Юрий Вахтин - Иуда Искариот
- Что, и такая есть? – поинтересовался Новиков. – И чем она специализирована? Психи конченные собраны со всего союза?
- К сожалению, ты правду говоришь. Я не знаю, командир, я слышал только, что год этой больницы к трем годам зоны приравнивают, – Фикса, наверное, понял, что сказал лишнего, и помолчав, добавил: - Хотя нас, командир, после Афгана чем можно испугать? – Фикса захохотал, желая подбодрить майора.
- Нет, Володь, там нами патриотизм двигал. Чувство долга. Не знаю, как у срочников, а мы, офицеры, сами писали заявление. И, конечно, не из-за карьеры. Какая тут карьера, если шансов приехать назад грузом двести было не намного меньше, чем шансов получить очередную звездочку раньше срока. – Новиков достал сигареты, закурил: – Я от отца заразился военным стать. Нет, он колхозником был, простым работягой. Молчун он был по жизни. На таких, как он всегда Русь держалась: мало говорят, много работают. Это сейчас говорунов развелось. Только про войнуон любил говорить - редко, правда. Выпьют с соседом Прохором Голубевым и спорят. Тот, в отличие от отца, балабол был, забрали уже в конце войны, где-то на аэродроме на лошади керосин подвозил. Но каждому, наверное, свое. Отец все четыре года в десантуре. Пришел весь сшитый из кусков. Восемь орденов только и медали. До сорок третьего года, отец говорил, медаль «За отвагу» была выше героя. Не жаловали в начале войны наградами. Это потом, после Курска, когда погнали фашистов, награждать стали, куда чаще. Да и штабные не забывали себя в списки вносить.
- По отцовским стопам, командир, ты Рязанское училище выбрал? – Фикса тоже закурил.
Новиков не часто рассказывал о себе, и за все дни, проведенные вдвоем в камере-палате 14, Фикса немного знал о жизни майора, тем более о его детстве.
- Наверное, да. Это сейчас другие приоритеты у молодежи, а мы, послевоенные, спали и бредили героями войны. Отец говорил - раздуто много, и герои часто неистинные. Как и всегда, кто-то делает дело, а кто-то рапортует о сделанном и получает награды. Но тогда, конечно, не так врали, боялись Сталина. Держал в руках всю страну. Но отец любил его очень, и для него слово Родина и Сталин были, наверное, одно и то же. Привык, даже в атаку ходили с этими словами: «За Родину! За Сталина!» - и умирали, веря в них.
Новиков замолчал, прикурил новую сигарету:
– Уже в училище, у нас преподаватель был подполковник, фронтовик, тоже, как и отец, фанатично преданный Сталину. После ХХ съезда мнение людей о верховном сильно пошатнулось, но не у него. Он говорил: «Сталин специально чаще по ночам звонил директорам заводов, секретарям обкомов. Это действует сильнее. Представляешь, спишь, и в 4.00 утра звонок: «А когда будет продукция? Нельзя, товарищ, на недельку пораньше?» Языки отнимались от страха, и молва, что Сталин не спит ни днем, ни ночью шла». Да, политик был сильный. История не зря свела Сталина и Гитлера жить в одно время. Устоять против фашистской военной машины могла только власть, подобная сталинской. Европа с ее демократическими ценностями сдалась, можно сказать, без боя на милость победителю.
Фикса смотрел на Новикова. «Ему сорок один, - думал он, - какие-то пятнадцать с небольшим лет нас разделяют, а, кажется, мы рождены в разные эпохи.
Послышалась команда. Время прогулки закончилось. Железная дверь прогулочного дворика открылась. Контролер скомандовал:
- На выход!
Новиков еще раз посмотрел вверх на небо. Наверное, тянуло бывшего гвардии майора голубое бескрайнее небо. Майор десантник, он отчетливо понимал, что никогда не совершит прыжок с парашютом, а может, он думал, что совсем немного осталось ему даже смотреть на чистое небо, без решеток и контролеров, вверху.
Во вторник утром коридорный контролер оповестил Новикова о суде. Владимир Матвеевич уже сидел побритый, собранный, подтянутый. Фикса удивился, он даже не слышал, когда проснулся майор и спал ли он вообще. Хотя выглядел Владимир Матвеевич неплохо, тем более после того, каким он был предыдущую неделю.
- Сержант Фетисов, остаетесь дежурным по «хате». Соблюдать чистоту и порядок, обо всех нарушителях докладывать! – пошутил Новиков, они попрощались за руку.
- Удачи, командир! – пожелал Фикса.
Он еще долго стоял после того, как закрылась за ушедшим Новиковым дверь, и думал. О чем? О судьбе майора или о своей судьбе?
- Встать, суд идет!
Такими словами начинают ежедневно в десятках, сотнях судов - районных, областных, краевых - тысячи дел: уголовных, гражданских, и за каждым делом - человеческие судьбы. Но очень чисто эти самые человеческие судьбы не видны за скупыми официальными словами судебных протоколов. Областной суд рассматривает самые громкие дела. По тяжким преступлениям против личности или государства, когда нанесен большой материальный ущерб. Реже ущерб имуществу граждан, когда лица, его совершившие, хорошо известны в уголовном мире и, соответственно, правоохранительных органах.
Областной суд - это показательный суд. За всю долгую работу в системе правосудия адвокат Минин не мог припомнить ни одного дела с убийством, когда и судья, и прокурор, конечно, в человеческом смысле этого слова, были за преступника. Но личные душевные симпатии - это дело каждого, существует закон, интересы которого эти люди призваны защищать по сложившейся за долгие десятилетия судебной практике. Почти во всех судах мира существует прокурор, который выступает от лица государства, а значит общества, и предъявляет обвинение на основании собранных доказательств лицу, совершившему преступление. Прокуроры предлагают суду меру наказания на основании существующего закона за подобные преступления.
Судебное разбирательство по делу Новикова началось. Выступил прокурор. Огласил состав преступления на основании предварительного расследования. Начался опрос свидетелей. Суд идет…
Владимир Матвеевич увидел в зале сестру Нину, она сидела рядом с молодой парой, по всей видимости, супругами. Владимир заметил, что парень заботливо ухаживает за девушкой даже в мелочах. Вынул из кармана платочек, вытер у нее что-то на лице, может косметику, попавшую на щеку с ресниц. Посмотрел девушке в глаза, оба улыбнулись.
«Счастливые, они любят друг друга, – думал Новиков, – молодые, влюбленные, и вся жизнь у них еще впереди. Кто они, сидят рядом с Ниной?» Немного в стороне, в зале в основном знакомые и родственники Шурупова. Жена с братьями и еще две пары, женщины, все в золоте, с модными прическами,- наверное, коллеги Шурупова, кооператоры.
- Вызывается для дачи показаний свидетель Зайцева Ирина Аркадьевна! – звучит голос судьи Андреевой.
Владимир Матвеевич, как из забытья, возвращается в зал судебных заседаний.
- Вы предупреждаетесь об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний…
«Когда все это кончится?» – мелькнула мысль в голове Новикова.
Объявили перерыв. В перерыве Владимир Матвеевич обмолвился несколькими словами с сестрой.
- Сейчас Петруша придет, он здесь, – сообщила Нина.
Новиков видел племянника еще совсем маленьким, ему и трех лет не было на похоронах матери в Николаевке. Владимир тогда служил в Витебске, приезжал с молодой женой, они только поженились, они были молодые и красивые, как эта незнакомая пара, сидящая рядом с Ниной. Им тоже тогда казалось, что целая жизнь и счастье у них впереди. Потом ученье, дежурства, тревоги. Он не винил жену Оксану в предательстве. Наверное, это не всем дано: любить и ждать. Это красивый миф, что в разлуке любовь крепнет, а для чего, если проходит жизнь. У них не было детей. Оксана не раз говорила ему сходить к врачу. Но постоянная нехватка времени, нежелание давать повод для разговоров среди сослуживцев. А в отпуск они всегда уезжали в Крым или Прибалтику. Отпуск проходил как один день, и снова казалось, они самая счастливая семья в мире. Владимир думал, просто был уверен - все решится само собой; казалось, вся жизнь впереди. Оксана на шесть лет была моложе и, наверное, из-за романтики вышла замуж за офицера десантника - армейские будни оказались юношеской красивой сказкой о верности и долге. Он сам предложил ей развод в госпитале в Ташкенте.
Фикса сказал ему однажды: «Если бы любила по-настоящему, не согласилась». А что значит любить по-настоящему? Ежедневно по нескольку раз говорить об этом? Он сам любил свою жену по-настоящему? Он жил ее заботами, ее духовным внутренним миром? Нет. Для любой женщины дети - главное в жизни, а он за двенадцать лет супружеской жизни ни разу не сходил даже к врачу провериться, сдать анализы. Оксана была согласна даже усыновить ребенка, если они не смогут завести своего. Но казалось, все еще у них будет, он молодой сильный мужик, какие врачи и унизительные анализы? Его жизнь - армия. Здесь он был на своем месте, «в своей тарелке», как говорил их старшина хохол, когда Новиков служил еще срочную. Потом училище и гарнизоны. Сначала взвод, рота, батальон и, наконец, Афганистан, куда он сам попросился. Слушал он жену, когда она умоляла его не писать заявление? «Если пошлют, другое дело» - говорила она. Нет, он сделал по-своему. «Если не я, то кто?» Так подсказывало ему его сердце. Тогда за что ему обвинять в предательстве жену? Он думал о ней, когда добровольно шел на войну? И даже звание раньше времени не получил, ушел капитаном по сроку, через год получил майора и майором остался навсегда.
