Светлана Алексиевич - Чернобыльская молитва. Хроника будущего
Что-то стал подозревать… Были догадки… Заключили мы договор с Институтом ядерной физики на обследование наших земель. Они берут траву, берут пласты чернозёма и везут туда, к себе в Минск. Проводят там анализы. А потом звонят мне: «Организуйте, пожалуйста, транспорт, чтобы забрать вашу почву назад». — «Вы что, шутите? До Минска четыреста километров… — У меня трубка из рук чуть не выпала. — Везти землю назад?» — «Нет, не шутим, — отвечают мне. — У нас эти пробы по инструкции подлежат захоронению в могильнике, в подземном железобетонном бункере. Со всей Беларуси к нам везут. За месяц имеющуюся ёмкость до отказа заполнили». Вы слышали? А мы на этой земле пашем, сеем. На ней наши дети играются… С нас требуют планы по молоку и мясу. Из зерна гнали спирт. Яблоки, груши, вишни шли на соки…
Эвакуация… Если бы кто-нибудь посмотрел сверху, подумал бы, что началась третья мировая война… Одну деревню вывозят, а другую предупреждают: эвакуация через неделю! И всю эту неделю там скирдуют солому, косят траву, копаются на огородах, дрова колют… Жизнь как жизнь. Люди не понимают, что происходит. А через неделю их увозят на военных машинах… Совещания, командировки, накачки, бессонные ночи. Столько всего было. Возле горкома партии в Минске, помню, стоит человек с плакатом: «Дайте народу йода». Жарко. Он в плаще…
(Возвращается к началу нашего разговора.)
Вы забыли… Тогда… Атомные станции — это будущее… Я не раз выступал… Пропагандировал… Я был на одной атомной станции: тихо, торжественно. Чисто. В углу — красные знамёна и вымпелы «Победитель социалистического соревнования». Наше будущее… Мы жили в счастливом обществе. Нам сказали, что вы счастливые, и мы были счастливы. Я был свободный, я даже не мог понять, что кто-то может считать мою свободу не свободой. А теперь нас списала история, нас как бы нет. Я читаю сейчас Солженицына… Я думаю… (Молчит). У моей внучки лейкемия… За все я заплатил… Дорогой ценой…
Я — человек своего времени… Я — не преступник…"
Владимир Матвеевич Иванов,
бывший первый секретарь
Славгородского райкома партии
Монолог защитника советской власти"Э-э-э… такую мать… Э-э-э! (Идёт многоэтажный мат). Сталина на вас нет. Железной руки…
Что вы тут записываете? Кто вам разрешение дал? Фотографируете… Уберите свою цацку… Сховайте. А то разобью. Понимаешь ты, приехали… Мы живём. Страдаем, а вы писать будете. Писаки!! Народ с толку сбиваете… Бунтуете… Выпытываете не то, что надо. Нет сейчас порядка! Порядка нет! Понимаешь ты, приехали… С магнитофоном…
Да, я защищаю! Я советскую власть защищаю. Нашу власть. Народную! При советской власти мы были сильными, нас все боялись. Весь мир на нас глядел! Кого трясло от страха, а кто завидовал. Б…ь! А что теперь? Сейчас? При демократии… «Сникерс» и маргарин залежалый к нам везут, просроченные лекарства и ношеные джинсы, как туземцам, которые недавно с дерева слезли. С пальмы. За державу обидно! Понимаешь ты, приехали… Такая была держава! Б…ь! Пока Горбачёв не взлетел… На царство… Черт с метиной! Горби… Горби действовал по их планам, по планам цэрэу… Что вы мне тут доказываете? Понимаешь ты… Они Чернобыль взорвали… Цэрэушники и демократы… Я в газетах читал… Не взорвался бы Чернобыль, держава бы не рухнула. Великая держава! Б…ь! (Идёт многоэтажный мат). Понимаешь ты… Булка хлеба при коммунистах стоила двадцать копеек, а сейчас две тысячи. Я за три рубля покупал бутылку, ещё на закуску хватало… А при демократах? Штаны второй месяц не могу себе купить. В рваной фуфайке хожу. Распродали все! Заложили! Наши внуки не рассчитаются…
Я — не пьяный, я — за коммунистов! Они были за нас, за простых людей. Сказок мне не надо! Демократия… Цензуру отменили, что хочешь. То пиши. Свободный человек… Б…ь! А помри этот свободный человек, его похоронить не на что. У нас померла бабка. Одинокая, без детей. Два дня бедная в хате лежала… В старой кофте… Под образами… Гроб не могли купить… Стахановка когда-то, звеньевая. Мы два дня не выходили в поле. Митинговали. Б…ь! Пока председатель колхоза не выступил… Перед народом… И не пообещал, что теперь, когда помрёт человек, колхоз выделяет бесплатно: деревянный гроб, труну, по-нашему, телёнка или поросёнка и два ящика водки на поминки. При демократах… Два ящика водки… Бесплатно! Бутылка на одного мужика — пьянка, полбутылки — лечение. Нам от радиации…
Почему вы это не записываете? Мои слова. А записываете только то, что вам выгодно. Народ с толку сбиваете… Бунтуете… Политический капитал нужен? Карманы долларами набить? Мы тут живём… Страдаем… А виноватых нету! Назовите мне виноватых! Я за коммунистов! Они вернутся и тут же найдут виноватых… Б…ь! Понимаешь ты, приезжают… Записывают…
Э-э-э… Такую мать… (Идёт многоэтажный мат).
(Фамилию не назвал)
Монолог о том, как два ангела встретили маленькую Оленьку"У меня есть материал… Все книжные полки дома заставлены большими папками. Я так много знаю, что не могу уже писать…
Семь лет собирала — газетные вырезки, инструкции. Листовки… Свои заметки…. У меня есть цифры. Я вам все отдам… Я могу бороться: организовывать демонстрации, пикеты, добывать лекарства, навещать больных детей, — но не писать. Возьмитесь… А у меня самой столько чувств, что я с ними не справлюсь, они меня парализуют. Мешают мне. Чернобыль имеет уже своих сталкеров… Своих писателей… Но я не хочу войти в круг тех, кто эксплуатирует эту тему. Надо написать честно. Все написать… (Задумывается.)
Апрельский тёплый дождь… Семь лет я помню этот дождь… Дождинки скатывались, как ртуть. Говорят, что радиация бесцветная? Но лужи стояли зеленые или ярко-жёлтые. Соседка шёпотом сообщила, что по радио «Свобода» передали об аварии на чернобыльской атомной станции. Я не придала этому никакого значения. Абсолютная уверенность, что если бы что-то серьёзное, нас бы оповестили. Есть специальная техника, специальная сигнализация, бомбоубежища. Нас предупредят. Мы были в этом уверены! Все учились на курсах гражданской обороны. Я сама там проводила занятия… Принимала экзамены… Но вечером того же дня соседка принесла какие-то порошочки. Дал их её родственник, объяснил, как принимать (он работал в Институте ядерной физики), но взял слово, что она будет молчать. Как рыба! Как камень! Особенно он боялся разговоров и вопросов по телефону…
У меня в это время жил маленький внук… А я? Я все равно не поверила. По-моему, никто из нас эти порошочки не пил. Мы были очень доверчивы… Не только старшее поколение, но и молодые…
Вспоминаю первые впечатления, первые слухи… Перехожу из одного времени в другое, из одного состояния в другое… Отсюда — туда… Как пишущий человек, я задумывалась над этими переходами, они меня интересовали. Во мне словно бы два человека — дочернобыльский и чернобыльский. Но вот это «до» сейчас трудно восстановить с полной достоверностью. Моё зрение поменялось…
Я ездила в зону с первых дней… Помню, остановились в какой-то деревне, что меня поразило — тишина! Ни птиц, ничего… Идёшь по улице… Тишина. Ну, ладно, хаты вымерли, людей нет, уехали, но все вокруг смолкло, ни одной птицы. Я впервые увидела землю без птиц… Без комаров… Ничего не летало…
Приехали мы в деревню Чудяны — сто пятьдесят кюри… В деревне Малиновка — пятьдесят девять кюри… Население получало дозы в сотни раз больше тех, что получают солдаты, охраняющие районы испытаний ядерных бомб. Ядерные полигоны. В сотни раз! Дозиметр трещит, его зашкаливает… А в колхозных конторах висят объявления, подписанные районными радиологами, что лук, салаты, помидоры, огурцы, — все можно есть. Все растёт, все едят.
Что они сейчас говорят эти районные радиологи? Секретари райкомов партии? Как оправдываются?
Во всех деревнях мы встречали много пьяных людей. Ходили под хмельком даже женщины, особенно доярки, телятницы. Пели песенку… Модная песенка в то время: «А нам все равно… А нам все равно…» Одним словом, все трын-трава. Из кинофильма «Бриллиантовая рука».
В той же деревне Малиновка (Чериковский район) зашли в детский садик. Дети бегают по двору… Маленькие — ползают в песочнице… Заведующая объясняет, что песок меняют каждый месяц. Откуда-то привозят. Можно представить, откуда его могли привезти? Дети печальные… Мы шутим, они не улыбаются… Воспитательница заплакала: «Не старайтесь. Наши дети не улыбаются. А во сне они плачут». Встретили на улице женщину с новорождённым. «Кто вам разрешил здесь рожать? Пятьдесят девять кюри…» — «Врач-радиолог приезжала. Советовала только не сушить пелёнки на улице». Людей уговаривали не уезжать, оставаться. Как же! Рабочая сила. Даже когда деревни отселяли… Эвакуировали… Насовсем. Все равно привозили людей на сельхозработы. Убирать картошку…
