Эрве Базен - Анатомия одного развода
Однако Алина пришла домой первая и тут же углубилась в копию протокола, подписанного сегодня днем у Гранса: Между нижеподписавшимися мсье Луи Давермелем, проживающим в Ножане, с одной стороны, и мадам Алиной Ребюсто, проживающей в Фонтене, с другой стороны, ссылающихся на то, что в начале… Далее следовало двадцать строк, излагающих историю великодушной матери, которая после ряда процессов дала, как говорилось, убедить себя в интересах своих близких. Следуя вышеизложенному, обе стороны по взаимному согласию договорились о том, что… По взаимному! Алине захотелось выругаться: какое восхитительное прилагательное для достойного начала. Отказ от жалобы в обмен на отказ от апелляции, пусть так! Но окончательный отказ от воспитания младших детей взамен свободы действий предоставляемой старшим, — и через две недели все это, уже станет фактом, — об этом обещании Алина уже горько сожалела: на это она никогда не должна была соглашаться. Леону через полтора месяца исполнится двадцать один год. Агате — да это просто смешно, — что же ей надо добавить еще к той свободе, которой она уже так вольно пользуется, даже сказать трудно…
Кто-то повернул ключ в замке. Вот она, дочка, в своих новых сапожках на каблуках.
— Ну и ну! — с восхищением молвила Алина.
— Не так уж плохи, а? — спросила Агата, вертя ножкой то так, то эдак. Она соизволила даже объяснить: — Купила их на свой выигрыш.
Напустить туману, ляпнуть что-нибудь наспех придуманное — это иногда помогает и даже кажется правдоподобным. Пусть лотерея помогла дочке — что ж, Алина хотела поверить в это, хотя у Агаты не хватило бы пальцев пересчитать своих ласковых дружков. Нежная девочка сидела рядом с мамой, терлась щекой о щеку, окутывала ее ароматом своих духов. Духи тоже удалось распознать скорее, чем того, кто их подарил.
— А, это «Воздух времени», — сказала, принюхиваясь, Алина. — И духи тоже куплены на выигрыш от лотереи? Или же из кармана того господина, который только что целовал тебя на улице? Извини, но я шла мимо и видела.
Вряд ли мамаша Ребюсто принесла бы свои извинения двадцать пять лет тому назад, если бы подглядела на улице, как мадемуазель Ребюсто целуется! Но времена меняются. И матери меняются. И дочки тоже. Чего можно было ждать сейчас от Агаты? Что она покраснеет? Нет, это уже старомодно. Все еще ласково прижимаясь к матери, Агата улыбается, но глаза цвета лаванды стали очень, очень настороженными.
— Ты меня видела с Эдмоном?
— Мне он показался весьма солидным, — заметила Алина.
И покраснела она, мать. Сие прилагательное, некогда так высоко ценимое в семьях, неужели и оно изменило свой смысл?
— Конечно, он уже не мальчик! — сказала Агата с особой интонацией.
— Вот это меня и настораживает, — проговорила мать.
Но Агата громко засмеялась и — Благодарю тебя, боже мой, благодарю, даже если это кажется безнравственным! — избавила мать от произнесения столь почтенного, но вместе с тем отвратительного слова, раздраженно выкрикнув:
— А чего же ты так боишься? Что я выскочу замуж? Вот еще, хватит нам твоих удач в супружеском счастье! Никакого желания нет! Любовь — да, не буду зарекаться, я такая, как все, но останусь себе хозяйкой, свободной!
Агата поднялась, а мать продолжала сидеть, восхищенная и негодующая. Пусть во времена ее юности такие выходки вызывали проклятия, теперь же — чуть ли не благословение, но, радуясь этому, она все же не могла совсем отрешиться от тревоги: Есть ли у меня право, желая добра дочери, сказать ей: лучше иметь любовника, чем мужа?
Агата шептала:
— Что касается Эдмона, то я должна тебе сказать…
Она колебалась и все еще посматривала на Алину, а та и не пыталась ее подбодрить. Бывают ситуации, которые можно разделить только молчанием.
Но когда Агата, трижды обернувшись, чтобы взглянуть через плечо на мать, трижды увидев лишь ее затылок, ушла к себе в комнату, Алину снова начало лихорадить. Иногда интуиция может подвести. А если Агата хотела сказать ей что-нибудь другое? Для одних связь — развлечение. Для других — любовь. И тогда любовники отбирают дочерей не хуже, чем претенденты на законный брак. Иначе где же предполагается ставить этот диван-кровать, днем — диван, ночью — кровать? Уж конечно, не в материнском доме.
20 мая 1969 16 часов
Есть тысячи мелких способов отомстить: было уже ясно, что Алина опоздает и ей доставит удовольствие вынудить Луи извиняться перед патроном, который весьма неохотно отпускает своих подчиненных в рабочие часы. Луи уже отложил на двадцать минут одну деловую встречу, и вот у него осталось только десять минут, а надо все сидеть, изнывать от тоски на этом колченогом стуле, в этой прокуренной комнате, которую так задымили старший секретарь суда, любитель самокруток из дешевого табака, и его помощник — любитель трубки, окопавшиеся за четырьмя так плотно сдвинутыми друг к другу пюпитрами, из которых два были не заняты, что они образовали самую настоящую крепость, отделявшую тех, кто излагал свои дела, от тех, кто облекал изложенное в надлежащую форму. Остальная обстановка была в том же духе, и, хотя тут стоял неизбежный бюст Марианны, а напротив нее — генерала де Голля, уже вышедшего в отставку, но еще не замененного (его августейшая физиономия была засижена мухами), комната так сильно смахивала на провинциальную контору (папки, откуда вываливались бумаги, двери, с вылезшим из-под обивки войлоком), что трое посетителей почтительно осведомились, туда ли они попали, а уж потом начали выкладывать свои дела и различные относящиеся к ним бумажки. Инстанционный суд в районе чаще всего — только придаток полицейского комиссариата.
Но вот появилась и мадам Ребюсто в сопровождении мадам Вальду: обе приветствовали Луи поворотом головы и, встав в очередь четвертыми, начали вполголоса длинную беседу бог весть о чем.
Они ведь пришли сюда выработать совместное соглашение — как же можно так себя вести! Алина даже не спросила: Как поживают дети? Но может быть, и она думала так же: ведь Луи тоже не осмелился подойти к ней, узнать про двух старших. Робость, ложный стыд, боязнь показаться неуверенным в своих правах, досадное присутствие третьих лиц, былая враждебность… Многое таилось в этой скованности. Но Луи заставил себя подойти поближе и прислушался. Нет, дамы говорили не о нем, они обсуждали президентские выборы… Одна была за Поэра, другая — за Помпиду.
— Мсье и мадам Давермель, — позвал чиновник с трубкой.
Опять они выступают в качестве отца и матери, но ни Луи, ни Алина, несмотря на их застывшие, словно из обожженной глины, лица, не внемлют судебному секретарю, упрощающему процедуру и залпом выпаливающему стандартный, заранее отпечатанный текст, в котором остается лишь заполнить некоторые оставленные пустыми строчки перед тем, как поставят фиолетовую печать с изображением богини Правосудия, восседающей на пьедестале в пеплуме, с головой, увенчанной семиконечной звездой. Года одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого, двадцатого мая, в присутствии Клода Тришье, судьи по делам опеки… Самого судьи сейчас тут не было, он находится в соседней комнате; там у него куча других забот, и он потом уже скрепит своей подписью эту, лежащую среди многих других, бумажку. Перед инстанционным судом предстали…
— Простите, — сказал помощник, заметив какую-то оплошность. — Я тут ошибся.
— Не имеет значения, — говорит Луи.
Чтение возобновилось. Гражданское состояние. Местожительство. И вышеупомянутые нам предъявили… Алина и Луи, совсем одуревшие, наконец-то согласно вздохнули. Неужели они слушают бормотание секретаря суда в последний раз? Можно было бы составить обширнейший сборник, по толщине равный большому словарю, из всех этих жалоб, ссылок, выступлений, заключений, решений, официальных уведомлений, свидетельских показаний, выводов, заявлений, экспертиз, приказов, незасвидетельствованных соглашений и прочих бумаг, которые они собрали почти за пять лет, хотя и Луи и Алина здесь для того, чтобы избежать еще одного решения суда и, возможно, еще одного обжалования. Слушая судейский жаргон, они имели возможность оценить все свои издержки и могли себя поздравить с тем, что вот наконец перед ними протокол, который поможет им перестать преследовать друг друга. Разве они здесь не для того, чтобы, выступая как бывшие законные супруги, все же сохранить родственные отношения, впервые прийти к чему-то вроде согласия и составить об этом надлежащий документ?
Секретарь все еще невнятно бормотал:
— Принимая во внимание заявления и прошения, которые сему предшествуют, принимая во внимание предписания статьи 477-й Гражданского кодекса… — Вдруг он бросил взгляд на очередь ожидающих и прервал чтение. — Ладно, избавлю вас от остального. — Но, посмотрев на последнюю строчку, не удержался, чтоб не прочесть ее, и протянул им перо: — Все, что составляет содержание этого протокола, нами прочтено, а затем подписано… Здесь, мадам, прошу вас. Вот тут, мсье.
