Леонид Головня - Вкус «лимона»
…По участку дачи в поселке «Лесной» бесшумно двигался большой рыжий колли. Он обнюхал запертую на всевозможные замки дверь дома, пробежал к брошенным соломенным коврикам, спустился к колодцу, попил воды из оставленного на приступке ведра, пробежал по тропинке к гостевому домику. Обнюхав лавочку под навесом, он шагнул на крылечко, сунул нос в щелку под дверью и держал его там, замерев.
Снаружи, у запертой калитки, стояла Ника. Весенний ветер смахивал ее распушенные волосы на лицо. Она сбрасывала их обратно рукой и писала на обрывке бумажного пакета: «Лесли тянет меня к твоему дому. Зря я на тебя ополчилась. Как появишься, дай знать. Дача № 17 по Огородному переулку. Жду. Славянский шкаф еще не продан. Ника».
Она улыбнулась, сложила обрывок вчетверо, написала крупно: «Николаю», скрепила тонкой заколкой и бросила в щель почтового ящика.
– Лесли! Фью, фью, фью, фью, фью-у-у… – громко свистнула она и посмотрела вдоль забора.
Через некоторое время из-под досок появилась собачья голова. Изогнувшись, Лесли вытиснула крупное тело наружу и побежала к дороге, догонять хозяйку.
Глава седьмая
Партнеры-попутчики
Действующий паспорт Мавроди был аккуратно вклеен в обложку «Сборника анекдотов». Теперь Мавроди обречен на вечную виртуальную жизнь в США. У него есть счет в банке и банковская карта. Мавроди не нарушит какие-либо законы. Он никогда не умрет. «Вечные жители» живут в файлах по всему миру. Не он один такой умный. Сами США плодят их, «перекрещивая» лиц, содействующих судебным процессам над крупными преступниками.
Живое дитя государственного департамента США Николай Эсмеральдов шагнул к стойке оформления документов для полета через океан, предвкушая быструю процедуру. У него имелась всего одна сумка без чего-либо подозрительного. Единственное более-менее ценное было на нем – длиннополый, тонкой кожи плащ. Коля спокойно рассматривал окружающих.
– Привет, Мавроди! – услышал он и увидел своего первого «знакомого американца». Едлин махал из группы пассажиров, прошедших контроль, и выбирался назад, в конец группы.
Коля насторожился. Таможенный чиновник смотрел на них.
– Вместе летим, Мавроди? Вот не ожидал! – не успокаивался Едлин.
Коля бросил взгляд на контрольную стойку, махнул ему:
– Иди, не жди, в самолете поговорим.
Он закрыл от посторонних глаз паспорт Эсмеральдова и шагнул в сторону, пропустив вперед стоящих сзади людей. Смяв декларацию, Коля пошел ее переписывать.
В самолете сидел Едлин и был подшофе.
– Здорово, должник! – грубо приветствовал его Коля. – Думаешь, я за тобой годами гоняться буду!
Едлин обрадовался, как будто ждал этой встречи.
– Вот сейчас прямо и отдам, – сказал он и полез в карман за деньгами. – Двести долларов.
– Хороший знак, – сказал Коля, убирая деньги.
– Давай по капелюшечке! – Едлин достал бутылку, разлил по стаканчикам.
– Среди знакомых никто комнату не сдает?
– Есть. Хорошие ребята. Повар и журналист. Им аренду подняли, решили объединиться в смежных комнатах. С мани плохо?
– Куда уж хуже.
Коля выпил из стаканчика, закрыл глаза и откинул спинку сиденья. Треволнения на таможенном контроле окончательно не исчезли.
– Ты спать собрался? – недовольно спросил Едлин.
– Засыпаю в полетах. Последние дни беготня и нервотрепка извели. Позже наговоримся. Лететь долго.
Чем ближе была Америка, тем настойчивее становились мысли о Лори. Коля гнал их, но обнаружил, что не все мысли можно изгнать. Злился на себя, протестовал, даже тряс головой. Напрасно. «Не думать» не получалось. Длинные споры с ней возвращались помимо его воли и терзали Колю. В конце концов, он привык, что «разговоры с Лори» теперь сопровождают его бренное житье.
Сейчас он «беседовал» с ней, представив желанную встречу.
«Он сидел в тельняшке и хвастался. Лори, как образцовая половина, внимательно слушала, кивала, со всем соглашалась.
– Я не зря ездил. Я продумал, как поднять деньги, чтобы расширить салон. Помнишь мишку со звездочками? Кстати, где он?
– У меня в шкафу.
– Моя голубушка! – Коля умиленно поцеловал ее в лобик. – Про мишек я не рассказал тогда. Была неудача. Ладно! В Вашингтоне я познакомился с владельцем техасского телевидения, начальником телевизионных универмагов. Он предложил мне участвовать в проекте.
Лори подняла восхищенные глаза.
Коля продолжал:
– Я сообразил: не надо вкладывать деньги в почтовую рекламу. Очень дорого! Мы вот что сделаем…»
Самолет тряхнуло. «Образцовая половина» исчезла, Колины глаза остановились на Едлине, который неловко возился на кресле.
– Ну что, еще по капелюшечке? Прилетим, на новом месте с тебя новоселье. – Он полез за бутылкой.
Ранним утром следующего за приездом дня, кутаясь в кожаный плащ, Коля вышел из подъезда мрачной бруклинской многоэтажки. Мартовское утро холодило даже под свитером. Он достал мобильник, набрал номер, услышал Кларино «Алло!», помолчал, помедлил.
– Извини, что не отвечал, – сказал наконец.
– Кола! – радостно воскликнула трубка.
– Я не прошел интервью, – соврал Коля.
– Я прилечу! – крикнула Клара. – Ты где?
– Клара, успокойся! Прилетать некуда. Я сам позвоню, если будет нужно.
Он выключил мобильник и пошел пешком вдоль улицы.
Русский район готовился к бизнесу. Китайцы выкатывали ящики с овощами и фруктами из зеленной лавки. Женщина в норковой шубе боролась с грязной цепью, подтягивая наверх железный занавес, оберегающий аптеку от воров. Цепь застряла, женщина беспомощно оглядывалась и нашла взглядом идущего мимо мужика в коже. Коле ничего не оставалось, как прийти на помощь.
– Где ваши кавалеры? – спросил он, ничего не имея в виду.
– Ты, бля, давай, помоги мне сначала железо поднять, – попросила по-русски усталая уже с утра дама в норке.
Коля замолк, рванул цепь. Та поддалась, жалюзи пошли вверх, осыпав его грязью.
Рядом, среди выставленных из галантерейного магазинчика чемоданов, сидел на стульчике пенсионер, одетый по-зимнему – в серую стеганую куртку, шерстяные ботинки и ушанку неопределимого меха. Когда мимо шел прохожий, он, глядя вдаль, тихо произносил:
– Русские лекарства. Русские лекарства.
– Почем пурген?! – гаркнул Коля, нагло нарушая конспирацию.
Пенсионер посмотрел на него с ненавистью.
– Нарушаешь постановление Конгресса США, батя, о запрете на ввоз медицинских препаратов.
«Батя» забегал глазами и процедил сквозь зубы:
– Проходи, проходи, олигарх несловленный, без пургена просрешься.
Поблизости низкорослый белобрысый владелец продуктового магазина хамил первому покупателю, пришедшему слишком рано.
Коля повернул на большой проспект.
Город казался чужим и холодным. Застройщики Бруклина, видимо, не ведали, что существует такое искусство, как архитектура. Город вырос сам по себе, как гриб после дождя государственных инвестиций на социальное жилье. Почти всю территорию района покрыли многоэтажки-близнецы и однообразные, сросшиеся стенами, вереницы жилых блоков частных домов, перемежающиеся с гигантскими дзотами складов, технических служб и фабрик. Над всем этим серо-бурым каменным великолепием гулко терла железо и верещала тормозами на поворотах подвесная железная дорога.
Коля замедлил шаги. Прошел стеклянный дом с рестораном и офисами, Гивину мечту. Перепрыгнул через замерзшую лужу. Усмехнулся. У подъезда ветерана не увидел. В креслице сидела старушка. Коля улыбнулся, воспользовался случаем задержаться.
– Где муж, дома отдыхает?
Старушка не ответила на улыбку.
– В больницу отвезла, сынок, операцию назначили. Не знаю, к добру ли! – Она отвернулась.
Коля направился к «Салону красоты». Подошел и не узнал его. Салон занял оба этажа. На первом, где раньше располагался книжный магазин, старые окна заменили на большие, до земли, витрины. Стекла защищали узорчатые решетки. С фотографий на Колю смотрели модели с прическами, какие «нарочно не придумаешь».
Он двинулся глазами по лицам моделей, и дыхание у него сперло. Вверху на фотографии был он, шахматно-фиолетово-зеленый, улыбающийся во весь рот. Не просто улыбающийся. Слегка стилизованный, он смотрел с фирменного логотипа «Салон мисс Санчес». Надпись ниже сообщала: салон – победитель конкурса «Фантазия!», а также многие другие рекламные сведения. По полу витрины рассыпались круглые значки с Колиной личностью.
Он отпрянул от витрины, сердце учащенно и горделиво забилось. Зазвенело в ухе. Он встал за углом кофейни и стал наблюдать.
Салон был закрыт. Узорчатые жалюзи опущены и заперты на замок. Через полчаса Коля почувствовал озноб, вошел в открывшуюся кофейню, взял кофе, поднялся на второй этаж, где стояли столики, и сел у витрины, выходящей на улицу.
Внизу, где когда-то он отплясывал чечетку и отбивался от набежавших детей, шли прохожие. Коля усмехнулся:
