Людмила Бояджиева - Пожиратели логоса
— Но мы же уже точно знаем, что произошло с Лоран и другими, старался поддержать спокойный деловой тон Филя. Это было не просто, сидеть рядом с безумцем в угнанной машине, несущейся неведома куда!
— Ха! Мы знаем, что случилось с жертвами. Но можем лишь догадываться, как. Дилан не угомонился, он разобрал все перекрытия и узлы сантехники в выстроенной им вилле.
— Нашел подземный ход к Сталину? — не удержался от язвительной иронии Филя.
— Следы Алярмуса или его братьев. По трубам в ванную комнату проникло из подземных коммуникаций неизвестное существо, вроде гигантского червя. И расправилось с несчастной женщиной. Дилан полагал, что техника создала новый вид цивилизации, питающейся человеческими жертвами. Он был не далек от истины. Ты видел и слышал происходящее в бункере «Сталина». Ты написал «исследование», подобравшись к самой сути!
— Но… Понимаешь, я ни в чем не уверен! Я до сих пор не понял, это бред или не бред — лиловые хари монстров? Не понимаю, что случилось с Тамарой, с Эллин, откуда взялась моя Тея… Что вообще происходит? Кто-то морочит всех нас? — в этот момент Теофилу хотелось, что бы вся история с Алярмусом оказалась плодом его, пусть не совсем здоровой, фантазии. Пусть все глюки — и «спруты» и обтягивающая кисть перчатка на руке Севана. Пусть выдумка — только не правда!
— Ты не прочел до конца мое исследование. Тебя спугнул АД!
— Я не сомневался, что ты ошибаешься. Я торопился убедить тебя в этом.
— Скоро ты поймешь сам, как бурно я должен был хохотать. Слушай же, слушай, Добрый человек…
Род Алярмуса состоит из особей разного вида в зависимости от рангов. Высший ранг — совершенное существо, имеет вид толстого червя — нечто среднее между осклизлым лиловатым вспухшим человеческим телом и гигантской полуразложившийся сарделькой. Из слизи могут отделяться короткие, как плавнички, но цепкие щупальца — четыре, шесть. Это венец популяции, состоящей из мутировавших людей и их потомков. Они питаются существами низших рангов, вырабатывая вещество, близкое по составу сильному наркотику и способное чрезвычайно долго поддерживать жизнедеятельность организма. Не знаю, что представляет собой сознание этих существ. Но полагаю, что они обладают способностью воссоздавать любую виртуальную реальность и безраздельно царить в ней. Это — каста Высших. Основную массу составляют особи помельче, земляного окраса с разной степенью приближения к человеческому облику. Есть даже такие, кого трудно отличить от обыкновенного землянина той или иной расы. Змеи оплодотворяют земных женщин. Женщины рожают детей. Дети становятся землянами на определенный срок, чтобы разнести семя. И постепенно видоизменяются, — Севан торопился, произнося слова скороговоркой. Теофил застыл, боясь сбить рассказчика.
— Твои пожиратели Логоса — потомки червей. Черви проникают везде, не оставляя никаких следов — лишь шершавые зигзаги от извивов тел… Чем больше тело… — Севан на секунду зажмурился, сделал глубокий вдох и продолжал:
— Род Алярмуса многолик. Его флюиды заразны, а семя плодовито и живуче.
Мир Алярмуса — подземные города, связанные по принципу Мёбиуса с компьютерными сетями. Изобретатель этого трюка стал Генеральным преобразователем рода. Это нелюди, Теофил. И они представляюта более высокую ступень организации живой материи, чем мы с тобой.
— Конечно, ведь у них нет души! — съязвил Теофил, но сраженный взглядом Севана, поспешил заверит: — Я не спорю! Пожалуйста, говори! — Он вцепился в подлокотники, не замечая, какие опасные виражи делает автомобиль, лавируя между грузовиков на подмосковной трассе. Севан смотрел прямо перед собой, словно робот.
— Думай, парень, думай. Но не забудь вывернуть свои мозги наизнанку. Не забудь, ты обитаешь в аду, а что бы противостоять ему надо все поменять местам — высокое и низкое, прекрасное и отталкивающее, доброе и злое. Постарайся воспринимать с радостью открытия то, что покажется ужасным, отталкивающим, мерзким. Наслаждайся разложением, возлюби пустоту, мрак.
— Не обещаю справиться, но буду внимательным. Ого! Мы чуть не врезались в бетономешалку! — Филя зажмурился и втянул голову в плечи.
— Трусость — доблесть гуманного палача, — усмехнувшись, Севан и вновь заговорил быстро, напористо: — Размножение рода Алярмуса происходит не только половым путем. Высший ранг этих существ способен вырабатывать вирус, чрезвычайно заразный и неистребимый. Эйфория разложения, гниения, смрад бойни — вот симптомы зараженного вирусом. Физическое преображение — вторая стадия перехода человека в их род.
— Я должен понимать — в род наших друзей, да? Или победителей?
— Последнее неизбежно. Учитывая изменчивую форму существования, способность выживать в кризисной среде, получать потомство от человеческих особей — нельзя не признать — будущее принадлежит им. Приглядись — племя Алярмуса наступает. Они везде — творцы разложения! Истребители ЛОГОСА — как рак поедают то, что держало цивилизацию людей — человечность! Человек сбрасывает свою личину, как старую кожу. Он становится неуязвим для Ада и разве так уж важно, какую форму приняло его тело?
— Кажется, только сейчас я по-настоящему понял, что такое душа. Это то, чего нет у монстра, — проговорил Филя сквозь стиснутые ненавистью зубы. Севан умолк и, кажется, забыл про спутника. Он несся к цели, погрузившись в свои мысли.
Поплутав по проселочным дорогам, «мерседес» вырулил к обнесенному забором парку.
— За мной! — Севан покинул машину, увлекая Теофила вдоль высокой кирпичной стены. За порослью едва зазеленевшего кустарника скрывался зарешеченный лаз. Севан открыл дверцу и они нырнули в пронизанный заходящим солнцем парк. Ни души не было видно на чисто выметенных дорожках, между деревьев пестрели яркие оранжерейные цветы и стояли среди них бронзовые люди. Они словно двигались между черных стволов лип, следя за визитерами.
— Это кладбище новых русских. Ничего особенного — своя мода на памятники — изображение безвременно усопшего должно быть как можно натуралистичней и приближенней к оригиналу. Кладут в могилы телефоны, пейджеры, музыкальные центры. Слышишь? — Севан кивнул. Из-под земли доносилась Мурка.
— Ты ищешь чью-то могилу?
— Нет. Я бросил машину и воспользовался лазом, что бы оторваться от возможной слежки. Надо хорошенько запутать следы, не утруждайся запоминать дорогу. Обратно мы уже не вернемся.
Как загипнотизированный Филя шел следом, путаясь в лабиринте тропинок среди помпезных надгробий и молчаливых памятников. По мере приближения к окраине кладбища толпа изваяний стала редеть, надгробия ветшали, попадались и вовсе заброшенные могилы. В зарослях у ограды серела облупленная штукатурка обветшавшего склепа.
— Здесь было старое кладбище, потом советское. В склепе хранили инвентарь, — Севан склонился над замком и он легко поддался — дверь во тьму отворилась с надсадным скрежетом. Повинуясь приглашающему жесту обтянутой черной перчаткой руки, Филя первым шагнул в затхлую, промозглую темень.
42
Укутанная в снежные кружева недовязанного платка Тея стояла у дерева с набухшими почками. Из баллончика бил золотой конус. Стекая каплями, краска покрывала ствол, ветки молоденького клена, выросшего у основания могучего старика. Но серый день не вспыхнул солнцем. Зашипев, баллончик выпустил последний вздох. Тея уронила его на землю и подняла к пасмурному небу покрытое золотой пыльцой лицо. Опустилась на траву, протянув ладони к своим померкшим цветам — поляну обступили белые шары на длинных трубчатых ножках. Она сорвала один из них и поднесла к глазам. Нырнула взглядом в ажурную сферу, пронизанную тонкими лучами, исходящими из светлой сердцевины. На конце каждого луча распахнулся зонтик-пушинка, предназначенный для воздухоплавания — для победного лета сквозь напоенный теплом летний день с драгоценным грузом созревшего семени. Тея чуть повернула шар — пришла в движение расчерченная лучами хрупкая вселенная. Пересеклись лини, образуя фигуры, знаки, преображаясь в новые фигуры, как в говорящие письмена… Она уже видела такие, да видела!
Тея побежала в дом, открыла старую Библию, где на последней странице химическим карандашом были выведены рукой деда вещие знаки. Важные, очень важные, но совсем непонятные. Палочки, черточки, кружки. Такие же были на камне у Источника под слоем прозрачной воды. Их можно было рассмотреть, если нырнуть поглубже. На обросшей зеленью поверхности светилась белизной будто отмытые до блеска плитки в форме двух, соприкасающихся вершинами треугольников. А в них теснились знаки. Дед говорил — это завет Источника, его главная мудрость. Дед не мог прочесть завет, не могла и Тея. Дед говорил, что смысл станет ясен в самый опасный час. Значит, этот час не пришел. Но почему немеют ступни и руки становятся ледяными, словно опущенные в снег? Холод подступает к сердцу, не греет платок с едва закрепленной, внезапно закончившейся нитью. И даже музыка не явилась сегодня из шкатулки. Музыка Теофила, ведь он умеет играть её сам. Где же он, где? А солнце — солнце тоже ушло, утонуло в снежном, вязком тумане. Золото кончилось, Желтые цветы превратились в пушистые шары и порыв ветра разметал их летучую метель.
