Марлон Брандо - Тигр Железного моря
— Мне жаль, что погиб мой друг Макинтош, — сказал Энни.
— Три месяца назад вы даже не знать о его существовании.
— Тогда, дорогая, я не знал и о вашем существовании.
— Вы хотите сказать, что пожалели, если бы я получила пулю?
Энни внимательно посмотрел на нее. Как всегда, она была красива, но в то же время от нее осязаемо веяло смертью, как от взгляда змеи.
— Возможно, — ответил Энни. — Надо увидеть, чтобы точно знать.
— Итак, вы точно знаете, что вам жалко Макинтоша. — От ее слов ему сделалось неловко. — Нет, вам себя жалко, капитан.
Она была права, он признал это без обиды и злости, его обескураживали ее неожиданные, чисто китайские выпады: любить что-то до безумия, а потом взять и уничтожить. Но Энни хотелось знать, почему ее влечет к нему?
— Сто тысяч долларов, капитан Даулти, — сказала мадам Лай.
И он знал, что она специально усилила китайский акцент, чтобы лишний раз сделать ему больно.
«Да что эта сотня тысяч долларов? — подумал он. — Если брать, то все».
— Хотите пойти в каюту? — спросила Лай. — Заберете жемчужины?
— Нет, дорогая, покурю тут и подумаю немного.
— Возможно, другого приглашения не будет, — лукаво молвила китаянка.
На рассвете, когда команда «Тигра Железного моря» завтракала (достаточно скромно и без соблюдения какого-либо этикета), мадам Лай Чойсан вышла на палубу и потребовала тишины. Она была в красном платье, украшенном вышитым золотом тигром, поднявшимся на задние лапы. Предводительница пиратов не побоялась встать лицом к востоку. Ее хотелось сравнить с восходящим солнцем или с чудесной силой, бросившей вызов солнцу.
«Она многих затмила бы и на Бродвее, и в Голливуде!» — подумал Энни.
— Дети мои, — начала Лай, и стон удовлетворения вырвался из пиратских глоток. Казалось, на бессознательно-животном уровне они воспринимали ее как родную мать. — Дети мои, так много выпало на вашу долю!
Согласие выразилось нечленораздельным гулом.
— Ваша смелость и отвага послужили великому делу. Но вы были страшно разочарованы. Я плакала от боли за вас. Печаль не позволяла мне говорить, но сегодня утром я предстала перед вами, моими детьми, и печали нет больше в моем сердце.
Последние слова стали для слушателей неожиданностью. Это была их мать, отлично знавшая, о чем мечтают ее дети, и они чувствовали, что сейчас будет сказано нечто ошеломляющее.
— Разве может быть в сердце печаль, когда нам выпала такая удача! — Последнее слово она выкрикнула.
И Энни видел, как самые молодые пираты завертели головами, спрашивая: «Что она сказала?» Это было сладостное слово, и прозвучало оно как гром среди ясного неба.
— Боги с вами, и я с вами. Ночью я не могла спать, — тут мадам Лай чуть заметно подмигнула Энни, — осматривала багаж пассажиров. Мы все спасены, дети мои, потому что в одном из чемоданов я нашла великолепнейшие жемчужины.
С этими словами она опустила нежные, гибкие руки в чашу, поднесенную служанкой, и из пригоршни посыпались жемчужины, такие большие, что и через много лет присутствовавшие при этом пираты утверждали, будто размером они были с мячик для гольфа. Толпа радостно взревела от удивления и удовлетворения. Они снова были одной семьей, детьми любящей матери, они вновь стали силой!
— Стоимость этих жемчужин более чем триста тысяч американских долларов! — провозгласила мадам Лай.
Началось столпотворение.
Солнце поднялось выше, будто его вытолкнули вверх волны безумной радости, охватившей команду «Тигра Железного моря». Били во все многочисленные барабаны и гонги.
Энни был поражен монолитной мощью разношерстной толпы, вобравшей в себя силу каждого пирата.
Взрывались фейерверки, затем по палубе двинулось шествие со статуей богини Диньхао — заступницы пиратов. При ее приближении все падали ниц. Спартанский завтрак превратился в шумное пиршество. Буйные бандиты выстроились в тихие терпеливые очереди желающих взглянуть на полную жемчужин с молочным отливом чашу. Их лица застывали над ней, руки тянулись, чтобы хоть раз прикоснуться к этой ослепительной красоте. Рядом стоял мистер Чун, который следил, чтобы ни одна жемчужина не приклеилась к чьей-нибудь руке.
В самый разгар празднества мадам Лай нашла Энни на палубе.
— Вы не пьете, капитан?
— День только начался, — криво усмехнулся Энни.
— Понимаю, — сказала она в грубоватой китайской манере. — Но у меня есть кое-что для вас интересное.
Энни последовал за ней в штурманскую рубку. Там было еще теснее, чем раньше, так как на столе, занимавшем почти все пространство, стоял аппарат Маркони, последняя модель.
— Этот подарок вам, капитан, — сказала мадам Лай.
— Мне?!
— Если вы собираетесь остаться под нашими парусами, я хочу, чтобы у вас была хорошая игрушка. Самая лучшая. Она вам нравится?
Энни сел на освободившийся стул и мгновенно определил: перед ним действительно новейшая модель. Но как Лай удалось раздобыть ее?
— Капитан, — она опередила его вопрос, — я очень хотела сделать вам самый прекрасный подарок. Для друзей мне ничего не жалко.
Энни улыбнулся, в его бедовой голове мелькнула идея хитрого трюка.
— Можно? — Он кивнул на аппарат Маркони.
— Конечно, — улыбнулась мадам Лай.
Она подняла руку, и вошел бледный юноша, поклонившийся Энни.
— Это Май Ин, — представила юношу мадам Лай, — он окончил школу радистов в Гонконге. Знаете такую?
— Лучшая, — кратко резюмировал Энни.
— Май Ин второй радист. Теперь он ваш ученик, капитан.
Энни подумал: «Сделала подарок вместе с этим мальчишкой, который будет следить за мной? Что ж, очень хорошо, если проделать трюк, то именно сейчас».
Он быстро включил передатчик и настроил его на волну «Неукротимого морехода». Предвкушая восторженно-удивленные восклицания и расспросы, он быстро отстучал:
Они уплыли в решете
Без весел и ветрил.
Лишь носовой платок, друзья,
Им парусом служил…
— Что это? — не замедлила спросить мадам Лай у Май Ина.
— Слишком быстро для меня, — мрачно ответил юноша.
— Это песенка мистера Эдварда Лира, полная бессмыслица, — пояснил Энни. — Называется она «Путаница».
— Путаница? — удивилась мадам Лай. Она совершенно не понимала, что это такое.
Энни про себя улыбнулся: в душе Лай не было места для чистой игры, а для Энни это была сама жизнь!
— Мистер Лир великолепно играл словами. Этот господин любил сочинять бессмысленные стишки. Они служат идеальным средством для проверки передатчика.
— Разве такое возможно? — спросила подозрительная китаянка.
Игра для нее была практической реальностью, для которой обязательно требовались кошка и мышка, и, конечно же, она предпочитала роль кошки.
— Ну, это чисто по-британски, — откровенно признался Энни. — С одной стороны, в них так много смысла, а с другой — похоже на бред сумасшедшего. Вот еще один пример. — И он быстро застучал ключом, это были самые виртуозные из всех его радиосообщений.
Они уплыли в решете
По штормовым волнам.
И занесло их в Чип Лак Кок,
Будь в понедельник там…
Растерянность исказила невинное лицо Май Ина.
— В школе мы такого не делали, — сказал он.
— Не расстраивайся, парень, я тебя научу, — успокоил его Энни. — Эту песенку я сочинил сам. — Энни обнял за плечи юношу, которого будто слегка опьянила утонченная музыка «Путаницы».
— Май Ин, — строго сказала мадам Лай, — у тебя много работы.
Юноша покраснел и поклонился. Его восхитила скорость рук Энни Долтри. Вообще-то для Энни не составляло труда сидеть с парнем часами — он был вежливый и полный желания учиться. Поэтому можно было подолгу читать ему строчки мистера Лира.
Тем временем «Тигр Железного моря» в сопровождении двух джонок продолжал идти по Южно-Китайскому морю, пирушка на его борту не прекращалась, а в эфир летели искрометные и бессмысленные куплеты — из «Кошки и совы» и «Слоеного пирожка».
Довольно скоро на горизонте показался остров Ланто, расположенный на небольшом расстоянии от континентального Макао. Это было прекрасное место для отдыха, хотя и страдавшее в это время года туманами, как алкоголик с похмелья мучится головной болью. Неясные очертания острова Чип Лак Кок то появлялись, то снова исчезали, растворяясь в туманной дымке между Ланто и материком.
Джонки встали на якорь, и, несмотря на туман, Энни удалось отправить короткую радиограмму. От Ланто к джонкам вереницей потянулись сампаны, на борт веселящейся команды «Тигра Железного моря» везли девочек. Пир в честь жемчужин не ослабевал ни на минуту. Вскоре палубы покрылись переплетенными в любовной страсти телами. Энни Долтри шел к каюте мадам Лай очень осторожно, чтобы случайно ни на кого не наступить. Поскольку Энни все еще грустил, у него не вызывал одобрения вид многих распростертых на спине женщин, на которых как безумные набрасывались пираты. Некоторые «дамы» поднимали ухмыляющиеся лица на проходившего мимо гуайло, словно спрашивая: «А ты хочешь меня?»
