеры! Сбросили и уехали! Чтоб им пусто было! Женечка! За дочкой поехал – и вот! Прости меня, Женечка!
Слушать все это было невыносимо.
– А теперь послушай меня, Лиза, – отчетливо произнес Сеня, когда несчастная его школьная подруга допила свой чай, – Послушай. Я уверен, что ты узнаешь сейчас что-то, что повернет твое горе в другую сторону. Прости, но ты должна это знать.
Он коротко и четко изложил ей все детали произошедшего. Отвел в ванную и развернул полотенце со скорченным существом.
