Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич

И она догадывается почему. Ей был предоставлен уникальный шанс увидеть нечто неизведанное, но она чрезвычайно легкомысленно отнеслась к нему, растратила эту возможность на поиск каких-то дешевых приключений, на связь со случайными мужчинами. И при этом наивно надеялась, что снова окажется в этом чудесном мире. Какой же она была дурой. Надо было действовать как-то иначе, хотя как, она до сих пор не представляет. В любом случае она оказалась наказанной за то, что захотела пойти по самому легкому и примитивному пути. И, как теперь выяснилось, он вел в никуда.

Но что же ей в этом случае делать? Прежнюю жизнь продолжать просто бессмысленно, уже нет сомнений — это тупик. А значит надо из него как можно быстрей выбираться. Она же молодая, жизнелюбивая, и чтобы ощущать себя счастливой, ей нужно, как воздух для дыхания, отыскать свою дорожку. Пусть совсем узенькую, петляющую, как тропинка в поле, но ту, по которой она может идти и не спотыкаться, не падать. А для этого требуется…

Дана почувствовала сильное утомление. Еще никогда ее не посещали столь серьезные мысли о собственной судьбе. До сих пор она думала о ней мало и поверхностно, предпочитая, как лыжник с горки, просто катиться по колее. Но, увы, больше так не получается, движение застопорилось, как машина в пробке. И просто так она не рассосется. Придется принимать решение ей, Дане, самой. Хотя жутко не хочется этого делать, ей так нравилось жить легко, день за днем, не очень особенно не задумываясь о происходящем. Да и зачем, она же была уверенна в своем даре живописца, любые сомнения в нем, как свои, так и чужие решительно отметала, как происки врагов. А тут еще неожиданный успех, обещания Гершовича славы и денег. Как против всего этого устоять. Да она и не пыталась, наоборот, делала все, чтобы как можно глубже положить свою голову в этот капкан, который расставила ей жизнь. Вот он и захлопнулся да еще так, что она не уверенна, что сумеет уцелеть в этой ужасном переплете. И даже если и уцелеет, что ей в этом случае останется? Совсем мало.

Но так не бывает, чтобы не было никакого выхода, он всегда есть, надо только его найти. И отважиться на него, даже если придется перечеркнуть все то, что до сегодняшнего дня составляло смысл ее жизни. Вот только хватит ли у нее на это решимости? Даже страшно подумать о том, как от многого придется отказаться.

Или наоборот, приобрести? Этот вопрос заставил мысли Даны начать течь по другому руслу. До сих пор она только думала об этой ситуации исключительно в негативном аспекте. Но правилен ли такой подход? Разве неверно утверждение: терять — это одновременно и находить? Вопрос в том, а что она может найти? Об этом стоит, как следует подумать. В конце концов, на кону стоит очень много — ее судьба.

Все свои картины Дана снесла в один угол и прикрыла их покрывалом. На миг ей стало нестерпимо грустно — сколько времени, усилий она затратила на них. Сколько надежд вложила в эту работ. И вот теперь от них остался один лишь дым. Зато, возможно, с ней случилась одна из самых полезных историй — избавление от иллюзий. Она могла бы пребывать в их ауре еще долго, но однажды это бы все равно кончилось. И тогда последствия могли бы быть еще печальней.

Дана подошла к окну и с удивлением обнаружила, что уже стемнело. В размышлениях она провела весь день; никогда раньше с ней не случалось ничего подобного. А тут время пролетело едва ли ни как один миг. Пришла ли она к определенным выводам, приняла ли она важные решения? Это она, скорей всего узнает только завтра. Возможно, следующий день будет для нее одним из самых важных в жизни.

Дана подошла к накрытым покрывалом своим картинам. У нее возникло сильное желание сорвать ее и восстановить интерьер своей мастерской. Но она преодолела это намерение. Если она подастся слабости, это только усугубит ее положение. Лучше всего для нее сейчас лечь спать. Сон, возможно, укрепит ее решимость следовать намеченному пути. И тогда завтра…

Дана быстро разделась и проскользнула под одеяло. И одна из последних мыслей перед тем, как ее сознание погрузилось в сон, была о том, что, возможно, сегодняшний день был самым плодотворным из всех дней, что она провела на земле.

73

Они сидели в кафе. На столе стояли чашечки с кофе, но они давно забыли про них. Дана говорила, не останавливаясь, уже полчаса, она рассказывала все, как есть, ничего не пропуская, начиная со встречи с Юлием и того, что случилось с ней той ночью. И пока длился ее рассказ, Болтнев не проронил ни слова. Только выражение его лица постоянно менялось, то мрачнело, то становилось каким-то отстраненным, словно речь шла о совершенно чужом ему человеке. И в эти мгновения у Даны закрадывалась мысль, что возможно, так оно и есть, и она напрасна решила ему открыться. Но она все равно продолжала свое повествование. Да и уже столько сказав, бессмысленно прерывать его на середине.

Наконец, Дана почувствовала, что сказала все и замолчала. Она вспомнила о кофе и пригубила его, но тут же поставила на место. Оно совершенно остыло и показалось ей противным.

Дана со страхом ждала, что Болтнев ей скажет в ответ, но он продолжал молчать. И это сильно напрягало ее. Еще ни с кем она не была столь откровенной, как с ним сейчас, а у него нет слов, чтобы поделиться с ней тем, что обо всем этом он думает.

— Кофе остыло, — произнесла она только для того, чтобы разрушить пространство молчания.

— Закажем по новому, — отозвался он, но не сделал никакого жеста в сторону официанта.

После обмена этими репликами, за столиком снова воцарилось молчание. Причем, Болтнев сидел с таким отстраненным видом, что Даны возникло ощущение, что он и не собирается ничего ей говорить.

— Может, мне лучше уйти? — спросила она.

Болтнев посмотрел на нее, его взгляд показался ей очень странным, кроме пустоты ничего другого она в нем не заметила..

— Не сейчас, — сказал он.

— А когда? — осмелилась поинтересоваться Дана.

— Это так важно? — вопросом на вопрос ответил Болтнев.

— Но мы не можем сидеть и молчать. Какой в этом смысл.

Болтнев искоса посмотрел на свою собеседницу.

— А ты думаешь, что я сразу могу разобраться в своих чувствах. Ничего подобного в жизни я не слышал.

— Я понимаю.

— Да что ты можешь понять! — вдруг так крикнул на нее Болтнев, что все посетители кафе посмотрели в их сторону. — Извини, не сдержался. И я так и не понял, что от меня-то ты хочешь?

В самом деле, что? Зачем она пришла сюда? Зачем все ему рассказала с невероятной откровенностью? Она была дурой, что призналась ему во всем.

— Женя, я запуталась, я не знаю, как выбраться из этой истории. И я боюсь Гершовича. Он способен мне страшно отомстить.

Болтнев, соглашаясь, кивнул головой.

— Тут ты права, я немного знаю его. Он не склонен прощать тех, кто его обманул.

— Я даже боюсь идти к нему. А он совсем скоро потребует от меня новые картины. Но эта история для меня окончательно закончилась. Только я не знаю, как ее закончить. Умоляю, помоги.

— А ты не думаешь, Дана, как я воспринял все тобой сказанное?

— Я знаю, я причинила тебе боль.

— Очень мягкое определение, — усмехнулся Болтнев. Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Затем снова посмотрел на нее.

— Предположим, эта история для тебя более или менее благополучно завершилась. Что ты намерена в этом случае делать? У тебя есть на этот счет мысли?

— Есть, — ответила Дана.

— Любопытно послушать.

— Я знаю, ты мои слова воспримешь с недоверием, подумаешь, что это такой мой ход, чтобы задобрить тебя. Но, поверь, это не так, это действительно то, что я хочу.

— Может, сначала все же озвучишь свои мысли, а уж затем я решу, как к ним относиться.

— Да, ты прав. Все очень просто, я хочу стать твоей женой и матерью твоих детей.

Болтнев с изумлением взглянул на Дану.

— Ты это всерьез?

— Да. У меня нет других желаний.

— А живопись?