Анатолий Курчаткин - Чудо хождения по водам
Оператор от камеры и человек рядом с ним уже не раз и не два взглядывали на В., сначала в их взглядах сквозило недоумение: кто такой? – но потом и один, и другой опознали его, и теперь они оглядывались с любопытством и страстью, которые нарастали от мгновения к мгновению. Они, видел В., готовы уже были развернуть камеру на него. Вот только лампы были настроены освещать коллегу.
В. сделал несколько шагов вперед и вступил в облако искусственного солнечного света.
– Партия нелюдей, с ударением на первом слоге, так называется то, что ты организуешь, – сказал он. И увидел, как камера, оставив коллегу, в тот же миг развернулась на него. – Зачем вы бесконечно даете ему эфир? – посмотрел он на интервьюера. – Вам несут бред, и вы этот бред распространяете. Я не инопланетянин или, в крайнем случае, такой же инопланетянин, как он сам. Как все мы. Вам это не ясно?
– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – звучно хлопнул ладонями по столу и вскочил коллега. Неожиданное появление В. ввергло его в ступор, благодаря этому В. и удалось произнести свою речь, и вот коллега пришел в себя. – Выключи камеру! – заорал он затем, тыча пальцем в оператора. – Немедленно! Я приказываю! Интервью мной оплачено, и чтобы еще за мои деньги… Выключи камеру! Выключи!
Горевший на лбу камеры красный огонек, увидел В., послушно погас. О, волшебное слово “деньги”, не сравниться с ним по силе воздействия и Архимедову рычагу!
– Да, собственно, достаточно. Это то, что я и хотел сказать, – снова посмотрел на интервьюера В. – И должен был, – вполне неожиданно для самого себя добавил он.
– Нет, подождите, подождите! – вскочил со своего места, побежал к В. интервьюер. Парнишка с пухлым румяным лицом, как два наливных яблочка были у него юные щеки. – Еще минут пятнадцать, и мы с вами… Мы закончим, и с вами интервью! О чем угодно говорите, обо всем, что придет в голову!..
Но В. уже разворачивался, уже не слушал его, уже уходил… парнишка настиг В., – В. молча отстранил парнишку и проследовал к двери. Интервьюер был намерен выскочить следом, – противоборствуя с ним, В. дернул ручку на себя. Дверь захлопнулась, замок защелкнулся.
В. поднимался по ступеням – железная дверь сотрясалась под рывками изнутри, но тщетно: замок на ней все-таки был сломан, и его заклинило от удара.
Машина за время его отсутствия даже не успела нагреться, в ней еще сохранялась прохлада от работы кондиционера. Не задерживаясь ни на мгновение, В. перехватил себя портупеей ремня и тронулся.
Он знал, набирая скорость, куда лежит его путь дальше. Путь его лежал снова за город. Но совсем в другую сторону: к приятелю школьной поры, что привел тогда на устроенный женой сбор младенческолицего застенчивого незнакомца. У приятеля был садовый домик, доставшийся ему от родителей, можно было бы предположить, что по какой-то причине он остался в городе и сначала следует навестить его по городскому адресу, но В. знал точно, что в городе приятеля нет.
На садовом участке у него В. бывал еще в школьную пору, когда там хозяйствовали родители, а сам приятель всячески отлынивал от огородно-садовых работ, и дорога была В. известна во всех своих развилках и поворотах. Ну вот, свидимся еще разок на посошок, прозвучало в В., когда последний поворот был пройден и за круглящимся полем сгорающей низкорослой пшеницы в живых, крепкозеленых зарослях фруктовых деревьев взгляду предстали серые шиферные и красные черепичные макушки крыш садового поселения.
Приятель был там, где его В. и рассчитывал увидеть. Сидел на чурбачке в тени около сарая и шкурил наждачной бумагой, доводя до бархатной гладкости, фигурно вырезанную доску. Он так и не полюбил огородно-садовые работы, он любил столярничать, чему и посвящал здесь свое время.
– Не ожидал? – откровенно наслаждаясь его перевернутым лицом, произнес В., когда расстояние между ними сделалось достаточным, чтобы не повышать голоса. – Долг платежом красен: я ведь тоже не ожидал, что ты ко мне с этим застенчивым типом явишься.
С того вечера он не имел с приятелем никаких контактов, не звонил ему, и тот не звонил тоже.
– Прости, – слабым голосом, тупя глаза, отозвался приятель, – но я не мог отказаться. Они так умеют… Конечно, я не хотел.
– Лучше уж тогда было вообще не приходить.
– Как?! – вскинул на него глаза приятель. – Они, наверное, телефон прослушивали, все знали… мы с тобой уже договорились – что я после этого должен был выдумать?
– Смертельно заболеть, – сказал В. – Слечь с температурой сорок. Они бы тебя с постели подняли?
– Почти так, – отозвался приятель. – Приехали ко мне, с двух сторон, не вырваться, и пошел-пошел…
Жена приятеля, должно быть, увидев В. из окна, бежала к ним от дома. Должно быть, на защиту мужа. Скалка, выбеленная мукой, была у нее в руках. Скалка!
– Что? – развернувшись к ней, проговорил В. – Что ты испугалась? Здравствуй.
– Здравствуй, – останавливаясь поодаль, скалка в руке на взлете, ответила жена приятеля. – Что ты приехал?
– А ты что со скалкой? – спросил В.
Жена приятеля стрельнула на скалку взглядом, но не опустила руки.
– А то, что мы должны, если ты появишься, сообщить о тебе.
– Да, это так, – подтвердил приятель.
– И для этого нужно бежать ко мне со скалкой?
– Что ты приехал, что ты приехал?! – закричала жена приятеля. – Одни неприятности от тебя! Хочешь укрыться у нас, чтоб спрятали тебя? Не спрячем! Мы о тебе сообщить должны!
– Почему ты считаешь, что я хочу у вас укрыться? – удивился В. – Откуда ты это взяла?
– Потому что звонили. Те. Оттуда, – снова пряча глаза, объяснил за жену приятель. – Сказали, что можешь приехать, просить укрыть. И велели сообщить им об этом.
Вон как! В. даже не приходило в голову, что те могут додуматься до такого. Не поймав его бреднем на базе, решили ловить большой сетью.
– Да нет, – успокаивающе бросил он приятелю, – не беспокойтесь, я к вам совсем с другим. Собственно, к тебе, – он взялся за доску в руках приятеля и подергал ее. – Слышишь? К тебе. Ты уйди, – посмотрел он на жену приятеля. – Ну, или, в крайнем случае, отойди.
Боком, боком, мелкими шажками та отодвинулась ненамного и замерла. Похоже, сдвинуть ее еще на пару шагов можно было лишь чем-то вроде лебедки. Если перед тем удастся накинуть на нее трос. Ладно, пусть хоть так, решил В.
– Ты вот что, – сказал он сумевшему поднять на него глаза приятелю, и о, какая собачья вина стояла в них, как нехорошо, как скверно было ему! – ты не мучайся. Я к тебе, собственно, за этим лишь и приехал, чтобы сказать: не мучайся. Кто знает, может, больше не увидимся. Вот чтоб ты знал мое отношение. Не ты бы, так кто-то другой. Не все равно кто. Друг любимый на меня… – “Наточит нож за голенище”, – эти слова В. не стал договаривать. – Ты мучаешься, я вижу. Не мучайся. Я на тебя не держу сердца. Обидно мне, естественно, да уж что тут… не мучайся. Можно, конечно, было бы и позвонить… но телефонный разговор – это все же не то.
Оглушенным, удивленным, обрадованным взглядом смотрел на него приятель.
– Почему ты говоришь “не увидимся”? – спросил он, поднимаясь со своего чурбака и прислоняя к тому доску. Каким аккуратным движением прислонил он доску! Каким нежным! – Что ты имеешь в виду – “не увидимся”? Почему?
Тревога? Нет, не тревога звучала в его голосе. Беспокойство за В.? Нет, и не беспокойство. Облегчение – вот что, скрытое облегчение, что В. каким-то образом избавит его от своего присутствия в их жизни.
– Не знаю, что я имею в виду, – сказал В. – Так мне кажется. Прощай, – не делая паузы, как на лету завершил он разговор. Глянул на жену приятеля, в страстном желании разобрать каждое произносимое ими слово обратившейся в одно мучительно напряженное ухо, притиснувшей от этого напряжения к груди скалку и густо испачкавшей себя в муке: – Прощай. – Повернулся и быстро, все быстрее, быстрее ударил обратно к калитке.
– Подожди! Подожди же! – услышал он за спиной. Остановился, оглянулся – приятель, не сумев затормозить, наскочил на него, едва не свалив. – Ты знаешь, – забарабанил приятель, – мы можем не сразу позвонить о тебе. Ну, что ты здесь был. Выждать сколько-то. Чтобы ты успел уехать.
В. покивал:
– Да, это будет хорошо. Выжди.
– Сколько? – поспешно поинтересовался приятель.
В. прикинул, сколько ему ехать до развилки, после которой можно чувствовать себя колобком, ушедшим и от бабушки-дедушки, и от прочих зверей.
– Минут бы двадцать, – сказал он.
– Нет, двадцать минут – это много, – затряс головой приятель. – Тут же соседи. Видели тебя, наверно… Минут десять.
– Хорошо, минут десять, – согласился В.
Минут пять выждет приятель, не больше, вспоминая его барабанную речь, осознал В., когда уже был в машине. Но что можно было тут сделать? Только ужать двадцать минут до пяти, и он мчал, сначала по пылящему проселку, потом по разбитому асфальту до намеченной развилки так, словно участвовал в гонках.
