Юрий Козлов - Воздушный замок
— Детей бы хоть постеснялась! — сказал из комнаты. Николай Николаевич.
— Она всё узнала! — шепнула Коле Лиля.
Щёлкнула задвижка. Показалось виноватое лицо Николая Николаевича. Одна щека у него была значительно краснее другой.
— Коля! Лиля! Где она? — шёпотом спросил он.
— В ванной… — тоже шёпотом ответила Лиля.
— Не слушайте, что она там болтает… Обыкновенная истерика… В любой семье родители ссорятся, только ваша мама делает из чепухи шекспировскую, трагедию… Коля! Сходи скажи маме, что я хочу с ней поговорить…
Коля пошёл в ванную. Мама сидела на краешке и смотрела на высыхающие на батарее папины носки.
— Мама, — сказал Коля. — Папа хочет с тобой поговорить…
— Скажи ему, чтобы убирался! — ответила мама.
Коля вернулся в комнату. Лиля и папа стояли на балконе. Лиля внимательно слушала, что говорит ей папа, а тот сверкал красной щекой и отчаянно жестикулировал.
И вдруг Коля увидел, как петля — та самая — огромная, полупрозрачная, спустилась низко-низко и оказалась над самым балконом…
Коля вышел на балкон. Лиля и папа внимания на петлю не обращали. Словно не было петли.
— Мама сказала, чтобы ты убирался, папа… — добросовестно передал Коля пожелание Ольги Павловны.
— Что, что? — не понял Николай Николаевич.
— Чтобы ты убирался, — повторил Коля.
— Убирался? — растерялся Николай Николаевич. — А вы… Вы… разве хотите, чтобы я убирался? — тихо спросил он.
Коля почувствовал, как где-то в глубине глаз рождается слеза. Он быстро отвернулся. Слеза уже дрожала на ресницах, готовая спрыгнуть на щеку.
— Эй! — вдруг легла Коле на плечо чья-то лёгкая рука. В полупрозрачной лодке стоял голубоглазый мальчик в зелёном хитоне и в сандалиях. Одной рукой он держался за мачту.
— Привет! — сказал он.
— Привет! — Коля совсем не удивился.
Мальчик улыбнулся.
— Я давно за тобой наблюдаю, — сказал он. — Я пришёл, чтобы забрать тебя…
— Забрать? Куда?
— Попробуй, какая крепкая мачта, — сказал мальчик.
Коля потрогал мачту своей рукой. Она была гибкая и плотная.
— Ты хотел стать Небесным механиком, — сказал мальчик. — Мне одному так скучно на небе… Две тысячи лет… Знаешь, как мне скучно… Я давно ждал тебя… Механизмы всё понимают, только молчат… И ломаются редко-редко… Мы с тобой сделаем новую спиральную радугу….
— Чтобы она как штопор входила в землю? — спросил Коля. — Я уже об этом думал…
— Конечно, ты об этом думал, — кивнул мальчик. — Ты же Небесный механик… Когда я ушёл на небо… — лицо у мальчика стало грустным, — я не думал, что так долго буду один… Я так ждал тебя всё время!
Коля оглянулся на папу и Лилю. Лиля уткнулась папе в пиджак, а папа умоляюще смотрел на маму. Губы его шевелились.
— А как же… — Коле вдруг стало трудно дышать. — Как же они: Лиля, мама, папа? Я… Я не смогу без них…
Лицо у мальчика в хитоне стало строгим.
— Ты им не нужен! — сказал он. — Они над тобой только издеваются, дразнят! — Он подтянул лодку поближе к балкону. — Прыгай! Иначе ты не Небесный механик!
Коля задрожал. Он увидел, как за спиной у мальчика выстраиваются многочисленные механизмы.
— Это в честь тебя! — прошептал мальчик в хитоне.
Полупрозрачная лодка, казалось, выросла до самого горизонта. Горизонт переливался, словно был радугой.
— Сегодня на небе праздник… — улыбнулся мальчик в хитоне. — Все ждут тебя…
— Но я же не смогу жить без них! — закричал Коля, оглядываясь на маму, папу и Лилю. Мама трясла папу за пиджак. Казалось, красные пуговицы вот-вот посыплются как спелые вишни.
— Почему? — спросил мальчик. — На небе так хорошо…
— Я знаю… — прошептал Коля. — Но я не могу…
— Значит, я опять буду один? — Мальчик тронул рукой лодку.
— Подожди! — закричал Коля. — Иди к нам! Ты будешь жить у нас! Мы с тобой будем ходить в одну школу!
— Прощай… — грустно сказал мальчик. Он медленно поплыл на своей лодке по небу, постепенно растворяясь в нём, словно синька в воде.
Коля стоял на балконе и рыдал.
— Ты что, Небесный? — подошла к нему Лиля. — Они уже почти помирились…
— Я больше не Небесный! — ответил Коля сестре. Он плакал и смотрел, как очищается небо, как исчезает полупрозрачная лодка, бревно с петлёй, поперечное бульдозерное рыло, подобие невообразимой величины метлы, — всё исчезает…
— Коля! — услышал он вдруг мамин голос. — Хватит в небо смотреть! Ну что ты там видишь?
— Ничего! — ответил Коля. — Теперь ничего!
И вернулся в комнату.
1976 г.
Свидетельство о расторжении брака[2]
1
Фотографы в загсах делают три комплекта фотографий. Первый — самый бесхитростный и недорогой, всего две штуки: муж и жена поочерёдно расписываются в толстой книге записей актов гражданского состояния. Второй комплект — плюс ещё две фотографии, запечатлевающие момент надевания колец. Третий — добавляются свидетели с цветами в руках, а также последующие церемонии: вся компания пьёт шампанское, муж и жена смущённо целуются.
Друзья Сани Андронова женились и дарили ему свадебные фотографии. С каменными лицами стояли друзья в белостенных загсах, словно не шампанское, а яд пенился у них в фужерах. На втором плане в толпе приглашённых Саня находил себя — причёсанного, с белым треугольником платка в пиджачном кармане и удивлялся своему мрачному виду. Остальные, впрочем, тоже смотрели невесело. Как-то скованно все чувствовали себя в загсе. Настоящая свадьба начиналась, когда уходили оттуда. Впереди жених в чёрном строгом костюме, невеста в белой накрахмаленной фате — в руках поникшие гладиолусы. Позади, приотстав, чтобы не наступить на длинное невестино платье, гости и свидетели, шёпотом решающие, кто в какой машине поедет. Все спускаются вниз — по ступенькам мимо других жепихов и невест, а на улице уже ждут машины с кольцами на дверях и с куклами, привязанными розовыми ленточками к радиаторам. А потом быстрая езда по городу, удалые сигналы — расступись, народ, свадьба едет! — непременное посещение Ленинских гор, бутылка шампанского на ветру, пробка, птичкой улетающая за гранитный парапет — бежит, бежит белая пена, а перед глазами мутноватый круг Москвы-реки, стадионы, высотные здания, похожие на огромные сигаретные коробки, искрящиеся или матовые (в зависимости от погоды) купола церквей, всевозможные крыши, шпили, заводские трубы — эх, свадебная панорама!
Сорок дней и ночей, как в старину, хотелось гулять Сане в такие минуты.
Но случилось ему выпивать и с разведёнными мужьями (уже не шампанское) — в основном в пивных и столовых, где на них поглядывали косо, так как разведённые мужья стремились обязательно напиться, вели себя непотребно: поначалу куражились, а потом покаянно бормотали, что всё, конец, последняя в жизни пьянка, а завтра… О, завтра начнётся новая — чистая, трезвая жизнь! Саня подобного максимализма не понимал, злился и старался побыстрее уйти.
Скоропостижные свадьбы и разводы раздражали Саню. О семейной жизни немногих уцелевших пар тоже рассказывали всякие удивительные вещи. Например, как молодые муж и жена не таясь изменяют друг другу, а потом с удовольствием делятся пережитыми ощущениями, отчего любовь их только крепнет и крепнет. Саня слушать про эти странности не желал. Он пожимал плечами и сердито отвечал, что чужая семейная жизнь его совершенно не касается. Пусть люди живут как хотят!
«Хороший он парень, только какой-то правильный, скучный…» — говорили про Саню друзья. «Ребёнок! Он ведь ещё совсем ребёнок!» — добавляли знакомые девушки.
Все они почему-то были уверены, что ближайший Сашин друг Юрка Тельманов женится на высокой голубоглазой блондинке, отец которой непременно будет большим начальником. Один раз на институтский вечер Юрка действительно привёл какую-то крашеную блондинку, а насчёт отца-начальника девушки-сокурсницы додумали: они считали, что Юрка — карьерист и хитрец, каких сейчас много. Про Саню они этого сказать не могли. Саня казался сокурсницам тургеневским персонажем, этаким Лаврецким, способным на самую неожиданную выходку.
«В деревню, в деревню он поедет… По распределению! — шутили они. — Там и найдёт себе любушку… Да, Саня?»
…Первый раз Саня Андронов показал себя в сельской местности на первом курсе… Картофельные поля уходили к голубому горизонту, где румянились под закатным солнцем растрёпанные стога и летали, недовольно каркая, грачи — учили летать свою молодёжь. Девочки собирали оставшуюся после комбайна картошку в корзины, корзины ссыпали в мешки, а мальчики забрасывали эти мешки в кузов подъезжающего трактора. Как-то в обеденный перерыв, когда Саня, его будущий друг Юрка Тельманов и ещё несколько студентов отдыхали на мешках и недовольно стерегли глазами трактор, который резвой оранжевой букашкой полз к ним с другого конца поля, рядом вдруг остановилась замызганная машина. У шофёра бегали глаза, а у бригадира, прилепившегося к подножке, белая кепка была опущена на самый нос. Соскочив с машины, бригадир попросил студентов быстренько загрузить машину.
