Баловни судьбы - Кристенсен Марта

А разносчица никогда больше не будет по утрам разносить газеты. Никогда.

4

Химмельсхольм — обыкновенный провинциальный шведский городок. Проживает в нем примерно двадцать пять тысяч человек. Многие тут и родились.

Нюхем. Так называется один из районов на окраине города. Это современный жилой район с высокими зданиями и асфальтированными дворами, с домовой кухней, газетным киоском, кондитерской, кооперативным продовольственным магазином, отделением банка, химчисткой, дамской парикмахерской и пивным баром. Ни одного дома ниже восьми этажей, ни одного — выше двенадцати. Все дома желтые, с ярко-голубыми балконами. Все дворы асфальтированы. Но посредине каждого двора пятачок, засеянный травой, да несколько березок за оградой.

Газончики утыканы довольно внушительными красными табличками с белой надписью: «Ходить по газонам воспрещается». Песочницы обнесены бетонным бортиком с острыми ребрами. Земля под качелями забетонирована. Под горками тоже. Вдоль домов растут кусты бирючины, образующие живую изгородь, и ядовитые черные ягоды сверкают, как фурункулы. Под бирючиной насажены розы, об их усеянные шипами стебли дети царапают голые ноги. Впрочем, чтобы уберечь цветы от детей, поставили низенькую загородку.

А когда-то здесь был девственный лес. Дети играли на полянке, лазали по деревьям и строили шалаши, прятали клады в дупле и гоняли мяч среди деревьев и на выгоне.

Мало сохранилось травы и за пределами жилого массива. Посреди поляны футбольное поле. Оно огорожено высокой проволочной сеткой. Ворота сделаны из металлической трубки, а покрытие игрового поля — из щебня и гравия. Когда жарко и сухо, как, например, этим летом, ребята, гоняя мяч, поднимают страшную пыль. А сколько ободранных и разбитых локтей и коленок!

Возник Нюхем с легкой руки акционерного общества домовладельцев Химмельсхольма. Комната с кухонной нишей стоит здесь четыреста девяносто крон в месяц, две комнаты с кухней — семьсот десять, трехкомнатная квартира — восемьсот пятнадцать, а четырехкомнатная — девятьсот девяносто пять.

Примерно 67 процентов обитателей Нюхема получают пособие на квартплату.

5

Ханс Линдстрём был пятьдесят третьим подписчиком «Дагбладет», позвонившим в редакцию и выразившим недоумение по поводу того, что утренний выпуск не пришел.

— Что могло случиться с Эльсой Асп? — удивлялась Моника Хюбертссон в канцелярии редакции. — Похоже, ни один подписчик в Нюхеме не получил сегодня газеты.

— Странно, — откликнулась Бритт Дамшё, чей стол стоял рядом со столом Моники. — Она же такая добросовестная.

— Позвоню-ка я ей домой, — решила Моника. — Может, больна? Но ведь она никогда не болеет.

Дома у Аспов никто не отозвался. А сорок пять минут спустя женщинам из «Дагбладет» удалось найти другую разносчицу, которая обещала сделать лишний круг и обеспечить жителей Нюхема утренними газетами.

Почтальоншу звали Рут Форсман. Без десяти десять она позвонила в редакцию.

— «Дагбладет», канцелярия, — отозвалась Моника Хюбертссон.

— Привет, это Рут. Странная какая-то история. Эльсин велосипед стоит во дворе, газеты на багажнике. Их так много, что она, наверное, разнесла совсем чуть-чуть.

— Значит, велосипед там?

— Ну да. И газет полно. Я звоню из автомата...

— А где же Эльса?

— Понятия не имею. Поблизости ее не видно. Но где-то же она должна быть. Хотя где, не представляю.

— Очень странно... Так ты говоришь, велосипед там?

— Ну да... Вот то-то и чудно́. А что мне теперь делать?

— Что делать? Как это «что делать»?

— Ну...

— Разносить газеты, конечно.

— Понятно. Только велосипед-то ее стоит, и газет полно... Куда их девать?

— Я поговорю со Стюре. Ты разноси газеты, а Стюре займется этим делом.

Моника положила трубку. Лицо у нее было сплошной вопросительный знак.

— Что там такое? — спросила Бритт.

— Это Рут. Она звонила из автомата. Какая-то чертовщина... В общем, велосипед Эльсы стоит посреди двора с кипой газет, которые она должна была разнести. Я ничего не понимаю...

— Поговори-ка со Стюре.

— Да, конечно...

Бритт — дама полных сорока лет, густо накрашенная, со взбитыми волосами и довольно пухленькая. Монике двадцать три, она блондинка, высокая и гибкая. На ней красная юбка и белая блузка, сквозь блузку просвечивает черный лифчик. От нее так и веет утренней свежестью, и походка у нее очень изящная.

Бритт смотрела ей вслед, пока она не скрылась в кабинете Стюре.

Снова зазвонил телефон. Бритт сняла трубку и выяснила, что Джон Болиндер тоже не получил газету. И очень сердится.

Ростом Стюре Магнуссон не вышел: метр шестьдесят, не больше. Это был мужчина лет сорока пяти, довольно полный и лысоватый, в джинсах и клетчатой рубахе. Сдвинув очки на лоб, он курил сигару. Жара действовала ему на нервы.

— Когда ты научишься стучать? — приветствовал он Монику.

— Какая-то чертовщина с Эльсой Асп, — сказала Моника.

— Какой еще Эльсой?

— Эльсой Асп.

— Что за Эльса Асп?

— Разносчица газет.

— А... Так что с ней такое?

— Похоже, она исчезла.

— Вот как? Интересно... Обычно разносчицы не исчезают. Что же там все-таки произошло, можешь ты толком рассказать?

— Это я и собиралась сделать, — сказала Моника, садясь на стул.

— Да-а... — протянул Стюре, когда Моника кончила. — Занятная история.

— Угу.

— А велосипед так и стоит?

— Ага.

— Со всеми газетами?

— Ага, — кивнула Моника.

— И никто не знает, где Эльса?

— Никто.

— А домой ей звонили? Впрочем, дома ее нет, конечно... — продолжал он. — Там ее, конечно, нет. Странно, странно. — Он сцепил свои толстые пальцы, сложил руки ни животе и откинулся на спинку кресла. — Что же, черт возьми, произошло? Не могла же она просто взять и исчезнуть... — бормотал он.

— Что будем делать? — спросила Моника.

— Я займусь этим сам.

— Поедешь посмотреть?

— Какой смысл? Я позвоню в полицию.

— В полицию?

— Ну да. Что тебя так удивляет? Полиция для того и существует, чтобы разыскивать пропавших.

Моника встала и пошла к себе, а он потянулся за телефонной трубкой.

— Какой номер полиции? — крикнул он ей вслед.

— Не знаю, — бросила она, не оборачиваясь. — Посмотри в справочнике.

— Хм...

Он взял справочник и стал листать его одной рукой. Другой он зажег потухшую сигару. Когда она разгорелась, в воздухе запахло торфом.

6

Инспектору по уголовным делам Стефану Элгу было тридцать девять лет. Его лицо обрамляли светлые, почти белые волосы. Профиль у него был правильный и гордый, фигура стройная, и держался он очень прямо. Сразу видно, спортсмен. Он играл в городской команде ватерполистов, которая с переменным успехом выступала во второй группе за Южную Швецию.

Инспектор Валентин Карлссон был рыж, а на лице его было столько веснушек, будто он загорал через сито. К сорока шести годам он несколько раздобрел. Пальцы у него были короткие и смахивали на сосиски. Он сутулился, а когда никто на него не смотрел, норовил сунуть в рот щепоть табаку.

Они стояли во дворе возле велосипеда и с удивлением смотрели то на велосипед, то друг на друга, потом снова на велосипед и снова друг на друга.

Валентин подергал свои редеющие волосы и задумчиво сплюнул. Стефан засунул руки в карманы брюк и побренчал ключами.

— Вот так, — сказал Валентин. — Велосипед на месте.

— Угу, — промычал Стефан.

— В общем, я ни черта не понимаю, — сказал Стюре, который стоял тут же и жевал остаток давно потухшей сигары.

— Н-да, — промямлил Валентин.

— Значит, она так и не появлялась? — спросил Стефан.