Юрий Трещев - Город грехов
Примадонна приняла странников в китайском халате.
Пышногрудая, величавая она молча слушала историю странников в изложении артиста. Брови ее то поднимались, то опускались. Мопсика она держала у груди. Она не расставалась с ним.
— Будете здесь жить так же, как я живу… — сказала примадонна голосом сирены, и утерла невольно выступившие слезы. — Надеюсь, прислуга по глупости вас не отравит… она знает чары и зелья… а у вас есть противоядие — ваша привлекательность, которая сильнее ее трав… — Примадонна с улыбкой взглянула на артиста. — Я помню прошлый ваш визит и все связанное с ним…
— А вы все такая же…
— И вы все такой же… ни счастья вам не надо, идущего в руки, ни горя… пойду, распоряжусь… — Примадонна обняла мопсика, который спал на ее груди, встала и пошла. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, а запах от одежд разлился повсюду.
У философа ослабели колени. Он сел, мучаясь тоской по ее красоте. Не сумел он убедить ни рассудок, ни сердце.
— Оставайся на вилле… — сказал артист. — Будешь жить и радоваться, ни о чем не заботясь…
Артист спал, когда в комнату вошла примадонна.
Благоговение и испуг охватили его.
Примадонна стояла перед ним почти обнаженная, потупив взгляд.
Он спустил босые ноги на пол, попытался бежать, но она его удержала.
— Не стыдись и не бойся меня… ты мне мил… — прошептала она и зажгла его нежной страстью…
Всю ночь в комнате артиста совершались чудесные превращения. Вилась виноградная лоза, плющ карабкался по стенам, покрывался цветами приятными взгляду. На голове артиста появился венок и сам он стал козлоногим и двурогим…
Ночь ушла.
Светало, когда артист, писатель и философ покинули виллу примадонны.
Артист шел молча, но улыбка не сходила с его лица.
Писатель что-то писал.
Философ рассуждал вслух.
Дорога повернула влево, потом вправо и странники очутились перед толпой, окружающей оратора.
— Вот так встреча!.. — воскликнул незнакомец и попытался обнять артиста.
— Что вам нужно?.. — артист отстранился и изобразил на лице недоумение. — Вы смотрите на меня так, как будто мы были знакомы…
— Вы не узнаете меня?.. я секретарь мэра… вернее, был им…
— И что вам нужно?..
— Извините, я, наверное, обознался…
Кто-то окликнул артиста по имени. Он обернулся и увидел горбуна, привратника примадонны.
— Примадонна просила передать вам письмо…
В письме примадонна умоляла артиста вернуться.
Артист читал письмо и видел перед собой полузадушенного мопсика. Он лежал на дороге и вился в судорогах, наподобие пресмыкающегося червя, пока бог из жалости не послал ему смерть.
— Интересно, призраки страдают?.. — спросил артист.
— Страдают, но страдают призрачно… — сказал философ.
— Философ, вы так ничего и не сказали о происхождении зла…
— Корень зла в нас самих…
— Вы правы… — заговорил прохожий. На его глазах блеснули слезы.
— Что с вами случилось?.. расскажите… — писатель близоруко сощурился.
— Я мог бы стать кем угодно… даже гением, но, увы… бес меня попутал… — Прохожий разрыдался. — Я был женат, но воздерживался от общения с женой… подражал девственникам, прилепившимся к богу… до некоторого времени я на самом деле пребывал в терпении, но не смог до конца совладать со своим невоздержанием, а напротив того, восхотел как блудливый пес… я находил себе некие предлоги в оправдание непотребной своей страсти, и стыдился этой победы зла в себе… я унизился до того, что стал дурно обходиться с женой… кто ищет, тот найдет тысячи путей к пороку, и в похоти будет изливать семя в разные щели…
— Не понимаю, о чем он говорит?.. — философ сонно потянулся.
— Он говорит о срамном рожке… — пояснил артист. — Все дело в этом срамном рожке… девы играют на нем, а он то вверх поднимает голову, то опускает ее книзу… он и есть корень зла… а спасение в чистоте и воздержании…
«Уж не оскопил ли он себя?..» — подумал философ. Вслух же сказал:
— Не кажется ли вам, что все это лишь произведение вашего воображения?..
— Это произведение моего беса, который поселился во мне и сплетает ложь с истиной… — пробормотал прохожий и глянул по сторонам. — Прошлой ночью я спал и проснулся, услышав голос, который назвал меня по имени и сказал мне, кто я и откуда иду… и до того он совратил ум мой, что я причислил себя к избранным и стал говорить во сне о том, чего не знал наяву… я почти погряз в этой тине… я говорил и не мог остановиться… очнувшись, я вспомнил, что говорил, и удивился… я не мог поверить тому, что говорил…
— О чем же вы говорили?..
— О том, что мне все позволено, и я уже спасен… я приспосабливал изречения пророков к своему монологу… отгонял от себя страхи, чтобы не покинула меня жизнь, и не очутился я во внешней тьме и пустоте…
— Зря вы отгоняли от себя страхи… от страха и печали пробуждается всякая душа и все остальное…
— Вы заблуждаетесь… но я продолжу… мне казалось, что я проповедую на площади… люди, слушая меня, то рыдали, то смеялись, но иногда они впадали в недоумение… я и сам был в недоумении и возбуждении от того, что говорил, хотя и приписывал это иной причине…
— Какой же?..
— Не я, бес во мне говорил…
— И что же в итоге?..
— Я оставил проклятый город… предоставил мертвым погребать своих мертвецов… я блуждал, точно заблудшая овца, разносил слова, рожденные от бога, так мне казалось, а рожденное от бога есть бог… осенью я вернулся в город, застал отца еще живым… он был не последним в искусстве живописи… хвалу я воздаю отцу… впрочем, она ему не нужна… не для денег он жил, а для искусства… прожил так, как бы хотелось и мне прожить, но, увы, все свои способности я разронял на дороге, по которой ходил туда и сюда, пытался найти истину и узнать, где граница желаний, пока не пришла ко мне старость, смерть и избавление, откуда я их не ждал… но я верю, и надеюсь, что смерть — это не конец… это только начало…
— Вы думаете, что тут собрались одни мертвые?..
— Нет, не только…
— Что вы хотите этим сказать?..
— Только то, что сказал…
— Ну, я пошел… — артист встал. — Этот обмен репликами между нами был не совсем бесполезен… я услышал что хотел… вы идете?.. — спросил артист, обращаясь к писателю и философу.
— Что?.. я не расслышал… — писатель поднял голову. Он что-то писал.
— Что ты все пишешь?..
— Дописываю свою книгу… — писатель полистал записную книжку. — Все в словах… все в них и через них… однако что-то потемнело… тучи наползли…
— Что вы говорите?.. — старик в очках близоруко сощурился.
— Я говорю, погода меняется…
— Вы писатель?..
— Теперь все пишут… и я пишу…
— Я тоже пишу…
— И что вы пишите?..
— Мемуары…
— Хотите, чтобы и другие полюбили ваши грехи?.. — писатель улыбнулся.
— Нет, но… я страдаю бессонницей и пишу ночью… подобно некой картине возникают образы легкие и тонкие, которые скрываются в недрах тьмы… они видятся мне или мне мнится, что они мне видятся… — старик умолк.
— Разрешите, я продолжу с того места, на котором старик остановился…
— Не разрешаю…
— И все же я продолжу… вы меня не знаете, но я вас знаю… вы пасли коз в горах и стали известным писателем… даже статую заслужили из железа… полное сходство… стоит слепой и глухой человек с книгой…
— Я смотрю, вы затаили на меня обиду… почему вы замолчали?.. куда же вы?.. ушел… — писатель покружил на месте и замер, остолбенел.
— Что с тобой… что ты увидел?..
— Я увидел блаженную в зарослях мирта… — заикаясь, заговорил писатель.
— Ты сошел с ума…
— Говорят, вы прокляли город… — заговорил прохожий.
— Не он проклял город, а мэр… и проклятие вот-вот должно исполниться… а место, где стоял город, станут называть ямой, входом в преисподнюю… — сказал прохожий в плаще, высокий, худой.
— Так проклятие уже исполнилось?.. — артист, изобразив на лице недоумение. — Где же он?.. исчез… куда они все исчезают?.. появляются ниоткуда и так же таинственно исчезают… ты не видел, куда исчез незнакомец в плаще?..
— Нет…
— Издали бог поднимет руку, и город рухнет в яму… — Артист поднял руки. — Я видел гибель города в видении… помню, был день и вдруг нашел мрак и ужас… чудовище Левиафан глухо зарычало и пожрало город и всех его жителей…
— Что поделаешь, человек смертен и рожден страдать… и спасутся лишь те, кто скорбел… — заговорил старик в очках. Он использовал обычные слова, но звучали они как-то необычно.
— Что там за толпа?..
— Ораторы играют словами…
— А люди верят и подчиняют себя обстоятельствам, какими бы кошмарными они не были…
Писатель подошел ближе к толпе…
— Помню, я проснулся от грохота, как будто небо рухнуло… выглянув наружу, я увидел женщину… — Язык оратора не поспевал за мыслями и в его речи зияли лакуны. — Женщина только что родила… узнавая мать, мальчик, начал ей улыбаться… я следил за ними из развалин… в этих развалинах я жил уже несколько дней и дважды гибель свою описал в скорбных стихах… никому не удавалось дважды увидеть преисподнюю и возвратиться оттуда, где темный вьется Коцит, питая мрачные стигийские топи… я думаю, этому есть объяснение… если бы кто-то вернулся оттуда, здесь бы никого не осталось… и это внушает надежду, что за смертью нас ждет некое будущее… смерть — это божий дар… но я продолжу… женщина показалась мне призраком, настолько сумерки опутали меня ложью…
