Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги
Расчет был на то, что, воспитывая малышей, серые журавли не заметят, что имеют дело с подкидышами. И расчет этот, кажется, оправдался.
У нас в северной части Якутии гнездятся белые журавли-стерхи, очень похожие на американских. (Судьба их тоже похожа — предполагают, осталось не более трех сотен птиц.) И вот возникла идея «зажечь от догорающей свечки новую» — сделать примерно то же, что сделали американцы. Схема операции такова: из гнезд стерхов некоторое время брать второе «страховочное» яйцо, доставлять яйца в специально созданный журавлиный питомник, выращивать там журавлей (в неволе их можно заставить класть не два яйца, а значительно больше) и потом подкладывать яйца в гнезда серых журавлей с надеждой, что уже не только в Якутии, айв другом месте нашей страны будут гнездиться белые журавли. Каждому ясно: идея хрупкая, однако шанс на успех все же есть.
И если даже не будет достигнута цель конечная, создание «зоопарковой группы» стерхов тоже можно будет считать хорошим итогом.
Минувшей весной орнитолог Окского заповедника Владимир Панченко положил в инкубатор два яйца серого журавля. (Яйца стерхов — величайшая ценность, ими нельзя рисковать.
Для накопления опыта выведения редких птиц решили начать с журавлей серых.) Инкубация прошла гладко. Яйца, как тому полагается быть, «худели», теряя полграмма в сутки, потом они стали слегка шевелиться. И вот скорлупа одного треснула, из нее появился на свет первый рыжий мещерец. Через четыре дня он уже стал на «ходули» и по пятам следовал за ботинками воспитателя, который записывал в книжку все, что касалось роста, питания, поведения журавленка…
Через семнадцать дней и второе яйцо разрешилось рыжим пуховичком. И почти сразу же стало ясно: старший младшего заклюет.
Каждому из необычных жильцов в доме Панченко отгородили из марли стойлице. И птицы могли только слышать друг друга.
Питание в пансионе было строго рассчитано. Очень важное правило — «вес не должен опережать роста» — тщательно соблюдалось. И все-таки за одним из питомцев не уследили, и он сразу же потерял форму — длинные ноги не держали отяжелевшее тело. Пришлось его посадить на диету.
Так они и росли: рациональный стол (белок яиц, лягушата, рыбьи мальки, ягоды, яичная скорлупа) сочетался с интенсивной ходьбой.
В журавлиной жизни ноги играют ничуть не меньшую роль, чем крылья. Это птица-ходок.
В природе она на ногах уже с первых дней жизни. Тут тоже на ходьбу журавлей отвели ровно треть суток — восемь часов. А чтобы с ходоками ничего не случилось, приставили к ним пастухов — двух студентов, проходивших в заповеднике практику.
Пастушья работа однообразна, но ребята имели редкий случай понаблюдать, как птицы «учились жить». Как сразу же без боязни залезали в болото, как с наслаждением плавали, хватали слепней (и научились не трогать пчел!), как сломя голову убегали в кусты, заметив в воздухе силуэт коршуна или услышав шум самолета. И порывались все время подраться.
Старшего звали Брыка, младшего — Крош.
26 июня журавлята беззаботно резвились возле болота, полного головастиков. А в это самое время за тысячи километров от мещерского Брыкина Бора, в тундровой пойме реки Индигирки, кружил вертолет — орнитолог Владимир Евгеньевич Флинт помечал на карте редкие гнезда стерхов. Через четыре-пять дней в них должны были появиться птенцы. Стараясь не потревожить птиц, вертолет приземлялся в стороне от гнезда. И вскоре к нему возвращался «помытчик», держа в шерстяном носке драгоценную ношу. В четырех гнездах журавлям оставили по яйцу. А четыре яйца в специальном ящике-термостате сначала в вертолете, потом в самолете, потом от московского аэродрома в автомобиле спешно до ставили в Брыкин Бор. Два птенца появились на свет по дороге. Два родились в инкубаторе.
Прибавилось забот у Панченко. Прибавились хлопоты пастухам-журавлятникам. Профессору Флинту чаще стали звонить в Москву из Окского заповедника… Серые и белые журавли в детстве почти что неразличимы. И повадки у них одинаковы. Лишь спустя время у взрослых птиц появляется «законное» оперение: белые журавли становятся белыми, серые — серыми.
* * *
Таково начало операции «Журавль». Время покажет, плодотворна ль идея «зажечь от догорающей свечки новую». Но усилия по спасенью удивительных, украшающих землю птиц благородны.
Журавли почти всех видов нуждаются сейчас в защите и покровительстве человека.
Бег жизни, конечно, не замедлится от того, что какая-то птица, какой-то зверь останется людям лишь на картинках. Но есть что-то необъяснимо важное в том, чтобы видеть в небе не только пролетающий самолет. Важно для человека, хотя бы нечасто, хотя бы раз в жизни, видеть и журавлей.
Ротан
Вы замечали, наверное: рыболов сидит иногда, казалось бы, в безнадежном месте.
Какая-то ржавая лужа — торчат покрышки автомобильных колес, куски железа, пластмассовый мусор… Уважающая себя лягушка не станет селиться в таком водоеме, однако у рыболова — поклевка, и, глядите-ка, — вынул рыбешку!
— Ротан?
— Ротан, — отвечает рыбак, кидая в траву добычу, цветом похожую на ерша и чуть побольше его размером.
В названии рыбки можно почувствовать чужеземное слово. Однако стоит взглянуть на огромный рот этого существа, как все станет ясным.
Лет десять назад никто в нашей Средней России не знал этой рыбы. Ее не было. И вдруг как будто с неба свалилась. Появилась сначала, вызывая всеобщее удивленье, в прудах, канавах, речках и колдобинах Подмосковья. И потом пошла расселяться. Проезжая по землям рязанским, мы специально интересовались: не появилась ли тут?
— Да появился, будто он неладен! — сказал рыбак, отпуская с крючка добычу не очень желанную…
Известно немало историй, когда животные и растения, случайно или намеренно завезенные из исконных мест обитания в другие районы земли, начинали распространяться с фантастической быстротой, подавляя аборигенные формы жизни. Пример классический — расселение кроликов по Австралии. Иногда переселение оказывалось с хозяйственной точки зрения удачным. (Ондатровыми шапками мы обязаны зверьку, завезенному в Европу и Азию из Америки.) Однако таких примеров немного.
Чаще переселенец, не имея врагов, начинал процветать за счет беззащитных от него старожилов. Так случилось с уссурийской енотовидной собакой, переселенной в Европу. Так случилось с енотом американским, завезенным недавно в Германию каким-то любознательным лесником. На юге Соединенных Штатов не знают, что делать с заполнившим реки и водоемы водяным гиацинтом, привезенным из Индокитая любителем-цветоводом. Можно вспомнить еще воробьев и скворцов, привезенных из Европы в Америку, и колорадского жука, возможно, с грузом картошки пересекшего океан.
В прудах эта рыбешка переводит даже лягушек.
Героем нашего времени стал ротан. Говорят, что все началось с десяти рыбок, привезенных молодыми ихтиологами с Амура и выпущенных забавы ради в звенигородский пруд. И вот результат — в Подмосковье и прилежащих в нему областях редко сейчас найдешь водоем, где бы ротан не царствовал. Бедой является то, что он, пожирая все, что под руку попадает, истребляет икру всех остальных рыб. И там, где ротан поселился, карась и карп исчезают. К тому же ротан необычайно вынослив и жизнестоек. На лапках птиц, переносящих его икру, и с весенними водами он расселяется, расселяется…
Многие рыбы необычайно выносливы.
Карась способен выжить, зарывшись в грязь. Во Вьетнаме я наблюдал рыбку «банан», живущую в мелкой воде рисового поля. В Судане есть рыба, переносящая высыхание водоема. Она остается живой в толще потрескавшегося ила до сезона дождей. Эту рыбу с комком земли посылали по почте, и она приходила в себя, как только комок опускали в ванну с водой.
А недавно известен стал поразительный случай с угрем. Сорок пять лет назад австралиец О’Брайен поймал угря и подарил своей тетке.
Тетка пустила рыбу в садовый колодец. И позабыла о ней. Колодец через год за ненадобностью забетонировали. В прошлом году он снова понадобился в хозяйстве. Каково же было удивление О’Брайена, решившего почистить колодец, когда он обнаружил там живого угря, пойманного сорок пять лет назад.
Это, конечно, случай особый. Но вот что мне рассказал ловец ротанов у маленькой подмосковной деревни Зименки: «В феврале с речки в погреб я навозил льду. А осенью, прежде чем ссыпать картошку, остатки льда и воду, им образованную, из погреба взялся вычерпывать.
И что же, в воде оказались… четыре живых ротана! Вмерзшие в лед, ротаны благополучно в погребе зимовали, благополучно жили весну и лето… Поймаешь ротана в речке — два дня живет в холодильнике. В ванну пустишь — он в ванне клюет».
