Владислав Булахтин - Девушка, которой нет
Фея поежилась, отвела Ленку в сторону (Кристя метнулась в темноту, проведать других своих знакомых):
– Им ни телевизор смотреть, ни книг читать нельзя. Сейчас на человечество лучше опустить колпак Средневековья. Чтобы ни фантазий, ни иллюзий. Работа по шестнадцать часов в день и кровавые подвиги ради куска хлеба.
– Ты, старушка, напиши подробную инструкцию чиновникам. Чего можно, чего нельзя. Думаю, им сейчас не до теорий. Вторую неделю сбиваются со счета пропавших, бесхозных и недееспособных. Лучше забери отсюда десяток сирот – если все так же бодренько будет продолжаться, скоро никаких спортзалов не хватит.
Рядом, в густой темноте угла, раздалось всхлипывание.
– Кто здесь? – Фея шагнула на звук.
Тень, вжавшаяся в угол, оказалась возмутительно маленькой девочкой, укутанной в спортивный костюм. Его размер легко подошел бы Александру Валуеву. Малышка пошевелилась, из ее руки брызнул красный свет, который она направила снизу вверх на заплаканное лицо.
– Почему у тебя фонарик красненький? – заворковала Ленка – даже с агрессивным гуманоидом она не стала бы говорить столь нежно.
Девочка зашепелявила:
– Магарыч шказал – это у него пошледний. Ш крашным штеклом. Де-фек-тив-ный, – с трудом выговорила она. – Такой же, как я.
– С чего это ты взяла? – возмутилась Фея.
– Меня бросили, – не задумываясь, ответила малышка. – Я проснулась… никого нет.
К ним протиснулся Лось и важно сообщил:
– Она три дня дома одна просидела. Бананы с кетчупом жрала. Дома не нарыдалась, теперь здесь целый день ревет.
– Как тебя зовут?
– Капа.
Фея присела рядом, включила Петрухин фонарь и рассмотрела, что щеки у малышки пунцовые от слез, а волосы не мыты и не чесаны, наверное, с того самого дня, как Фея обработала косой внутренний периметр Кремля.
– Ты почему не спишь? – спросила Фея.
– Не хочу. На этом. – Капа показала на кровать, выглядящую как царское ложе по сравнению с продавленной раскладушкой, на которой утвердился Лось.
– Позавчера там один хмырек исчез. – Лось с удовольствием пустился в объяснения. – Его из Черемушек привезли. Огромный, как Годзилла. Двенадцать лет. Он мне целый день сливу делал – нос до сих пор болит.
– Петрухина смена была, – добавила подошедшая Кристя. Она подвела еще одну девочку, усадила ее на колени и стала укачивать. – Мы с ним заведение вдоль и поперек прочесали. Лучше, чем нацисты варшавское гетто в сорок третьем… Мальчика не нашли.
Фея сорвалась со скамейки. Через пять минут она вернулась. Сзади семенил радостный Петруха. Он с грохотом волочил за собой огромную раскладушку. Раньше на ней по очереди кемарили менты. Ради тех денег, которые предложила за нее девушка, они согласились бы дремать на углях, перемешанных с битым стеклом и навозом.
Фея перестелила постель.
– Давай, я тебе расскажу про одного дядю, который сейчас летает по нашему небу и смотрит, чтобы с людьми не происходило никаких огорчений. Особенно с такими маленькими и симпатичными.
Капа кивнула и уцепилась за руку Феи.
Они выбрались из спортзала глубоко за полночь. Робкая летняя ночь готовилась капитулировать. Кристя спрятала в сумочку рисунок, который подарила ей одна из наперсниц:
– Днем им делать нечего. Вот они выдрыхнутся, потом до утра куролесят… Я уже не могу сюда не ездить. Как наркотик.
Ленка остановилась и обернулась к приюту:
– Теперь я могу рассказать самую короткую, но самую пронзительную историю любви.
– Некоторые истории можно и не рассказывать. – Фея как завороженная смотрела на окна спортзала, из которых все реже выблескивал свет фонарей. – Эти выключающиеся фонарики могут и без слов разбить самое равнодушное сердце.
– Вот вам сюжет, – перебила Ленка: – родительская любовь, в которой еще вчера радостно бултыхались эти дети, может пойти на это. – Она протянула руку, и с нее вспорхнула белая капустница.
– У тебя получилось? – ахнула Фея. – Придумала бабочку?
– Нет, это бабочка придумала меня.
Ленка отвернулась, чтобы Фея не увидела ее слез.
Фея и не увидела. Она постаралась говорить бодро и уверенно, будто в их жизни не случилось двух страшных часов в компании детей, потерявших родных и близких:
– Ну что, осознала магические механизмы?
– Еще бы. – Ленка уселась на траву и закурила. – Всю себя я оставила там. Здесь просто жирный призрак, ожидающий исчезновения в лучах наступающего дня.
Они бесконечно долго наблюдали, как утихает фонарная суета. Наконец, спорткомплекс укрылся темнотой, истончившейся под напором сумерек. Дети сдались сну.
– Пойдем. Нас ждут великие. – Ленка показала на сиреневый бок дирижабля над Москвой. Даже из этой глухомани можно было наблюдать за подвигами «Нашего Неба».
Девушки устало поплелись к машине. В груди Феи бесшумно лопнула одна из вечно натянутых струн. Она не удержалась – бросила взгляд назад. В это мгновение в нижнем углу торжественного, как алтарь, окна, словно прощаясь с нею, заморгал красный лучик.
Николай Караченцов (М. Дунаевский, Н. Олев): «Вакханалия азарта»
Ведущая Первого канала Екатерина Андреева с уникальным выражением лица – смесь наивности, удивления, доверчивости, требовательного призыва поверить ее компетентности и факту серьезной работы мозга (тоже, наверное, симпатичного) – бодро рапортовала об успехах компании «Наше Небо».
Как и во все предыдущие дни, подавляющая часть новостей посвящалась удивительным событиям в Москве в связи с появлением дирижаблей, в том числе завораживающей статистике сокращения количества исчезающих.
«Интересно, люди действительно перестали исчезать или это просто такая статистика? – подумал Толян. – Или они теперь не исчезают потому, что появилась такая статистика?»
Катя Андреева изумленно вскинула впечатляющей крутизны брови.
«Интересно – у нее в сценарии так отмечено: „удивленно приподнять брови, излучать настороженный интерес“ или это конгениальный творческий ход?» – не унимались мысли Толи; глаза же продолжали любоваться телеведущей.
Он один не пошел в поле – метаться вокруг дирижаблей, кричать, ругаться, командовать. Это буйство эмоций обзывалось – «организация вылетов». Толян остался в офисе за главного – плюхнулся в генеральское кресло, задрал ноги на стол, расшевелил кроссовками залежи бумаг, непременно важных, но уже никому не интересных.
По легенде, Толя должен принимать звонки и решения, а реально – старательно делать вид, что он только что вышел или вот-вот придет.
– Руководство компании «Наше Небо» установило весьма своеобразный тариф за полет на дирижабле. Претендент – именно так называют в компании любого желающего попасть на борт воздушного корабля – должен предоставить компании на двухлетнее хранение любые дорогие для себя вещицы. Это может быть бриллиантовое колье, старый плюшевый медвежонок, книга. Деньги как средство оплаты не рассматриваются. Легко догадаться, что процесс посадки на корабль выглядит крайне необычно. Специально обученные менеджеры компании «Наше Небо» дают оценку предлагаемых для хранения вещей и, соответственно, либо пропускают претендента на борт, либо без объяснения причин отказывают в приобретении билета.
Толян уже наблюдал безразмерную кучу вещей, которую собрали за первые пять дней. Одно барахло. Кажется, Оля проинструктировала «специально обученных менеджеров» собирать исключительно хлам.
Толя вздохнул – сколько возможностей упущено руководством «НН»! По силам озолотиться, сделать состояние для себя и своих детей. Увы, не по корыстным российским сценариям тянутся золотоносные дни компании…
До того как влиться в «НН», Толян придерживался опасного и крайне продувного бизнеса фальшивомонетчика-охранника-сутенера-финансового директора. Поэтому чутьем лохотронщика улавливал многочисленные шероховатости нынешней деятельности. Фальш выглядывала отовсюду, корчила шаловливые рожи – в паузах и словах ведущей Первого канала, в безумном рвении сотрудников «Нашего Неба», в потоках отчаявшихся, плачущих, говорливых очередей к трапам дирижаблей.
Вслед за новостям транслировался уже выученный им наизусть рекламный ролик «Нашего Неба»: «Небо – для тех, кто выбирает жизнь!»
Толик задумался и пришел к выводу – в эти суматошные дни незатуманенным осталось только его желание превозмочь путы ложного единения, возникшего между новыми коллегами, и изменить свою судьбу.
Машина времени: «Свеча»
Преобладающим чувством сотрудников компании стала неуемная радость. Одно на всех общее счастье, общая на всех уверенность – ОНИ СПАСАЮТ ЛЮДЕЙ!
Работали круглосуточно. Это совсем не походило на Спасение – бесконечные совещания, переговоры, неумолкающие трели телефонов, гигабайты электронных обращений, мешки писем и телеграмм, непрекращающиеся внештатные ситуации, возникающие при посадке пассажиров на дирижабли, иллюзорные потоки наличности в виде оплат, зарплат, бонусов, взяток…
