Валерий Козырев - Джесси
– Получается, что Гена как бы санкционировал этот наш с тобой разговор?
– Нет. Это выглядело иначе! Просто, я сказал ему, что ты мне не безразлична…
– И что?
– Ты ему тоже небезразлична. Может быть, сложись в его жизни всё по-другому, ваши отношения тоже были бы другие. Но есть нечто…
– Я знаю, он говорил мне об этом, – не дала договорить Вика.
– Я признался тебе не для того, чтобы разрушить ваши отношения.
– Если чувства обоюдны, их невозможно разрушить.
– Ты мне не просто нравишься, я полюбил тебя…
– Чтобы полюбить нужно время.
– Я тоже так думал, пока не встретил тебя… Но я уже сказал: если ты ответишь нет, я постараюсь всё забыть. Хотя мне это будет трудно…
Вике не раз признавались в любви, но она никогда не воспринимала это всерьез. Сейчас же всё было иначе: за словами Воки была не пылкая, и по своей природе эгоистическая юношеская влюбленность, которая не хочет ни с чем считаться; за этим было другое.
– Мне сложно что-то ответить… – она на мгновение задумалась. – Пока могу сказать лишь одно, ты мне тоже нравишься. Но могут ли быть у нас серьёзные отношения, если я постоянно думаю о другом?..
– Прости, что вынудил на откровенность… Но я не мог не поговорить с тобой!
– Давай больше не будем об этом! Расскажи лучше, как прошел твой первый рабочий день.
– В очень напряженной трудовой обстановке.
– Нет, я и правда хочу знать.
– Да ничего особенного… Делал то же самое, что и до армии: крутил гайки, менял части, регулировал тяги.
– Ты не похож на человека, у которого нет планов на будущее.
– В общем-то, я заочно учусь в автодорожном институте, на днях пойду восстанавливаться; не знаю – планы это на будущее или нет, но машины и дороги – это моя стихия.
– Тогда тебе надо работать дальнобойщиком: сразу два в одном, машины и дороги.
– Это моя мечта! Хочу получить профессиональные права и перевестись на работу водителем. А там, через годик, можно и на дальние перевозки попроситься… А ты поступила в педагогический, потому что это твое призвание? – спросил он. – Или…
И он замолчал, ведь это было уже тривиальным, что в педагогический обычно идут те, кто не смог поступить в другие ВУЗы. Но она поняла его.
– Нет, я не делала попытки поступить в какой-то другой институт. Педагогический – это мой выбор. – Вика, некоторое время молчала. – Я об этом раньше никому не рассказывала, а тебе почему-то хочу… Если только у тебя есть желание меня выслушать.
– Можешь не рассказывать, если в этом есть какая-то тайна, и ты не совсем доверяешь мне. Но если это не так, то время и желание у меня есть.
– Возможно, в этом и есть какая-то тайна… Ведь ты первый, кому я хочу это рассказать, и теперь тебе придется выслушать меня, хочешь ты этого или нет! – Вика взглянула на него и улыбнулась. – Но в общем-то, это вполне банальная история… У нас с подругой в школе была любимая учительница, наш классный руководитель. Сейчас я могу сказать, что она была нашим кумиром; а тогда мы просто восхищалась ею. Мы старались подражать ей во всем: подстригались как она, говорили как она, копировали её походку… И когда уже учились в старших классах, я как-то резко высказалась об одной нашей однокласснице. Подруга передала мои слова той девочке, та пожаловалась классному руководителю, добавив к тому, что я сказала, ещё много что от себя. И, наверное, было бы правильным, если бы классный руководитель вначале поговорила со мной. Но она сразу же вызвала в школу моих родителей. Меня вместе с той девочкой вызвали в учительскую. Я сама чуть со стыда не сгорела, когда она, в присутствии родителей и учительницы, передала якобы мои слова. От обиды я тогда только заплакала, и не смогла сказать ни слова в своё оправдание. И уже только дома я рассказала правду. Родители мне поверили, и для меня тогда это было единственным утешением. Но наш классный руководитель об этом так никогда и не узнала… Её отношение ко мне изменилось. Хотя, в общем-то, мне это могло и показаться, ведь изменилось и моё отношение к ней… – Вика взглянула на Воку уже знакомым ему, чуть грустным взглядом. – Тогда-то я и захотела стать педагогом. Почему? Не знаю. Наверное, чтобы не поступать так, как поступила она. Вот таким образом не совсем благовидный поступок моего учителя повлиял на выбор моей профессии.
Вока, проникнувшись рассказом, непроизвольно взял Вику за руку. Её рука чуть дрогнула, но она не отдернула её.
– Грустная история с хорошим концом, – сказал он.
Вика взглянула на него, в её глазах уже не было грусти.
– Теперь у нас есть одна общая тайна, и ты не должен о ней никому рассказывать!
– Клянусь! Никому и никогда.
Незаметно наступил вечер. Вика взглянула на часы и спохватилась.
– Извини, Володя, я пойду… Мне ещё конспекты писать.
Он проводил её до вестибюля. А в следующий вечер они опять допоздна просидели на лавочке. И перед тем как расстаться, ещё долго стояли под окнами общежития, в свете уличного фонаря.
– Знаешь, Володя… – голос Вики чуть дрогнул. – Мне казалось, что я люблю Гену, и буду любить его всегда… А теперь вот провожу время с тобой, и мне это нравится. Наверное, это очень легкомысленно, да?..
– Вам нужно встретиться и поговорить.
– Я об этом уже думала… Но что же, все-таки, это было со мной?.. Девичья влюблённость, не способная выдержать серьезных испытаний, боязнь быть одной или же самообман?..
– Сейчас ты не найдёшь ответы на все свои вопросы. Должно пройти какое-то время.
– Рассудительностью ты очень похож на Гену.
– Мы вместе росли, и что-то привилось в нас друг от друга.
– Извини… Наверное, я не должна сравнивать вас.
– Ты не первая замечаешь в нас определенное сходство. Причем походить на Гену – это не и так-то уж и плохо.
Она взглянула на него с улыбкой.
– Поэтому-то, наверное, у меня такое чувство, что я тебя давно знаю.
Вока не ответил, лишь взглянул на неё. Она улыбалась. Он взял её за руки.
– У меня тоже такое же чувство, что знаю тебя очень давно и… – он хотел сказать «люблю», но то, что он сейчас чувствовал к ней, не отражалось в этом коротком слове; оно показалось ему невыразительным, лишенным всего того, что сейчас теснилось в его сердце. И Вока предпочел промолчать.
Не только Вика понимала, что ей необходимо встретиться с Геной; это понимал и сам Гена. И в воскресное утро, в то время, в которое обычно заходил за ней, чтобы вместе идти в церковь, он был у неё. Надя с Наташей пели в церковном хоре и уходили раньше, и Вика была одна. По разложенным на столе конспектам и учебникам можно было предположить, что в церковь она не собирается. После того памятного вечера это была их первая встреча. Вика в нерешительности переставляла книги с места на место, избегая смотреть на него. Прошедшее время не только не сгладило в её памяти всю нелепость той ситуации, а казалось, наоборот: сейчас она представилась ей ещё более абсурдной. Гена переживал нечто похожее.
– Рада видеть тебя, – наконец оторвала взгляд от учебников Вика.
– Я тоже.
– Ты присаживайся! – в голосе появилась несвойственная ей суетливость, словно она хотела в чём-то перед ним оправдаться.
Гена отодвинул от стола стул, сел и открыл первый попавшийся под руку учебник, но тут же закрыл и отодвинул его от себя.
– Я к тебе… – взгляд Гены был открыт, на лице – виноватая улыбка.
– Я уже догадалась. – Вика взглянула на него, их глаза встретились, она улыбнулась. – Я и правда – рада тебя видеть.
– Было бы неправильным просить дважды прощение за одно и то же… Мне просто нужно знать: простила ты меня или нет?..
– Простила ли я тебя? Для этого надо хотя бы знать, в чём ты виновен, а я ни в чём твоей вины не вижу, а нахожу её лишь в себе. Хотя, признаюсь, в первое время очень злилась на тебя. Думаю, что нам нужно просто забыть об этом.
– Считаешь, что между нами всё может остаться так же, как и прежде?..
– Нет, ведь я всегда желала других отношений, нежели те, что были у нас с тобой. Поэтому-то, наверное, мне и трудно осудить тебя…
– Я ценю твое великодушие.
– Дело тут вовсе не в великодушии.
– В чём же? В том, чтобы я не чувствовал себя виноватым?
– И не в этом тоже. Если хочешь, расскажу тебе обо всём сначала. Хотя, кое о чём ты уже знаешь…
Гена молча кивнул головой.
– Это было зимой, ты только что приехал в деревню. Я шла по узенькой тропинке, навстречу шёл ты; кругом снежные сугробы, а тропинка была настолько узкой, что мы с тобой не смогли бы на ней разминуться, но ты, давая мне пройти, шагнул в сугроб. Возможно, что ты даже и не помнишь этого, но с тех пор ты был для меня всегда больше, чем друг. Я полюбила тебя. Это чувство жило во мне подобно морским волнам: то наполняло, и тогда я плакала и даже молилась, чтобы ты полюбил меня, то вдруг уходило, и тогда я страдала ещё больше и желала лишь одного – чтобы оно скорее вернулось. И оно возвращалось. Но с этим жить было ещё тяжелее… И я вновь просила, чтобы оно ушло. При встречах я ловила твой взгляд, но ты лишь здоровался и проходил мимо. А я мечтала, чтобы ты заговорил со мной. Мне хотелось увидеть в твоих глазах хотя бы искорку того огня, что был во мне! Потом сенокос, и я уже не смогла скрывать своих чувств… Затем тот разговор у речки и Санька со своей дурацкой ревностью… Потом ты уехал. И встреча уже здесь, в городе. Иногда в твоих глазах я видела что-то похожее на то, что переживала и я. И это давало надежду. Но оказалось, что это была любовь к другой… Я думала, что буду любить тебя вечно и мне было все равно: полюбишь ты меня или нет. Но, оказывается, так не бывает. Хочется любить и быть любимой; и когда что-то долго горит, то сгорает дотла… Наверное, перегорела и моя любовь к тебе. Сейчас я чувствую себя гадкой и продажной, не перед тобой, нет! И не перед собой… У нас не было того, что обязывало бы нас к чему-то друг перед другом. Но перед тем светлым и прекрасным чувством, которое жило во мне. И, наверное, мне нужно просить прощения у него…
