Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты
— Потому что ты ее любишь.
Если бы купол казино обрушился на мою голову, я был бы не так ошарашен. Я готов был услышать любой ответ, любой довод, любой намек, но… этого я никак не ожидал. Моей первой реакцией, как я уже сказал, было потрясение. Потом меня охватило негодование и, наконец, оцепенение. На сей раз мое замешательство вызвано было не необычностью слов Леппринсе, а тем, что раскрыли мою тайну. Разве это не было правдой? Разве не любовь руководила всеми моими поступками, заставила найти Марию Кораль, неумолимо влекла в кабаре, в пансион, в ее мрачное пристанище, вопреки всякой логике, вопреки человеческому благоразумию? И разве не одолевали меня в последние дни сомнения, нелепая робость и слепое упрямство, отвергавшее перст судьбы? Разве?.. Нет, я не хотел думать об этом. Мне казалось, будто у моих ног разверзлась земля и я, охваченный страхом, балансирую на самом краю пропасти. Мне не хватало решимости поверить в такую возможность. Леппринсе же, напротив, не боялся бросить вызов судьбе. Как я завидовал и завидую по сей день той твердости духа, которую он проявлял в решающие минуты.
— Ты заснул, Хавиер?
Его спокойный, участливый голос вывел меня из раздумий.
— Прошу прощения, но… Ваши слова повергли меня в смущение.
Он рассмеялся, считая мое замешательство ребячеством.
— Ты ведь не станешь отрицать, что я прав?
— Я… я почти совсем не знаю ее. Как вы могли подумать?
— Хавиер, — возразил он, — мы ведь не дети. Существуют факты, а факты упрямая вещь. Они неколебимы, как эта колонна. Я понимаю твои сомнения, но, отвергая факт, ты не решаешь проблемы, уверяю тебя.
— Нет, нет! Это безумие! Пусть все идет своим чередом!
— Ну хорошо, оставим этот разговор, — сказал он, вставая. — Извини, мне нужно пойти позвонить. Только не убегай, ладно?
— Не беспокойтесь.
Он намеренно оставил меня одного, чтобы дать возможность поразмыслить. Не знаю, о чем я думал в те минуты, но когда он вернулся, в голове моей все еще царил полный хаос, хотя я несколько успокоился.
— Прости, что задержался. Так о чем мы говорили? — спросил он с ласковой иронией.
— Послушайте, Леппринсе, в голове у меня полная неразбериха, не терзайте меня.
— Я же сказал, оставим этот разговор.
— Боюсь, что теперь уже поздно. Вы правы: факты упрямая вещь.
— Так, значит, ты признаешь, что любишь Марию Кораль?
— Нет… не совсем так. И именно это меня смущает. Я еще не разобрался как следует. Не отрицаю, я испытываю к ней довольно глубокие чувства. Но любовь ли это или нечто преходящее, не знаю. К тому же одно дело любить, а другое — жениться. Любовь воздушна, эфемерна, а женитьба — дело серьезное. На нее не решишься с бухты-барахты.
— Тебя никто и не заставляет решать с бухты-барахты. Взвесь все как следует и поступай, как подсказывает тебе здравый смысл. В конце концов не на мне же ты собираешься жениться, — пошутил он, — так что можешь передо мной не оправдываться.
— Я советуюсь с вами как с другом, — сказал я, отнюдь не склонный к шуткам. — Во-первых, кто такая Мария Кораль? Мы ее почти не знаем, а то немногое, что нам известно, вовсе не располагает к столь ответственному шагу.
— Да, ты прав, прошлое у нее туманное. Но мне кажется, да по-моему, тебе тоже, что она только и мечтает порвать со своим прошлым и начать новую, достойную жизнь. Мария Кораль чиста и добра душой. Но так или иначе, ты сам должен решать такой вопрос. Упаси меня бог давать тебе советы, я не хочу, чтобы ты потом в чем-нибудь меня упрекал.
— Пусть так. Теперь перейдем ко второму вопросу. Что я могу предложить ей?
— Достойное имя, отличную репутацию, а главное, себя самого, честного, доброго, умного, образованного молодого человека.
— Благодарю за комплимент, но я имею в виду деньги.
— Ах, деньги… Всюду эти деньги!..
Наш разговор прервало появление Кортабаньеса, который пересекал зал, шаркая по ковру ногами, словно был обут в домашние шлепанцы. В отличие от прочих обитателей казино на нем был лоснящийся, мятый, замусоленный костюм, а сам он имел довольно жалкий вид. В довершение всего он жевал потухшую сигару.
— Добрый вечер, сеньор Леппринсе. Добрый вечер, Хавиер, дружок, — приветствовал он нас, проходя мимо. Леппринсе встал, пожал руку адвокату, и, признаюсь, меня задела его учтивость, о которой впоследствии я еще не раз вспомню. — Как подвигаются дела на заводе петард?
— Как всегда, выше и выше, сеньор Кортабаньес, — ответил Леппринсе.
— В таком случае это уже не петарды, а ракеты.
Мне стало неловко за эти его потуги на остроту, но, к моему величайшему удивлению, Леппринсе и несколько случайно оказавшихся рядом мужчин громко рассмеялись его шутке. Я подумал, что они смеются из вежливости, чтобы не обидеть адвоката.
— А как идут дела у вас в конторе, сеньор Кортабаньес?
— Разваливаются помаленьку, сеньор Леппринсе. Не не буду вам мешать. Вы, молодежь, наверное, беседуете о женщинах, да оно и понятно.
— Не хотите ли составить нам компанию? — предложил ему Леппринсе.
— Нет, спасибо. Меня ждут перекинуться в картишки. Не на деньги, разумеется.
— На бобы, сеньор Кортабаньес, не так ли?
— Точно так, сеньор Леппринсе, на самые обыкновенные бобы. Видите, сколько их у меня?
Он вынул из оттопыренного кармана жилета горсть бобов. Несколько штук упало и покатилось по полу. За ними устремился один из слуг, встав на четвереньки.
— Ну, что ж, беседуйте, а я, раз мне нечего вам рассказать, пойду поиграю в картишки.
И он пошел дальше, шаркая ногами по ковру, раскланиваясь налево и направо, а за ним последовал, держа в руке подобранные бобы, слуга.
— Я не знал, что сеньор Кортабаньес посещает казино, — заметил я Леппринсе.
В просторной столовой супругов Леппринсе за столом в форме подковы разместилась добрая сотня гостей. При свете канделябров сверкали серебряные приборы, фаянсовая посуда и хрусталь. Вытянувшиеся вереницей цветы оживляли и украшали стол. Гости лихорадочно искали свои имена на карточках, разложенных на столе. Суета и смятение, возгласы и жесты разочарования и обиды — все слилось воедино.
Мария Роса остановила мужа, когда тот направлялся в столовую.
— Пауль-Андре, подожди минуточку. Я должна тебе кое-что сказать.
— Дорогая, все уже собрались за столом, нельзя ли отложить разговор?
Мария Роса залилась алой краской.
— Нет, я должна поговорить с тобой немедленно. Пойдем.
Она взяла мужа под руку и повела через залу, где уже никого не было, кроме оркестрантов, которые складывали музыкальные инструменты в чехлы, приводили в порядок ноты, вытирали пот с лица, собираясь пойти на кухню, чтобы вместе с челядью перекусить немного и выпить прохладительных напитков.
— Иди сюда и закрой за собой дверь, — попросила Мария Роса, входя в библиотеку. Леппринсе повиновался, не скрывая насмешливой гримасы.
— Что случилось?
— Садись.
— Гром и молния! Да скажешь ты наконец, что произошло? — повысил голос Леппринсе.
У Марии Росы задрожали губы.
— Ты никогда со мной так не разговаривал, — всхлипнула она.
— Ради бога не плачь! Прости, но ты заставляешь меня нервничать. Я уже сыт по горло бесконечными тайнами. Я лезу из кожи вон, чтобы сегодняшний праздник прошел хорошо, а эти помехи выводят меня из себя! Взгляни, который час! Почетный гость может явиться с минуты на минуту и застать нас за столом!
— Ты прав, Пауль-Андре, тебе приходится одному обо всем думать. Я глупая.
— Ну хорошо, не плачь больше. Возьми платок. Что же ты хотела сказать?
Мария Роса вытерла слезы, вернула платок мужу и удержала его руку в своей.
— Я жду ребенка, — сообщила она.
На лице Леппринсе отразилось бесконечное удивление.
— Что ты сказала?
— Я жду ребенка, Пауль-Андре, ребенка.
— Ты уверена?
— Неделю назад я ходила с мамой к врачу, а сегодня утром он подтвердил. Нет никаких сомнений.
Леппринсе высвободил свою руку, которую все еще держала Мария Роса, сплел пальцы и заскользил взглядом по ковру.
— Не знаю, что и сказать… это так неожиданно. Вроде бы обычное явление, но оно всегда потрясает.
— Ты не рад?
Леппринсе поднял на нее глаза.
— Я рад, очень рад. Я всегда мечтал о ребенке, и вот он есть. Теперь, — проговорил он вдруг решительно, — меня уже ничто не остановит.
Он тряхнул головой и встал.
— Идем, сообщим всем эту новость.
Он поцеловал жену в лоб, и, обняв друг друга за талию, они направились в столовую. Гости, удивленные тем, что хозяева запаздывают к столу, стали перешептываться, пока наконец женщины, хранившие тайну и по-разному объяснявшие отсутствие молодых супругов, не раскрыли тайны. Голоса смолкли, все взгляды устремились на дверь. Растроганные гости улыбались. Когда супружеская пара Леппринсе вошла в столовую, их встретили овацией.
