Лебедев Andrew - Любовь и смерть Геночки Сайнова
Есть и еще два вопроса: "должен ли кому-либо писатель"? Ответим утвердительно – "Должен", потому как мы условились, что литература – часть культуры, и часть социального. Человек – социален по совокупности признаков, а следовательно, писательский труд рассматривается с точки зрения общественной пользы и целесообразности. Другое дело, в отличие от людей малообразованных, писатель имеет высокую самопотребность в служении обществу и не нуждается в общественном принуждении, пусть и скрытом.
И второй вопрос, вытекающий из первого: насколько писатель может впадать в соблазн, исходящий от потребности рынка?
Я уже говорил в моих предыдущих лекциях, что писатель, должен чувствовать общественную потребность, должен быть в своих колебаниях когерентен общественной потребности, но опережать эти потребности на фазу.
И вот, говоря об этом "опережении", следует вспомнить как раз истинных героев, "невостребованных современниками" по причине ОПЕРЕЖЕНИЯ ЭТОГО ОБЩЕСТВА. Тургеневского Базарова все долго и нудно проходили в школе, но накарябав вступительное сочинение в политех, добросовестно про него забыли. И вернувшись к литературе уже в зрелом состоянии культуры компьютерного пользования, вынуждены теперь столкнуться с кризисом культуры обще-гуманитарной. Но в своем матиматико-програмистском высокомерии нынешние обитатели русского пен-клуба почему то не могут адекватно соотнести слабость своей гуманитарной подготовки с тем замахом НА ЗАНЯТИЕ ЛИТЕРАТУРОЙ, которое они себе с такой легкостью позволяют. А стоит заняться ПРОГРАММИРОВАНИЕМ человеку без спецподготовки, на лицах у них расцветает высокомерное торжество. А между тем, любимый Маканиным Хайдеггер писал: "Ни один из способов разработки предметов не имеет преимущества перед другими. Математическое познание не строже чем историческое или филологическое. Можно лишь говорить о несовпадении точности со строгостью. Требовать же от филологии или историографии точности, значило бы выступать против идеи строгости гуманитарных наук. Мироощущение, проникающее во все науки как таковые, заставляет их искать само по себе сущее, что заставляет нас воспринимать единство ценности наук, как точных, так и гуманитарных"…
Мартин Хайдеггер "Время и бытие.
И, однако, воистину идеи "носятся в воздухе", стоило отвлечься от статьи и включить Радио Свобода, как в передаче о новой книге Петра Вайля, услышал к месту и ко времени цитату из Достоевского: "Жизнь в углу (в провинции), развивает комплексы неисполненности, влекущие рыдания – "я лучше, я чище, я умнее, меня только не заметили"…
Владимир Маканин – хороший пример подачи "героя без опережения". Его роман "Андеграунд", так и называется – "Герой нашего времени". Кто этот герой? Бомж-интеллигент (герой – хиппан а-ля несостоявшийся и не вышедший в "звезды" Гребенщиков – Мартина Хайдеггера почитывающий (кстати) под портвешок. Но сам Маканин признает, что его герои ничего не смогли. Они и разрушить то не смогли ненавистную им Брежневщину!
Их, начитавшихся Хайдеггера умников – партноменклатура обвела вокруг пальца как малых детей. Партюки сдали партбилеты, но поимели акции промышленности, и снова из хозяев жизни превратились в новых хозяев.
Вспоминая Маканина и его героя, любителя Хайдеггеровской метафизики, на ум приходит описание одного из "героев" перестройки в подаче другого героя нашего времени – Владимира Жириновского, взятое из его новой книги, что только поступила в московские и питерские книжные магазины. "Концентрировать внимание дольше полу-часа он ни на чем не мог. Всекоре на его одутловатом лице появлялась идиотическая улыбка, обнажавшая совершенно дегенаративный оскал. Руки его при этом, безвольно падали вдоль туловища и обнаруживали при этом необычайную длину, достигая самого пола, когда ноги его при этом, пола не доставали… Одним словом – вид совершеннейшего шимпанзе!" И это о человеке, который руководил экономикой в период перестройки (о внуке известного лица), а ныне – руководителе одной из "прогрессивно-либеральных партий"…
Но какой же герой требуется?
У Улицкой – это интеллигентный доктор, боящийся кары Господней, у Носова – это врач, скорой помощи, честно выполняющий свой долг. Но все эти герои – только "материал" для возникновения героя истинного. Это герои переходного периода. Для описания героя истинного – потребуется опережение "на фазу". Но это опережение на фазу потребует и гениальности Байрона. Хоть и неловко упрекать великих в заимствовании, но влияние Чайлд Гарольда на Пушкина и Лермонтова – неоспоримо, (как и влияние "Заратустры" Ницше на целую плеяду русских писателей конца Х1Х начала ХХ вв). Именно романтическая героика в состоянии разбудить спящее в писательских душах. Поэтому и требуется ПИСАТЕЛЬСКИЙ АВАНГАРД, в понятии не "авангардизма", еще в очередной раз тщеславно насилующего форму, но АВАНГАРД передовых мыслящих людей, в творчестве своем способных выпестовать ГЕРОЯ, как ИДЕЮ.
И это, разумеется, не вопрос любительщины.
Авангард в литературе и его отношение к мэйнстриму, это как отношение науки и инженерного труда. Продукт науки – штучный продукт. Инженерное творчество – это массовое производство. Поэтому, я вынужден покуда констатировать отсутствие ИСТИННОГО ПИСАТЕЛЯ в современной литературе в том его проявлении, чтобы послужить маяком – создать нравственный ориентир героя завтрашнего дня. И это (временное, надеюсь) отсутствие уже говорит об отставании интеллигенции от общественно исторической потребности. А это, в свою очередь – о затянувшемся кризисе культуры. In gloria Dei Patris, Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris qui tollis peccata mundi.
Занимательная полемика разгорелась однако у нас на семинаре и по вопросу женских свобод. В начале ХХ1 века, когда этих свобод женщины по факту обрели превысив все разумные нормы отпуска, исходящие из принципа равноправия – споры эти кажутся странными. Чего воздух зазря колебать? Неужто найдется парламент или иной социальный орган, взаправду решившийся ограничить права лучшей половины?
Однако, судя по горячей реакции иных корреспондентов, перешедших в некоторых местах за красную черту дозволенного в открытой полемике, тема, как говорится, достала. И Баринов, публикуя свои заметки о прозе г-жи Стяжкиной, может и не предполагал, какой пожар разожжет в ревнивых сердцах гг. Шадова, Шленского и Ко.
Здоровая ревность, возмущающая рассудок творца, колыхала не одни лишь благородные самиздатовские груди. Так вид короткой стрижки учащейся Бестужевских курсов стимулировал у Салтыкова – Щедрина сильнейшее разлитие желчи, женщина на велосипеде вызывала у чахоточного доктора Антоши Чехонте приступы нервического сердцебиения, и надо только очень внимательно читать его рассказы.
Инкриминируемый же мне Бунин был категорически совершеннейшим ревнивцем (только Боже упаси, судить по бездарному фильму того режиссеришки, что верхом своего с позволения сказать творчества, произвел на гребне перестройки документальное кино про Бобу Гребенщикова), а как следствие – был ревнителем нормальных женских ограничений.
Говоря о равных правах, известный питерский поэт Вадим Пешков предлагал иной ретивой феминистке на ближайшей пьянке вместо него в драке свой фэйс под кулаки хулигана подставить… И неплохо бы всем стяжательницам прав, испытать себя по этой формуле: в драке пойдет ли она на хулиганский ножик вместо своего кавалера?
А если не пойдет – то не надо и тельняшку на субтильных молочных железах рвать!
Суфражизм и феминизм, как известно, развился на грядке вопроса о равенстве в гражданском праве голосовать на выборах. Однако, в борьбе своей – женщины увлеклись, приобрели инерцию и потеряли чувство меры. Мы уже имеем женщин генералов и женщин – астронавтов. В Англии правоверных прихожан причащают и исповедуют женщины священнослужители. Хорошо это? Я смею предположить, что нет.
Примечательно, что в полемике, в отсутствии иных доводов, женщины – вот хоть и мадам Фернандес, прибегают к испытанному трюку – обвиняют особенно красноречивого оппонента в стыдной мести всему женскому полу за некие недоказанные и выдуманные ими измены гипотетических жен или подруг. Чисто женские штучки, однако! И по принципу, по правилам предложенного феминистками равноправия следовало бы ответить им, что в их неудовольствии status quo видится нервический комплекс старой девы или как говорят французы mal bizet – (буквально – недотраханность).
Однако, в пылу полемики, скатившись иной раз до персональных оскорблений, спорщики наши потеряли из виду изначальную точку отсчета -мою статью о нравственном и безнравственном в прозе г-жи Стяжкиной. Я там писал, как меня развлекла реплика одной сибирской авторицы (кажется, ее писательский псевдоним – Джен), где она, пытаясь что ли экстраполировать свой провинциальный запал борьбы с тамошним ретроградством на столичного Баринова, упрекая его чуть ли не в НЕВЕДЕНИИ относительно того, что западной литературе не претит эротика, Джейн и ее товаркам, если таковые найдутся хочу сказать, БОЛЕЕ того: еще АНТИЧНАЯ литература, милые дамы, содержала большие эротические пассажи (хоть бы любимый Пушкиным Апулей)… А литература ВОЗРОЖДЕНИЯ (рядом с Декамероном любимый журнал всех мальчиков нежного возраста – Интим – просто отдыхает)… А любовный роман ХV11 века, а Манон Леско? А затертый до дыр девочками из французских школ – Мопассан? Сильными, возбуждающими фантазию сценами переполнены и Легенда о Тиле Уленшпигеле, и Гаргантюа – Пантагрюэль… А Вольтеровская Жанна Д Арк! В этих маленьких заметках не могу счесть разумным продолжать сей каунт даун…
![Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]](/uploads/posts/books/125742/125742.jpg)
