Уолтер Керн - Мне бы в небо
— Ну что, «Грот Посейдона», через пятнадцать минут? Приходи… — И добавляю: — Я наконец тебя вспомнил.
Это правда. Минуту назад, осознав, что возмездия не будет, я вспомнил то утро, когда изображал агента по найму, а Алекс, игривая как котенок, в кашемире — претендента. Только там был арахис, а не фисташки.
— Значит, между нами все-таки возникло притяжение? — уточняет она.
— Я бы не стал так говорить. Мне просто нравились твои костюмы. Тогда, пожалуй, я был не способен на притяжение.
— Думаешь, твой лимузин еще стоит у подъезда?
— Несомненно.
— Можем поехать на секретную военно-воздушную базу в пустыне, где, по слухам, вскрывают трупы пришельцев. Будем сидеть на камне с пакетом холодного молока и смотреть, как в небо взлетают новые самолеты.
Таково и мое представление о развлечениях в Лас-Вегасе.
— Согласен.
— Почему ты раньше таким не был?
Не могу ответить.
— А может быть, лучше подождем недельку-другую и посмотрим, сохранится ли у нас интерес…
— О…
— Наверное, это будет мудрее.
В постели, один, я понимаю, что в этот вечер речь шла о выживании, — так что я преуспел. Все остальное — бонус. Возможно, сегодня я встретил родственную душу, хотя до сих пор еще так и не понял, какую именно.
Глава 16
Проблема измученных путешественников, которые просыпаются, не понимая, где они, всегда казалась мне надуманной, своего рода хвастовством, совсем как в тот раз, когда некто за деловым ланчем признался, что минули годы с тех пор, как он действительно наслаждался едой. Чем больше я путешествую, тем лучше начинаю ориентироваться при помощи немногочисленных подсказок, и тем труднее становится потеряться. Я постоянно сверяюсь с картой и провожу разведку на местности, я внимателен к акцентам, прическам, форме облаков, химическому составу питьевой воды. Кочевая жизни — синоним бдительности; проснуться ошеломленным, растерянным и не готовым — это, по-моему, привилегия тех, кто живет на одном месте, — например, фермера, который провел всю жизнь в одном доме и поднимается с пением знакомых петухов.
Мой номер в Лас-Вегасе освещен утренним солнцем, и во всей Америке нет ничего подобного — настоящий электрошок для души. Солнце освещает пестики и тычинки лилий, пепел от сгоревших благовоний. Мобильник звонит во второй раз; поскольку я сейчас настроен исключительно на общение с нежеланными людьми, я медлю, прежде чем ответить. Все бы отдал за обрыв связи, за благословенную буферную зону.
— Я внизу, с машиной, — говорит Крейг Грегори. — Подумал, что тебе захочется доехать до конференц-зала. Проверить акустику, найти удобное место. Ты собираешься читать проповедь с кафедры или расхаживать по залу, как на ток-шоу? Нам интересно.
— Я еще даже не мылся.
— Используй это для пущего эффекта. Тебя слишком сильно грызет совесть, чтобы мыться. Я подожду снаружи, рядом с розовым гранитным Дионисом.
Я орудую бритвой, мылом и зубной щеткой, но это все равно что мыть червивое яблоко. Мотивации никакой. Сигнальный рог добродетели молчит. Я повторяю несколько броских фраз из своего выступления, но лицо в окутанном паром зеркале кажется неподвижным. Цель речи — услышать самого себя в процессе, но я уже проделывал это сотни раз, и, несомненно, лучшие минуты позади. Подлинным актом героизма было бы отменить выступление и жить с осознанием того, что Крейг Грегори провозгласит на весь офис: «Я же говорил!..» Единственное искупление, которое мне доступно, и я должен это сделать.
Я собираю вещи, но сумка не застегивается. Оставляю ее на постели. Чемодан тоже. Багаж в моем случае — это излишество, способ убедить посторонних людей и служащих отеля в том, что я не преступник и вполне способен заплатить по счету. Шумовую машинку я тоже оставляю. Она меня ослабляет. Если человек не способен отключиться самостоятельно, если собственные мысли для него столь важны — тогда пусть себе лежит как на иголках. Переживет.
Лишь от наладонника избавиться невозможно — по крайней мере, еще на девять часов. Расписание рейсов, счетчик миль и журнал событий подскажут мне, что я пересек свой меридиан. После этого наладонник превратится в мусор. Кредитки тоже. Чем меньше числовых порталов в мою жизнь, тем меньше вторжений. Я могу сохранить «Визу», чтобы пополнить запас бензина, не общаясь лично с работником заправки, но остальное отправится в помойное ведро. 787 59643 85732, больше ты не будешь изображать моего агента. Доступ воспрещен. Телефон я оставлю — на тот случай, если стану свидетелем автомобильной аварии и смогу оказать помощь. Ботинки тоже. Чтобы бродить по земной поверхности и выглядеть дураком — вот как я себя буду чувствовать. Надеюсь, это не навсегда — но, несомненно, поначалу так и будет.
Я удаленно, при помощи телевизора, выписываюсь из номера, спускаюсь на лифте в казино и замечаю нескольких игроков, которые с минувшего вечера горбятся за столами и у автоматов, хотя того парня, который занял мой «счастливый» стул, нигде нет — возможно, он сейчас покупает яхту, слегка мучаясь от противозаконности своих деяний. Наверняка он пьет как слон, чтобы скрыть это ощущение.
Я уже почти за дверью, погруженный в мысли о «МифТек», — направляюсь к заднему выходу, чтобы разминуться с Крейгом Грегори, — когда вдруг замечаю одинокий знакомый профиль в углу, за столиком для игры в баккара. Они его настигли. Я опустошен. Они подкараулили Пинтера. Вот он, небритый, под магическим воздействием цифр, монах, который единожды покинул келью и угодил прямо в преисподнюю. Мой долг — вытащить его отсюда.
Я сажусь, и проходит несколько секунд, прежде чем он меня замечает. Эта игра не требует никаких умений, кроме выбора из двух — игрок или банкомет; с этим справится даже младенец — и нервы Пинтера закостенели. Белки глаз приобрели цвет слоновой кости, старческие зубы — тоже.
— Я как раз собирался пойти послушать ваше выступление, — говорит он. Оптимистично.
— Я столкнулся с человеком, которого вскоре объявят генеральным директором фирмы. И отказался от участия. Как отсюда выйти?
— Еще лучше. Я уже почти сравнял счет, — Пинтер облизывает серые губы и передвигает две фишки банкомету, потом вдруг одумывается и ставит на игрока. Если он выиграет, то решит, что ему повезло. Если проиграет — подумает, что ему могло бы повезти, если бы он не усомнился. Он решит впредь не сомневаться и продолжит игру.
— Вы подумали о «Зоне Пинтера»?
Он крошит сигарету.
— Я решил передать права Тони Марлоу. Прошу прощения. Я собирался сказать вам на выступлении.
— Можно спросить, почему?
Как будто я не знаю. И как будто мне не все равно. Марлоу — подхалим. Он ухаживает. Ходит по пятам. Философия постоянства.
— Да, но мой ответ испортит вам настроение.
Это честно. В любом случае, Пинтер наносит удар.
— Вы — выпускник моих семинаров, — говорит он. — А Марлоу — нет. Мозги у него не набиты всяким дерьмом. Он видит меня таким, каков я есть. Он видит бизнесмена, а не икону. Это снижает напряжение. А вас бы я разочаровал…
Нет. Я уже разочаровался, наблюдая за тем, как он губит себя в попытках «сравнять счет» (где, кроме Лас-Вегаса, достижение нулевой отметки считается подвигом?).
— Увидите сегодня генерала? — спрашивает Пинтер. — Этот человек выиграл крупное сражение в пустыне. Вообразите себе, какое доверие он внушает.
— Я его уже слышал. И получил все, что он только мог дать. Я лечу в Омаху. К Спеку и Саразену.
— Передавайте привет от меня.
Он ставит на банкомета и проигрывает. Образ Эльдорадо бледнеет перед новым видением — исполненным достоинства банкротством. Я покупаю несколько фишек. Хочу присоединиться к старику в его падении.
— Я даже не уверен, что хочу на них работать. На свои сбережения я мог бы прожить год. Перечитывать классику.
— Классика вас вгонит в тоску. Я бежал из страны, воспитанной на классике, — там все запивали или кончали с собой. Займите себя делом. Работайте. Получайте деньги. Помогайте в этом другим. Пренебрежение к классике — ваш лучший актив. Если «МифТек» проявит интерес — соглашайтесь. Не чахните над Данте.
Я выигрываю дважды, очень быстро, и вспоминаю гипнотический транс минувшей ночи. Забираю фишки, отодвигаю стул и встаю.
— Останьтесь. Вы мой талисман, — говорит Пинтер. — Еще пять раз. Не успеете и глазом моргнуть, как я схвачу фортуну за хвост.
Это звучит чересчур печально. Но я обязан старику, пусть даже он предпочел Марлоу. Когда-то он мне помог. Многое для меня сделал. Мудрецы, возможно, презрительно фыркнут, но это так. Некоторые люди после поездки во мраке скоростного шоссе через полстраны достигают — из-за утраченной любви, долгого и неопределенного страха от наблюдения за тем, как старятся родители, из-за морального несовершенства и денежных проблем — достигают состояния, вехи, отметки (плевать на модные словечки в минуту опасности), когда они оказываются одни, в странном городе, где никто не живет дольше, чем должен, и все соседи появились из разных мест, и, черт возьми, ничего не складывается, хотя они перепробовали что угодно: диету, спортзал, работу, церковь — но только не то, о чем говорится в глянцевом буклете, засунутом под «дворник», — революционный новый курс «динамического самоуправления», разработанный в ходе многолетней профессиональной подготовки главных бизнес-лидеров Америки, который гарантирует вам достижение цели!
