Александр Гроссман - Образ жизни
Сел на единственный в комнате стул, разложил на коленях бумаги и принялся составлять подробный план действий.
— Что ты пишешь? — спросил Рами.
— Диспозицию, — полушутя ответил Пётр. Парень кивнул и исчез.
Во второй половине дня стараниями Рами пустая комната превратилась в благоустроенный оффис с компьютером, средствами коммуникации, утюгом на столе Петра и улыбающимся Рами за таким же столом напротив. — На складе в кибуце полно ненужных вещей. Нет проблем. Говорил Рами на простом бытовом иврите, и очень скоро Пётр перестал переспрашивать. Демократию Рами понимал конкретно: — Я могу выйти на улицу и кричать, что глава правительства дурак? — и отвечал себе, — Могу. — Пётр проникся симпатией к этому простому, энергичному парню, на все вопросы отвечавшему: нет проблем.
Пётр составил подробное техническое задание на проектирование FDS Family, Рами разослал его проектантам, и вскоре пришли ответы. Не задавая вопросов, не вдаваясь в подробности, фирмы запросили полгода и тридцать тысяч долларов с небольшими отклонениями в обе стороны. Быстрота и схожесть ответов озадачили Петра: профессионализм или пофигизм? Эту дилемму он так никогда и не смог разрешить, сталкиваясь постоянно и с тем, и с другим, пока не привык. Финансовые вопросы Дрор решал демократическим путём на очередном заседании Совета директоров, где он доминировал, и закреплял свою волю протоколом. Заметив однажды скептическую улыбку Петра, он предложил вписать его особое мнение.
— Зачем, — ответил Пётр, — ты с самого начала разделил наши функции: рынок твой, техника моя. — И, чтобы не отстраняться полностью, добавил:
— Результат общий.
Дрор уже готов был согласиться с запросами фирм, оставалось решить, кому отдать предпочтение, когда Пётр предложил получить полный комплект чертежей за три тысячи долларов и не через полгода, а значительно раньше. — Документацию можно купить там, где я работал, а откорректирую чертежи я сам.
Дрор задумался. — Государство выделяет деньги, чтобы они работали внутри страны.
— Может лучше, если они будут работать внутри проекта?
— Я попробую, — неуверенно сказал Дрор.
Пётр позвонил в Ижевск.
— Здравствуй, Зинуля. Рад тебя слышать.
— Привет, Петя. И я рада.
— Как вы там?
— Стою у плиты, тем и живём. Работы нет. Отправили в отпуск без содержания.
— Фирма ещё жива?
— А чёрт её знает! Муженька моего спроси. Ему теперь делать нечего. Коржи отвезёт, муку привезёт и сидит целыми днями, бумагу переводит.
— Особенно не дави. Ему тоже не сладко.
— А мне? Кому сладко, тех в иномарках возят. Ладно. Чего это я? Сами-то как? Кровать купили?
— Купили. Дело есть. Где твой писатель?
— Коржи повёз. Вернётся через час. Как представлю Павлика в железной коробке, дышать нечем становится, воздуха не хватает.
— Не переживай, ему хватает. Позже позвоню.
Адвокатская контора, обслуживающая «теплицу», подготовила договор на шести листах. Одной только интеллектуальной собственности посвятили целую страницу. Рами, непринуждённо болтавший на английском, отдал договор Петру со словами: — Извини, не могу прочитать. Другой язык. — Пётр перевёл договор, вместе с Рами выяснил в банке процедуру оплаты и снова позвонил в Ижевск.
«Сопушки» ещё теплились — доделывали последний заказ без видов на новые. — Дай мне номер факса, — инструктировал меня Пётр, — открой валютный счёт, узнай в банке реквизиты…
Я записал, прочитал и спросил растерянно: — На какие шиши? Где этот факс?
— Посоветуйся с Викторией. Завтра позвоню.
Нельзя сказать, что совет удивил меня. В отличие от нас, новые времена не обескуражили Викторию. «Была бы я лет на двадцать моложе, — повторяла она, — завела бы свечной заводик, купила бы компьютер в карты играть, Бише кисок показывать…» Там же, где в советские времена она добывала хорошую бумагу для наших диссертаций, а в постсоветское время получила неограниченный заказ на коржи, ей предоставили факс и назвали человека из банка, который «всё устроит и с таможней поможет» — не за красивые глаза, разумеется. И всё закрутилось, а когда начало раскручиваться, мы оказались в новом качестве, с новыми заботами и при деле. Но всё по порядку.
Виктория получила письмо. «… Пишу наспех. Петя рассказал мне о деньгах, и я подумала, что неплохо бы вам открыть свою пиццерию. Здесь они на каждом углу. Иногда кажется, что кормильцев больше, чем едоков. Я разыщу для вас средиземноморские рецепты, пришлю пахучие специи — уже узнавала, цены доступные. Возьми это дело в свои руки. Зина будет тебе хорошей помощницей, а там, глядишь, войдёт во вкус и пойдёт дальше.
Живу вахтовым методом. Пять дней посещаю медицинский ульпан в Хайфе, на выходные еду в Шмоньку. Пошли дожди, и поднялась навстречу зелень. Большими пятнами среди камней цветут цикломены. Павлик подарил мне ботанический словать на трёх языках, включая, русский, ношу его с собой и осваиваю местную флору. Удивительно, как много живности в этих насаженных лесах. Пробегают небольшие грациозные олени с детёнышами, сбрасывают длинные острые иглы дикобразы, Рики-Тики-Тави волокут свои хвосты через дорогу, на камнях греются черепахи, безмолвно созерцающие наше мельтешение, смотрят на тебя тусклыми глазками — вас тут не было и не будет, а мы ещё поживём.
Зима пришла без осени. Не было щемящих душу красок. Всё. Хватит. Начну препарировать себя, разойдусь…»
Наведалась к нам Виктория. — Вчера хотела зайти. Биша не пустил. Только стала одеваться, хвост трубой, заходил кругами по комнате и упал замертво у порога. Мне его жалко стало. Сняла платье, надела халат — ожил, прыгнул в кресло и смотрит укоризненно.
— Нахал он у тебя, — возмутилась Зинуля.
— Нет. Деспот. Привык, что вечерами я дома. Его время. Я по делу. Денежки пришли?
— Ну, пришли, — насторожилась Зинуля.
— «Есть мнение» открыть пиццерию. Пока небольшую. Столиков на пять. Там видно будет…
Зинуля оживилась. — А что, идея. Всё лучше, чем дома у плиты торчать. Так не дадут же!
— Дадут. Есть «крыша». Номенклатура бывшая. Народ хваткий, не опустили руки, как некоторые, — выразительный взгляд в мою сторону.
— Чем расплачиваться будем? Пиццами?
— Пока ничем. Присмотреться хотят. Помещение, столики, печи, всякий шурум-бурум за наш счёт.
Они распоряжались деньгами фирмы, как своими, и мне нечего было возразить. Торговать я не хотел, не умел, не мог. Я догадывался какую роль мне отведут — извозчика. Хорошо ещё, если купят приличный автомобиль. Зато у меня будет много свободного времени, и я, на правах спонсора, с чистой совестью займусь тем, чем всегда хотел: не чертить — писать. Опыт семейной жизни научил меня хранить до поры до времени свои маленькие тайны. В договор Пётр вставил пункт и пометил его при переводе: «Исполнитель обязуется выполнить шефмонтаж и наладку ниже перечисленного оборудования. Проезд к месту выполнения работ оплачивает Заказчик». Преподнесу им сюрприз, когда придёт время.
— Прошу учесть, чей стартовый капитал, — выпалил я не к месту. Они уже подсчитывали что-то за столом и даже не обернулись.
Я ушёл в комнату Маши, сел за её стол, закрыл лицо ладонями и занялся самоедством. Пустота. Её заполняли дети, друг, работа, а когда всё это ушло, остались два немолодых, чуть не сказал чужих, человека, связанных детьми и прожитой жизнью. Каждое утро я расстилал простыню на ковре, с удовольствием выполнял асаны, обречённо принимал позу лотоса, зная, что как только остановлю поток непроизвольных мыслей, место просветления займёт глухая досада. Я отвлекал себя, вспоминая умиротворяющие мелодии, шелест листьев, журчание воды на перекате — всё напрасно. Я давно уже не медитирую. Что таить, в молодые годы во время утренних велосипедных размышлений я не раз говорил себе: «Встань и уйди. Освободись». И всякий раз мамин голос останавливал меня: «С детьми не разводятся». Я вскидывал велосипед на плечо, подымался по лестнице и начинал новый день.
— Хорошо написано, — сказал Пётр, прочитав обзорную часть моей диссертации.
— Это моё, — согласился я, — дальше пойдут выкладки, и я буду тащить себя за волосы. Всю жизнь занимаюсь не своим делом.
— Ремесло нас кормит. По крайней мере, мы не жуём изо дня в день чужую жвачку. Утешайся — Спиноза шлифовал стёкла и писал в стол, по нынешней терминологии. — Мы ещё покрутились вокруг этой темы, пошутили и забыли. И вот теперь я вспомнил.
— Папа! Что ты тут делаешь? — Маша смотрела на меня, ждала ответа. Я убрал руки, повернул к ней лицо. Что-то она прочла на нём, подошла, стала рядом.
— Сиди, пожалуйста.
— Виктория у нас. Они хотят открыть пиццерию. Я вспоминал тут у тебя всякое разное, гадал, что нам делать в этой новой жизни. Ты хоть знаешь? Маша подалась ко мне, я обнял её.
