Марк Леви - Дети свободы
Начинает темнеть, скоро наступит долгожданный момент, однако судьба распоряжается иначе. Состав тормозит на станции Монтобан и под скрежет колес сворачивает на запасную ветку, ведущую в депо. Когда немцы со своими пулеметами выстраиваются на перроне, Вальтер понимает, что все пропало. Четверо пленников, подавленные вконец, садятся на пол, и каждый замыкается в своем одиночестве.
Вальтер старается заснуть, чтобы хоть как-то восстановить силы, но в его распухших пальцах сильными толчками пульсирует кровь, и боль слишком сильна. В вагоне то и дело раздаются приглушенные стоны.
В два часа ночи состав вздрагивает и трогается с места. Сердце Вальтера уже не бьется в пальцах, оно взволнованно колотится в груди. Он расталкивает товарищей, и они вместе ждут подходящего момента. Ночь слишком светла - почти полная луна, сияющая в небе, легко может выдать беглецов. Вальтер напряженно смотрит в оконце; поезд набирает скорость, и вот уже вдали показалась рощица.
Вальтер и двое его товарищей сбежали из поезда. Вальтер упал под откос и долго лежал там, затаившись. Когда красный огонек последнего вагона растаял в темноте, он воздел руки к небу и радостно закричал: "Мама!" Потом он прошагал немало километров, наш Вальтер. Добравшись до какого-то поля, он наткнулся на немецкого солдата, который справлял нужду, положив рядом ружье с примкнутым штыком. Вальтер залег в кукурузе и, улучив момент, бросился на него. Откуда только у него взялись силы, чтобы одолеть немца в этой схватке?! Штык пригвоздил солдата к земле, а Вальтер продолжал свой путь, и ему казалось, что он не идет, а летит, словно на крыльях.
Поезд не остановился в Тулузе, так что мы не попали домой, а отправились дальше, минуя Каркасон, Безье и Монпелье.
36
Дни проходят, а жажда - нет. В попутных деревнях люди стараются хоть чем-то нам помочь. Когда один из заключенных, Боска, выбрасывает в окошко записку, местная жительница находит ее на путях и передает адресату - женщине. В нескольких словах на обрывке бумаги пленник пытается успокоить свою жену. Он сообщает, что едет в поезде, что этот поезд 10 августа прошел через Ажан, что у него все в порядке, но мадам Боска никогда больше не увидит своего мужа.
Во время короткой остановки в Ниме нам выдают немного воды, засохший хлеб и прокисший джем, который невозможно взять в рот. Некоторые узники в вагонах впадают в безумие. У них появляется пена на губах. Они вскакивают, кружатся, кричат во все горло, падают в судорогах, а потом следует смерть. Так умирают бешеные собаки. И на такую же смерть нас обрекли нацисты. Другие пленники, еще сохранившие остатки разума, боятся на них смотреть. Они закрывают глаза, затыкают уши и сжимаются в комок, стараясь отгородиться от этого ужаса.
– Как ты думаешь, безумие заразно? - спрашивает Клод.
– Не знаю, но заставьте их замолчать, ради всего святого! - умоляет Франсуа.
Вдали слышатся взрывы, это бомбят Ним. Наш поезд останавливается в Ремулене.
15 августа
Несколько дней поезд простоял, не трогаясь с места. С него сняли труп пленника, умершего от голода. Тяжелобольным разрешают выходить и облегчаться возле вагонов. Возвращаясь, они вырывают из земли пучки травы и делятся ими с товарищами. Обезумевшие от голода люди рвут друг у друга из рук эту пищу для скота.
Американцы и французы высадились в Сент-Максиме. Шустер ищет способ выскользнуть из окружения союзных войск. Но как можно пересечь Рону и проехать вверх по течению реки, если все мосты давно взорваны?!
18 августа
Похоже, немецкий лейтенант нашел решение этой проблемы. Поезд тронулся в путь. У стрелки ему пришлось затормозить, путевой рабочий отодвинул засов одного из вагонов, и трем пленникам удалось сбежать, пока состав шел по туннелю. Другие сделают это позже, в нескольких километрах от Рокмора. Шустер приказывает остановить поезд в скалистом ущелье, где ему не грозят бомбардировки: в последние дни над нами непрерывно летали английские или американские самолеты. К сожалению, в таком потаенном месте нас не найдут и партизаны. И ни один поезд не проедет мимо нас: железнодорожное сообщение прервано по всей территории Франции. Война идет не на жизнь, а на смерть, Сопротивление с каждым днем набирает силу, подобно мощной волне накрывает всю страну. И не важно, что поезд не сможет пересечь Рону, - Шустер заставит нас идти пешком. Почему бы и нет, ведь в его распоряжении семьсот рабов, они вполне могут переправить с одного берега на другой товары и вещи, которые везут с собой семьи гестаповцев и солдаты, ведь он поклялся доставить их всех на родину.
И вот 18 августа мы бредем колонной, под палящим солнцем, безжалостно сжигающим кожу, и без того изъеденную блохами и вшами. Наши тощие руки еле удерживают немецкие чемоданы и ящики с вином, которое нацисты украли в Бордо. Для нас, умирающих от жажды, это еще одна пытка. Те, кто падает без сознания, уже не поднимутся. Их приканчивают пулей в затылок, как загнанных лошадей. Те, кто еще сохранил силы, помогают товарищам держаться на ногах. Если кто-нибудь начинает шататься, его окружают со всех сторон и не дают упасть, скрывая от глаз конвоира. Вокруг нас до самого горизонта тянутся виноградники. Лозы сплошь увешаны тяжелыми спелыми гроздями, налившимися соком раньше времени под жарким солнцем. Как хочется сорвать такую кисть и раздавить сладкие ягоды пересохшими губами, но солдаты орут, запрещая нам сворачивать на обочин)', а сами набирают полные каски винограда и лакомятся им у нас на глазах.
И мы проходим мимо всего в нескольких метрах от лоз - колонна измученных призраков.
Вот когда мне вспоминаются слова "Красного холма". Помнишь их? "Там нынче созревает виноград, в чьем сладком соке бродит кровь героя".
Пройдено уже десять километров; сколько же наших осталось лежать в придорожных рвах? Когда мы пересекаем деревни, жители испуганно глядят на это жуткое шествие. Некоторые пытаются оказать нам помощь, подбегают, неся воду, но нацисты грубо отталкивают их. А когда в домах распахиваются ставни, солдаты стреляют по окнам.
Один из пленников ускоряет шаг. Он знает, что в первых рядах колонны идет его жена, которая ехала в головном вагоне поезда. Его ноги стерты до крови, но он все же нагоняет ее, берет из рук чемодан и тащит его сам.
Вот так они и шагают бок о бок, наконец-то вместе, но не имея права даже шепотом сказать друг другу слова любви. Каждый из них едва осмеливается улыбнуться другому, с риском лишиться жизни. Но что осталось от их жизни?!
В следующей деревне, в доме у поворота дороги, приоткрывается дверь. Солдаты, также измученные жарой, уже не так бдительно следят за нами. Пленник хватает жену за руку и кивком указывает на дверь, давая понять, что прикроет ее бегство.
– Туда! - шепчет он дрожащим голосом.
– Нет, я останусь с тобой, - отвечает она. - Не для того я столько вынесла, чтобы сейчас оставить тебя. Мы вернемся домой вместе или не вернемся совсем.
Оба они погибли в Дахау.
К концу дня мы добираемся до Copra. На сей раз нас встречают сотни местных жителей, они смотрят, как мы пересекаем городок, направляясь к вокзалу. Немцы растерянны: Шустер не предвидел, что на улицы выйдет столько народа. Люди стараются помочь нам, кто чем может. Солдаты не в силах сдержать толпу, не успевают всех отгонять. Жители несут на перрон еду, вино, однако нацисты все это тут же реквизируют. Несколько пленных, воспользовавшись сутолокой, выскользнули из колонны под прикрытием толпы. На них тут же набросили форменные кители железнодорожников, крестьянские блузы, сунули в руки плетенки с фруктами, чтобы придать вид местных, желающих помочь пленным, и быстренько увели подальше от вокзала, чтобы спрятать у себя дома.
Бойцы Сопротивления, извещенные об этом переходе, спланировали вооруженную акцию, чтобы освободить нас, но охранников слишком много и нападение превратилось бы в бойню. В отчаянии они смотрят, как нас заталкивают в другой поезд, уже поданный на станцию. Если бы мы знали, садясь в вагоны, что всего через неделю Сорг будет освобожден американскими войсками!…
Состав отходит под покровом ночной темноты. Начавшаяся гроза приносит немного свежести и дождевой воды, которая струится внутрь через щели в крыше. Наконец-то мы напиваемся вдоволь.
37
19 августа
Поезд катит вперед на полной скорости. Внезапно раздается скрежет тормозов, из-под колес вырываются снопы искр. Немцы выпрыгивают из вагонов и врассыпную кидаются на обочины. На наши вагоны обрушивается град пуль; над составом в зловещем танце кружат американские самолеты. Первый заход превращается в настоящую бойню. Напрасно мы высовываем руки в окошки и размахиваем лоскутами, оторванными от одежды, - пилоты слишком высоко, они нас не видят, они бросают свои машины в пике и со зловещим воем проносятся над вагонами.
