Кэрри Фишер - Хуже не бывает
Кен рассмеялся, откинув голову назад, его изящный профиль выделялся на фоне белых казенных стен, адамово яблоко походило на спелый запретный плод.
– Да кому, на хрен, нужна страховка? – сказал он. – За перевозку нескольких килограммов я получил столько, что мог бы купить целое крыло госпиталя, если бы захотел.
Сьюзан улыбнулась, представив больницу с раскинутыми крыльями, купленную, оплаченную и готовую для полета Кена к здоровью.
Люди появлялись и исчезали очень быстро в зависимости от их страховки и кредитоспособности. На место Шлюхи-монахини из ниоткуда появился неприметный мужчина. Эллиот сказал Сьюзан, что его зовут Боб, а диагноз у него «ситуативная депрессия».
– И что это значит? – недоверчиво спросила она. – Что он попал в ситуацию, которая выбила его из колеи, или…
– Это значит, что он впал в депрессию, потому что от него ушла жена, и попытался передознуться.
Сьюзан все еще недоумевала.
– Они действительно называют это «ситуативной»?
Эллиот кивнул:
– В противоположность клинической. То, что ты называешь переменчивой погодой. Можно сказать, что у нас «нестабильная неситуативная печаль».
– Да брось! – Она засмеялась. – Не может быть!
Он пожал плечами.
– Может. Мы должны переименовать нашу болезнь. «Расстройство настроения» – это так скучно. Мы должны переименовать ее, ведь люди дают названия звездам, растениям, животным и прочему.
– Только это больше похоже на название губной помады, цвет которой никому не нравится. – Сьюзан наклонилась и положила голову ему на плечо, вдыхая темный запах беспокойного мышления. – По крайней мере на своих губах.
– Кто твой идеал? – Эллиот играл свою любимую роль из нынешнего фильма их жизни.
– Идеал женщины? – с готовностью подхватила Сьюзан.
– Все равно.
– Тогда это ты, Лиза.
– О, Дэвид… в самом деле?
Эллиот поднес руку к ее лицу. Она подняла на него смеющиеся глаза и прижалась щекой к его теплой ладони.
Откуда-то из глубины холла донесся властный предостерегающий голос Хелен:
– Не дотрагиваться!
Сьюзан отпрянула от Эллиота и, закатив глаза, посмотрела на него. Он с улыбкой вздохнул.
– Не знаю, как тебя, но меня она вгоняет в ужасную ситуативную депрессию.
– Эй, одни это получают, а другим приходится нести.
Они покинули Биполярный Дворец и направились через лужайку к столовой. Освещенные окна приветливо сияли в сгущающихся сумерках. Пристанище для путешественников, попавших в засаду.
– Я рассказывала тебе о своей теории? Может, я подхватила психическое расстройство от унитазного сиденья? Или от комнаты с заниженной самооценкой? Ясное дело, я всегда знала, что оно очень заразно, но теперь подумываю, что надо передать его другим. На Рождество. Отличный подарок.
Эллиот с отсутствующим видом кивнул, вдыхая сумеречный воздух.
– Мне кажется, сегодня на ужин паста. Хочешь, найдем Ронду и поедим рядом с булимиками, поприкалываемся?
Врачи в «Тенистых аллеях» сказали ей, что она всю жизнь принимала неправильные лекарства.
– Как это? – недоверчиво спросила она. – Что это значит? Никто ничего не соображает? И что за дерьмо я принимала все это время?
– Вам не должны были назначать антидепрессанты, – объяснили ей. – Они не подходят людям с маниакальными расстройствами, они лишь обостряют манию и дестабилизируют психику.
Но у этих неправильных препаратов была и хорошая сторона: ей назначали неправильное лечение, а значит, у нее есть оправдание и право на карточку, открывающую двери тюрьмы. Значит, это не ее вина: в это состояние ее ввергла проклятая химия! Она невиновна, безумна и оправдана. Или нет?
Она в это не верила. Это не всерьез. Возможно, она просто слабый, дурной человек без принципов и характера, и у нее вовсе нет маниакальной депрессии. Садовая разновидность неудачника, эгоистичная и никому не нужная. Может, ее диагноз – ложь, которой ее пытаются утешить, чтобы она себя не возненавидела. Ну, она им покажет. Она возненавидит себя еще сильнее.
В один прекрасный день неожиданно позвонил ее отец, Тони. Хотя его звонок всегда был неожиданностью.
– Эй, привет, крошка. Как поживает моя девочка?
Сьюзан была потрясена, услышав его голос. И, как всегда, маленькая девочка внутри ее втайне разволновалась, но, как обычно, она не желала этого признавать.
– Привет, пап, мне кажется, у меня все нормально для человека, попавшего в психушку.
Тони рассмеялся своим смехом дамского угодника.
– Но ты ведь скоро оттуда выйдешь, верно? И не говори, что тебя там плохо лечат.
Сьюзан по-детски захихикала и состроила рожицу.
– По сравнению с чем? С другими психушками, в которых я не была?
Тони начал напевать:
– Схожу с ума, я схожу с ума без тебя, я схожу с ума от тоски… Сьюзи, я, наверно, в следующие выходные буду в ваших краях по делам. Как ты думаешь, разрешат старику навестить тебя?
– Конечно, разрешат, – сказала она. – Когда ты приедешь?
И туг она сделала то, чего не делала даже в два года. Тогда, если он обещал прийти в гости – или если ей говорили, что блистательный папочка скоро ее заберет, – маленькая, но мудрая Сьюзан пожимала плечами и отвечала: «Может быть». И, кивнув, отворачивалась.
Но что сделала сейчас выросшая безумная Сьюзан?
(Правильно.) Поверила ему.
Она прождала весь день, как дура, нарядилась и накрасилась, ждала, смотрела на часы и звонила в отель, где, по его словам, он собирался остановиться, звонила не один раз, а два, три или даже четыре. Она доиграла до конца всю пьесу «Дочка и ужасный папа», пока не сообразила, что делает. При всем своем с трудом обретенном осознании и снисходительном понимании она сбросила со счетов свои странные отношения с отцом, его расстройство внимания, и, поскольку он был недоступен, свой пунктик насчет мужчин под названием «мне не терпится не получить то, что хочу».
Но когда он так и не приехал, ее преисполненная здравым смыслом голова не смогла защитить ее от очередного сокрушительного удара, очередной сердечной боли.
Вечером Сьюзан позвонила с платного телефона Томасу. Она сидела, сгорбившись на жестком сиденье и невидящим взором смотрела на резкий свет лампы.
– Угадай, кто сегодня не появился… долго придется гадать.
Брат рассмеялся:
– Ох, опять он, да? Какой сюрприз. Обычно он такой милый.
И снова невыносимо нудная групповая терапия, на которой Лиза бубнила о своих настроениях и лечении, не упуская ни одной подробности, обо всех чувствах, которые она испытала за несколько недель, проведенных в «Тенистых аллеях»: лекарства не помогали, ею пренебрегали в угоду другим, более здоровым пациентам. Мать была с ней холодна, а отец был слабаком. И еще она очень скучает по своей собаке.
– Это бесчеловечно, – простонала Ронда после собрания. – Кто-то должен пристрелить ее из жалости ко мне.
Сьюзан похлопала Ронду по спине:
– Расслабься, детка.
– Да куда уж дальше расслабляться, если ты в психушке?
– Не прикасаться, девочки! – донесся до них звенящий голос Хелен, она направлялась в свой кабинет, ключи на поясе позвякивали при ходьбе. – Помните, здесь мы должны соблюдать дистанцию. – Она отперла кабинет и открыла дверь, толкнув ее плечом, поскольку прижимала к груди стопку папок.
– А почему нельзя прикасаться? – удивилась Сьюзан. – Не понимаю. Извините.
– Эй, не смотри на меня, – сказал Эллиот, пожав плечами.
– Почему, это тоже против больничных правил? – спросила Сьюзан.
Эллиот ухмыльнулся:
– Ты ненормальная.
Сьюзан ухмыльнулась в ответ:
– Ты думаешь?
Хелен высунула свою темную голову из-за двери.
– Говорите потише, ребята. Это больница, так что ведите себя соответственно.
– Сука, – злобно процедила Ронда сквозь зубы.
– А знаете, что здесь хорошо? – тихо сказала Сьюзан. – В смысле лучше, чем ничего.
Они выжидающе посмотрели на нее.
– Ну, так ты скажешь нам что? – раздраженно спросила Ронда.
Где-то вдалеке послышался вой сирены «скорой помощи».
– Я скажу вам позже, потому что это мой рейс.
Родной дом разрушения
Похоже, что все ее знакомые собирались в то воскресенье заявиться в «Тенистые аллеи». Дорис собиралась «заскочить попозже», после ухода Крейга, она все еще немного злилась на него. Но это были пустяки по сравнению с тем, в какую ярость ее приводил этот ужасный доктор Мишкин. Он ее еще не знает, нет. Она сперва выяснит у своего адвоката, как нужно вести дело, прежде чем подать в суд, вручить повестку или что там еще.
– Дать человеку странные новые лекарства, а потом бесследно исчезнуть из города, так что невозможно и следов отыскать! Это отвратительно! Отвратительно! Ну, я не собираюсь больше об этом говорить, потому что это меня слишком расстраивает.