Вэй Хой - Крошка из Шанхая
Пока Ай Дик внимательным взглядом художника рассматривал картины Тиан-Тиана, мы с Чжушей разговорились, уплетая клубнику из одной тарелки.
– Ты недавно виделась с Марком? – поинтересовалась она, не поднимая глаз.
– Угу, – ответила я, покачивая ногами в такт джазовой мелодии, которую только что поставил Тиан-Тиан.
В комнате царил полный хаос Все присутствующие так расчувствовались и разомлели, что, казалось, вот-вот растают. Глаза округлились, утратили осмысленное выражение, стали похожи на желток, готовый в любую секунду растечься липкой лужицей. Каждый веселился в свое удовольствие.
– А почему ты спрашиваешь? – я повернулась в ее сторону.
– На работе ходят упорные слухи, что он очень скоро уедет из Китая и вернется в главный офис компании.
– Правда? – я старалась сохранять безразличный вид. Но проглоченная клубника комом застряла в горле от внезапно подступившего спазма.
– Судя по всему, его повысили, потому что он отлично справлялся здесь. Поэтому в Берлине его скоро назначат на одну из руководящих должностей.
– Что же, вполне возможно, – согласилась я, встала с кушетки и, отшвырнув журнал и красную атласную подушку, вышла на балкон.
– Постарайся не думать об этом, – вполголоса посоветовала Чжуша.
– Сколько звезд! Красотища! – воскликнула я, высоко задрав голову и глядя на небо.
В темном, бездонно-холодном небе звезды висели раскаленными осколками, разлетевшимися во все стороны после взрыва. С каждого сочилась серебристая кровь. Если бы у меня были крылья, я взмыла бы ввысь и расцеловала каждую звездочку. Ту же острую боль и последующее раскрепощение я ощущала каждый раз, когда тело Марка касалось моего. Когда-то я старательно внушала себе, что женщина способна отделить телесное влечение от сердечного. Ведь мужчины могут, так почему бы и женщине не поступать так? Но в действительности получилось, что я все больше и больше думала о Марке и о тех ужасных и одновременно волшебных моментах, которые пережила с ним.
Чжуша и Ай Дик попрощались и собрались уходить. Однако перед уходом Чжуша сочла своим долгом подойти к Джонсону и поблагодарить его за проявленное внимание и за розу. У Джонсона вид был не из веселых. Сначала они повздорили с сербом, а вот теперь уходила эта прелестная девушка.
Вечеринка постепенно выходила из-под контроля, превращаясь в бедлам. В три часа утра Летун с сербом уехали в отель «Цзиньцзян», где остановился стилист. Паучок, Крестный отец и двое его друзей по университету развлекались с манекенщицами в гостиной. Тиан-Тиан, Мадонна и я улеглись спать на огромной кровати в нашей спальне, а Джонсон прикорнул на софе.
В пять утра я внезапно проснулась от резких звуков, словно где-то рядом шла потасовка. Из-за двери доносились громкие стоны и крики, похожие на ночное уханье совы. Мадонна удрала с нашей кровати и теперь обвивалась вокруг Джонсона, словно стройная и белая змея. Занимаясь любовью, она даже не бросила сигарету, а по-прежнему держала ее в руке и время от времени затягивалась.
Я наблюдала за этой сценой каких-то несколько мгновений, думая о том, что Мадонна все-таки была настоящей чертовкой. В этот момент она переменила позу, заметила меня и жестом пригласила присоединяться.
Неожиданно пробудившийся Тиан-Тиан крепко обнял меня. В комнате было душно, висел тяжелый запах адреналина, табака, спиртного, от которого бы даже мухи передохли.
Из стереосистемы неслись нескончаемые звуки песни «Зеленый огонек». Всем было не до сна. Мы с Тиан-Тианом поцеловались и обнялись, словно в последний день нашей жизни. После того как издаваемые Мадонной и Джонсоном стоны и вздохи затихли, мы так и заснули, не разжимая объятий.
На следующее утро в квартире не осталось ни гостей, ни даже их тени. На столе ни одной записки. Все словно испарились в никуда. Повсюду на полу и на столе валялись объедки угощения, окурки, пустые облатки из-под таблеток, замызганные бумажные полотенца, чей-то вонючий носок и пара черных трусиков. Отвратительное зрелище!
И поскольку во время вечеринки мое мрачное настроение совершенно улетучилось, возврат прежнего уныния был неизбежен. Я выбросила скопившийся мусор, прибралась в комнате и приготовилась начать жизнь сначала.
Внезапно я осознала – и приняла это как должное, – что снова могу писать. Слава богу, ко мне вернулась эта неуловимая, но всепоглощающая способность манипулировать словами!
Я целиком сосредоточилась на работе, торопясь закончить роман. Тиан-Тиан, как обычно, сидел в соседней комнате, время от времени навещал Мадонну, где играл в так полюбившиеся ему компьютерные игры или носился по городу на ее машине. В кухне опять воцарился прежний беспорядок. Мы перестали вместе придумывать всякие оригинальные рецепты и готовить пробные блюда. В нашу квартиру снова зачастил рассыльный из «Крошки из Сычуаня». Правда, это был уже другой парнишка. Дин уволился. Я думала, уж не начал ли он писать, но когда спросила об этом, официант не мог ответить ничего определенного.
27 Хаос
Меж дьяволом и бездной голубой был я.
Билли Брэгг [108]
Для пишущего человека пагубна мысль о его принадлежности к определенному полу.
И попытка быть просто чистыми и естественными мужчиной или женщиной тоже губительна.
Вирджиния Вульф [109]
Внезапно позвонили из дома. Мать сломала ногу. Из-за перебоев с электричеством в здании не работал лифт, и она поскользнулась на лестнице. Эта новость сначала ошеломила меня, но затем я быстро собралась, схватила такси и помчалась туда. Отец читал лекции в университете, по дому суетилась горничная. Кроме нее никого не было видно, и квартира казалась удручающе пустынной и тихой. Тишина была такой пронзительной, что звенело в ушах и кружилась голова.
Мать лежала на кровати, закрыв глаза. Ее бледное, как алебастр, изможденное лицо сверкало, как полированная мебель, стоявшая вокруг. Левое колено было в гипсе. Я постаралась подойти как можно тише и присела в кресло у кровати. Она открыла глаза.
– Вот и ты, – сказала она просто.
– Тебе больно? – спросила я.
Она протянула руку и погладила меня по пальцам. Яркий маникюр на ногтях облез, отчего руки казались непривычно чужими.
Она вздохнула и поинтересовалась:
– Как продвигается твой роман?
– Да так себе… Пишу каждый день понемногу, но не уверена, что кому-то будет интересно его читать.
– Поскольку ты твердо решила стать писательницей, не стоит думать о таких вещах.
Впервые за все время она заговорила о моей работе. Я молча смотрела на нее. Мне страшно хотелось наклониться и крепко обнять ее, сказать, как сильно я ее люблю, как мне нужна ее поддержка, чтобы не пасть духом.
– Может, съешь чего-нибудь? – предложила я, не отважившись на объятие.
Она отрицательно покачала головой.
– А у твоего друга все в порядке? Она ничего не знала о том, что Тиан-Тиан лечился в центре для наркоманов.
– Он нарисовал множество иллюстраций, просто превосходных. Возможно, я вставлю их в свою книгу.
– Ты не переберешься сюда ненадолго? Всего на недельку?
Я улыбнулась в ответ.
– Конечно, ведь моя кровать еще на месте?
Горничная помогла привести мою старую комнату в рядок. С тех пор, как Чжуша переехала в отремонтированную квартиру, там больше никто не жил. На книжной полке скопился толстый слой пыли, а на самом верху по-прежнему восседал мохнатый игрушечный орангутанг. Когда в окно заглянуло заходящее солнце, комнату пронизали лучи мягкого и теплого света.
***
Я ненадолго прилегла на кровать, и мне приснился сон. Будто я еду куда-то по улице на старом, еще школьном, велосипеде, а мне навстречу попадаются знакомые лица. Неожиданно рядом со мной останавливается черный пикап и оттуда выскакивают несколько мужчин в масках. Главарь банды машет им рукой, не выпуская розового мобильника, жестом показывая, чтобы они затащили и меня, и велосипед в машину. Мне светят фонариками прямо в глаза и выпытывают секретные сведения о местонахождении какого-то важного лица.
– Где генерал, говори! – Они пристально смотрят мне в лицо и снова выкрикивают: – Давай, колись! Где генерал?
– Я не знаю!
– Не лги! Посмотри хорошенько на кольцо у тебя на пальце. Как может женщина не знать, где скрывается ее муж? – Я в полной растерянности смотрю на левую руку. И действительно, у меня на безымянном пальце сверкает красивое кольцо с огромным бриллиантом.
– Но я и правда ничего не знаю, хоть убейте! – в отчаянии кричу я.
***
Когда я проснулась, отец был уже дома. У меня в комнате по-прежнему было тихо, но я поняла, что он вернулся и что время близилось к ужину по едва уловимому тонкому аромату сигары, проникавшему в спальню с балкона.
