Лайза Джуэлл - Тридцатник, и только
Диг сел, вытянул натруженные ноги. Земля была холодной и влажной, но ему было плевать; он был разгорячен и вымотан, и вдобавок глубоко разочарован. Порылся в карманах в поисках жевательной резинки или пакетика мятных конфеток — во рту стоял привкус свернувшегося молока — и еще сильнее разозлился, ничего не обнаружив.
Дилайла скрестила ноги и оперлась локтем на спинку скамьи. Диг увидел, как она переместила солнецезащитные очки с макушки на нос, а потом стала вытворять что-то странное с волосами: взлохматила и занавесила ими лицо, после чего подняла воротник дубленки. Пытается замаскироваться, догадался Диг. Он повеселел — вот так-то лучше — и приготовился стать свидетелем преступного рандеву, шпионской явки… словом, чего-то крайне интересного.
Диг сидел за лодкой, прижимая к груди вконец очумевшего Дигби и не спуская глаз с Дилайлы, а его воображение разгулялось вовсю. Ему мерещились военные эскапады, трюки Джеймса Бонда, женщины в шинелях, шепчущие в трубку: «Слушайте внимательно», наикрутейшие электронные жучки, накладные усы и видеокамеры в карандашах. Мероприятие становилось куда более захватывающим, чем он предполагал. Диг потер руки в радостном возбуждении и стал ждать приключений.
Час спустя от его энтузиазма остались жалкие крохи.
Тело, разогретое ходьбой, зябло, руки и нос коченели, а задница онемела. Диг отччаянно хотел есть и столь же отчаянно томился от скуки.
За целый час на подступах к живописному островку ничего не произошло — ровным счетом. Откуда-то примчалась собака, наверное, учуяла добычу, дрожавшую на коленях у Дига. Флюгер на крыше дома дрогнул несколько раз. Машина свернула на тропку, чтобы развернуться. Все.
Дилайла по-прежнему сидела на скамье — в очках, с лиицом, занавешенным волосами.
Еще пять минут, сказал себе Диг, еще пять минут, и я возвращаюсь домой.
И вдруг он услыхал шум: щелчок, за ним еще один, раздался смех. Средний дом наконец пробудился от спячки. Диг сунул пса под пальто и устроился поудобнее, чтобы без помех наблюдать за происходящим.
Дверь дома распахнулась, и Диг разглядел в сумраке силуэты людей, занятых сборами. Люди бесперрывно переругивались, жаловались и покрикивали друг на друга. Дилайла слегка развернулась на скамье и, слегка спутив очки, уставилась на открытую дверь.
— Мэдди, прекрати! — раздался женский голос с суррейским акцентом. — Оставь собаку в покое!
На гравиевую дорожку выскочил крупный ньюфаундленд, на его спине подскакивала маленькая девочка, легонько погонявшая пса линейкой.
— Ну, Монти! Ну! — верещала хорошенькая темноволосая погонщица.
— Слезь со собаки, Мэдди! — на пороге возникла высокая, худая женщина в вытертой офицерской шинели с меховым воротником, на ногах у нее были зеленые резиновые сапоги, в руках она держала большое одеяло и скороварку. В молодости женщина явно была настоящей красвицей. Взъерошенные волосы, черные, как вороное крыло, были подстрижены клином, что ей очень шло.
За женщиной, уткнувшись в книжку, брел мальчик лет десяти. Даже на таком расстоянии Диг разглядел яркую обложку книги о Гарри Поттере. Не отрывая глаз от книги, мальчик ловко пинал мяч.
Женщина достала из потертой сумки связку ключей и открыла багажник серебристого «мерседеса». Дверца взлетела вверх, собака, одеяло, и скороварка приземлились на багажном пространстве.
Теперь Мэдди играла в лошадки: она скакала галопом по кругу, разбрасывала подошвами гравий, ржала и цокала языком.
— Мэдди, перестань! Садись в машину!
Темноволосый мальчик пинком загнал мяч в гараж и скользнул на заднее сиденье, так и не оторвавшись от книги. Мэдди продолжала игнорировать мать.
— Мэдди! Немедленно в машину, не то можешь забыть про «Макдональдс»! Останешься здесь одна!
Мэдди тут же бросила линейку, подбежала к «мерседесу», запрыгнула на заднее сиденье рядом с братом и привязала себя чем-то вроде упряжи. Ньюфаундленд засопел над головой Мэдди, она обернулась и просияла.
Что ж, думал Диг, очень мило: симпатичная собака, симпатичная девочка, этакая домашняя идиллия, — но нам-то что за дело? Где смуглый незнакомец в плаще, где загадочный пакет, где приключение?
Женщина засигналила, и Диг от неожиданности схватился за сердце. Приоткрыв окно, она высунула голову.
— Софи! — заорала она, раздраженно сигналя. — Сейчас же спускайся!
Дигу подумал, что она принадлежит к той породе женщин, которые из любого пустятка сделают драму.
Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась. Диг увидел, как Дилайла замерла на скамье, прикрывая ладонью лицо (она определенно старалась остаться не узнанной, догадался Диг), когда очень высокая и стройная девочка ступила на крыльцо.
— Честное слово, мама, — крикнула она, запирая дверь, — ты так орешь, что соседи могут подумать, будто ты нас истязаешь. — Она фыркнула и сунула ключ в рюкзак.
На вид ей было лет двенадцать — черные ботинки, свободные спортивные зеленые штаны и серая шубка не по размеру. Длинные волосы распадались посередине на пробор, они были теплого золотистого оттенка, резко контрастируя с темными гшевелюрами остальных членов семейства. Нежная кожа, гибкая фигура, правильные черты лица — на таких девушек, полагал Диг, и охотятся в торговых центрах представители модельных агентств. И хотя ей было всего лишь двенадцать или тринадцать лет, девочка выглядела настоящей принцессой, рядом с ней хотелось расправить плечи, выпятить грудь и пружинить шаг.
Завязывай, педофил хренов, обругал себя Диг, хватит.
Пока девочка обходила машину, Диг смог получше разглядеть ее. Пухлые, атласные губы, большие голубые глаза с темным ресницами, кремовая кожа и надутое выражение лица. Мать что-то сказала ей, и девочка неохотно улыбнулась. Улыбаясь, она повернулась в сторону Дига, и, словно кирпич, брошенный в окно, мысль вонзилась в его мозг.
О черт, подумал он, она похожа на Лесли Эш из «Квадрофении».
Диг обернулся на Дилайлу; та не пошевелила ни мускулом, с тех пор как из дома вышла девочка. Он снова перевел на нее взгляд, девочка пристегивала ремень безопасности. С ума сойти, до чего они похожи: выражение лица, губы, улыбка, та же потрясающая фигура, покачивающиеся бедра, персиково-сливочная кожа. Все одинаково… в точности. Ему вдруг стало трудно дышать. Диг вспомнил игровую площадку в школе Святой Троице: вот он сидит, скрестив ноги, на траве, на коленях новое расписание, а в душе зарождается потрясение, которое сформирует его характер — он впервые увидел Дилайлу. Странно, думал Диг, эта девушка — вылитая Дилайла, но как?..
Он оглянулся на Дилайлу; вцепившись побелевшими пальцами в спинку скамьи, она беспомощно смотрела, как «мерседес» выезжает на дорогу. Ветер сдул волосы ее лица, и вид у нее был потереянный. Когда машина покатила прочь, Дилайла машинально сдвинула очки на макушку, и Диг увидел, что на ее щеках блестят слезы. Он чувствовал себя паршиво. Он был напуган и ошарашен.
Диг посмотрел вслед машине: девочка переругивалась с младшим братом, сидевшим позади. Неужто, думал он, неужто эта девочка, эта красивая, сердитая и удивительная девочка — его дочь?
Глава тридцать четвертая
Надин некогда было думать ни о Диге с Дилайлой, ни о Филе, оставшимся в пустой квартире, — ни о чем, кроме выдержки, диафрагмы и освещении. Что ее только радовало. Четыре часа кряду она таскала свое оборудование по улицам Барселоны, улещивала полицейских и подкупала лавочников, чтобы завладеть приглянувшейся съемочной площадкой. А еще приходилось сдерживать толпу облизывающихся мужиков, норовивших погладить взглядами Фабиану, восемнадцатилетнюю звезду рекламной компании «Рено». Но через четыре часа пошел дождь. Хлынул как из ведра. И съемки пришлось отложить.
Надин сидела в отеле, слушала, как капли дождя рикошетом отскакивают от черепичной крыши над головой, складывала в столбики желтые коробочки с пленкой и старательно боролась с искушением позвонить домой. Голос Фила, со скоростью звука преодолевший несколько сотен миль, не поднимет ей настроения. Наоборот, ухудшит. Лучше не знать, что он там делает. Но стоило ей выбросить из головы Филипа Рича, в лимонно-подштанниковом великолепии развалившегося на ее кровати, как его место заступил образ Дилайлы — вот она, сияя свежестью и чистотой, разгуливает по квартире Дига, готовая к сексуальным забавам. А-а-а…. Надин затрясла головой.
Боже, думала Надин, кошмарный вчера выдался вечерок.
Она посмотрела на часы. Было всего три, но из-за черных туч, нависших над Барселоной, казалось, что на улице вечер. Надин зевнула, вытянулась на шелковом гостиничном ложе и закрыла глаза. Хорошо бы вздремнуть ненадолго, прикорнуть в роскошном заграничном номере. В конце концов она на ногах с половины шестого утра.
Звуки, доносившиеся из окна, убаюкивали. Сердитые автомобили, нетерпеливые грузовики, гостиничный привратник, свистком подзывавший такси, песня дождя, дискантом звучавшая на крыше и басом на холщовой маркизе, прикрывающей вход в отель. За дверью то и дело раздавался приглушенный иностранный говор, напоминавший, что сейчас день и кругом полно занятых людей, которым некогда валяться в постели.
