Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
Его телефон всё время беспокойно сигналил одиночными гудками или звуками, обозначавшими смс-сообщение. Никита нервно озирался на него, не решаясь посмотреть. Имад, заметив его болезненную реакцию, взял трубку, вышел и долго на повышенных тонах с кем-то разговаривал. Зашёл обратно и нервно бросил телефон на стол. Звонки участились, и он выключил его вообще.
Анжела, накапав себе «корвалол», оставшийся от Ниночкиного приезда в домашней аптечке, пыталась накормить детей и приготовить что-либо на ужин для взрослых. Эта катавасия прекратилась часам к одиннадцати вечера, когда уставшие и как будто избитые, они уселись на веранде за накрытым столом.
– А что, в этом доме к ужину ничего не подают? – стараясь быть бодрым, спросил Ахмед.
– А и правда, давайте-ка вина выпьем.
Анжела достала прекрасное белое вино, которое могло скрасить вкус неудавшегося от нервозности ужина.
– Дети, ну нельзя же так! Три дня назад мы были у вас в гостях, и всё было нормально. А сегодня вы разъезжаетесь. – хотел было завести важный разговор Ахмед, но никто не поддержал его ответом.
– Значит так! – продолжил он настойчиво. – Я пока что являюсь главой семьи! И думаю, что мы с матерью заслуживаем уважения и вашего внимания! Так вот, глядя на весь этот сумасшедший дом, я хочу вам сказать, несмотря на то что вы взрослые, я таких дураков ещё не видел.
– Ахмед! – испугалась такого грозного начала Анжела.
– Ты меня сама позвала? Вот теперь не мешай! – ещё более повысив тон, продолжил Ахмед. – Один страдает, мучается от одиночества. Знаешь, как это называется? С жиру бесишься! Вторая обиделась, собралась, хвостом махнула и уезжает! Тяжело ей! И не обижайся, ты мне как дочь, будешь слушать! Вещи собирает, концерты устраивает.
Это не было похоже на разговор с целью примирения, слон в посудной лавке пошёл в разнос.
– Вы детей своих видите?! Никита с какими глазами ходит? Да у него сердце разрывается, он, что думаете, не понимает ничего? Или вы котят завели, а не детей нарожали? Конечно, если мама обиделась, то и страну поменяем, школы и друзей всех побросаем, и без отца оставим, только бы маме был душевный комфорт! А ты, дорогой, когда у Никиты в школе был? Какой отдых на лето ему и жене, уставшей после родов, придумал? Голова свободна, вот дурь и лезет, бесстыдник! Да совести у вас нет у обоих. Бог вам подарил прекрасных и здоровых детей, счастье! Нет! Вам неймется, вы им своими руками жизнь испортить решили?! И ещё смеете говорить, что это всё ради них! А если что с ними пойдёт не так дальше, когда разъедетесь и они скажут, вот если бы папа был, он бы помог! И спросит маму, а чего вы разошлись? Он пил? Бил? Есть было нечего, домой не приходил, семью другую завёл? Что ответишь, Инна, а? Потому что папа любезничал с секретаршей и этим понизил мою самооценку?! Научились этому словоблудию, а ответственности, любви к детям никакой!
Он сел, весь красный и вспотевший от этой эмоциональной речи, чувствуя, что если не успокоится, то с ним случится удар. Анжела, беспокоясь о его состоянии, налила в стакан холодной воды. Инна сидела, поджав ноги и опустив на них голову на одном конце стола, Имад, облокотившись о колени, на другом. Никто не проронил ни слова. Ахмед продолжил:
– Мне жалко, что я не забрал у вас все деньги и не заставил подниматься самих! Было бы больше забот и меньше времени на всякую дурь. Люди больных детей поднимают, стариков содержат, на еде экономят, чтобы школы оплатить и радуются маленьким удачам, Бога благодарят! – продолжал он уже тихим спокойным голосом. – А вы?! Не стыдно?
Инна заплакала.
– Нечего плакать. Если сами не можете разобраться, мы разберёмся! Значит так, я не позволю внукам жизнь ломать, и нечего тебе уезжать! Это твой дом, дом твоих детей! Вот и не порти им детство. А не можете вместе жить, значит, ты, донжуан, из дома уйдёшь и поедешь со мной, а не жена с детьми! Понятно всем?! И Георгию позвоню, никто встречать не будет! Принеси мне билеты, я завтра сдам!
Инна получила вторую отрезвляющую пощечину сегодня. Наверное, бабушка Аревик поняла, что одной недостаточно и устроила «на бис». Ей и правда стало стыдно, за всё, что сегодня происходило. Какое-то показательное выступление задетого самолюбия. Она тихо вышла с веранды и вернулась через несколько минут, держа в руках билеты.
– Вот. – протянула она их свёкру. – Спасибо. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, дочка. – сказал Ахмед. – Отдохни, утро вечера мудренее.
Инна вышла и наткнулась на Никиту в пижаме, на цыпочках возвращающегося в комнату.
– Подслушивать нехорошо. Зашёл бы и слушал. – сделала она ему замечание больше по привычке.
– Мам, мы не поедем? – спросил он с тревогой.
– Нет. Ты расстроился?
– Мам, а папа где будет жить теперь? – не обращая внимания на её вопрос, он искал ответы на свои. Инне стало так его жаль, в этой пижаме, караулящего за дверью, ничего не способного изменить, но готового всё сделать, чтобы дом и дальше оставался его крепостью. Как ему должно быть страшно!
– Никита, можно я сегодня с тобой посплю?
– Давай. – удивлённо согласился он и пошёл принести мамину подушку.
Они разместились на его широкой кровати. Инна с краю, он у стены, положив голову к ней на руку.
– Ма-ам. – промычал он из глубины своих раздумий. – Ты не ответила, а папа где сейчас будет жить?
– Не знаю. А где бы ты хотел?
– Мамочка, – заёрзал он под одеялом, поворачиваясь к ней лицом. – Пожалуйста! Пусть папа дома живет! Пожалуйста! Если он уйдет, вы уже не будете жить вместе никогда!
– Никита, я не могу ничего обещать. Может, лучше немного пожить отдельно? Он сам будет решать.
– Кому лучше? Мне? – он опять заёрзал, отворачиваясь от мамы, никак не желающей его услышать. – Ну и делайте, что хотите! Я тоже уйду от вас, когда вырасту!
– Хоть ты мне не добавляй! Ты же понимаешь, что мне сейчас тяжело.
– Я понимаю, а ты меня не хочешь! – она почувствовала, что он тихо заплакал, по неровным вздохам, прерывающим его дыхание. – Я поеду жить к дедушке Ахмеду! Он меня любит! А вы делайте, что хотите. А вырасту и Настю заберу!
Она обняла его крепко и прижала к себе.
– Дурачок. Мы с папой тебя очень любим. – она поцеловала его в макушку. Под одеялом опять начались перемещения, Никита уткнулся мокрым носом в мамино плечо.
– Мамочка, у нас в школе есть дети, у которых родители развелись или разъехались. Я не хочу так страдать, как они. Уговори папу остаться! Пожалуйста! Он хороший, мамочка, правда. Он самый добрый, всегда с нами. А на эту тётю он так кричал! Ты себе не представляешь! А потом выключил телефон! Он её точно не любит, это тебе показалось!
– Никита! Никита. – пыталась остановиться его Инна. – Я не буду папу просить. Он меня очень обидел. Прости.
– Хорошо, не проси! Но если он вдруг сам останется, не выгоняй, хорошо? Обещаешь, мамочка? – он всё пытался изобрести схему примирения и найти в маме союзника. – Ну, ради меня!
– Хорошо, спи! – она гладила его взлохмаченные волосы и целовала распухший носик. – Спи!
Как быстро наша обида заменяется эгоизмом и нежеланием видеть никого вокруг, затмевая рассудок. Никита, длинный и худой, как велосипед, незграбно скрутившись рядом с мамой, уснул, уже сложив в голове свой пазл из уговоров папы и согласия мамы его не выгонять. Он точно знал, с чего начнёт завтрашнее утро! Он будет самым хорошим и послушным сыном и даже посидит с Настей, а главное, он всё объяснит папе и уговорит его остаться.
На балконе, тем временем, разговор продолжался. Анжела оставила своих мужчин и следом за Инною пошла отдыхать после этого безумного дня.
– Как можно так относиться к своей семье!
– Папа, я хорошо отношусь к своей семье.
– Можно всю жизнь строить и одним махом разрушить? Тебя разве кто-то заставлял жениться? Нет! Сам решил. Ну, так и отвечай за свои решения!
– Пап, слушай, не устраивай митинг. Я всё понял, я во всём виноват!
Ахмед посмотрел на своего взрослого, красивого и успешного сына и застыдился своего обличающего тона. В конце концов, он никогда не разочаровывал отца, всегда был старательным трудягой, с оригинальным мышлением и добрым сердцем, а про его жену он знает немного, только со слов Имада и всё самое хорошее. Но это скорее характеризует его сына, как порядочного человека, не выносящего сор из избы, чем его невестку.
– Сынок, я очень нервничаю, прости. Я не должен нападать на тебя, ты уже совсем самостоятелен. Просто мне тяжело видеть, как у вас всё рушится.
– Да нет, папа, только отец может так вовремя сказать нужные слова не вызывая протеста в душе. Ты даже не представляешь, как много изменили твои слова! Я благодарен тебе!
– Наверное, надо было с этого начать, но лучше поздно, чем никогда. Расскажи мне, что с тобой происходит? Ты хочешь жениться на другой женщине? Я должен знать, ведь ты мой сын и если тебе настолько плохо в семье, то я поддержу тебя.
