Вера Галактионова - На острове Буяне
[[[* * *]]]
– …Может, мне выйти? К сосне? – спрашивал между тем длинный негромко. – Вдруг он её проглядел?
– А как её проглядишь? – тихо возражал старик, приближаясь. – Она там одна такая. Двуверхая… Ладно. Уговорил. Поманежим этого. Всё равно лыж дожидаться надо. Там видать будет.
Длинный кивнул и остановился у костра. А старик уселся на бревно, на прежнее своё место.
– Так, за что ты деньги-то мне предлагал? А, Капустин? Скажи при всех! – снова куражился парень. – Сначала денег посулил, потом кулачком замахивался без толку. Ты чего хотел-то?
Слабый шум легковой машины доносился теперь с грейдера, сливаясь с шумом ветра. Кеша вслушался – и приободрился. Пытаясь подбочениться свободной рукой, он закричал во весь голос, разоблачительно:
– Вы меня попрекали глотком! Сколько вы возьмёте с меня – за стакан вашей водки?! Извольте!!! Получите!!!
Однако крик его никого не испугал. Шум на грейдере спал, перешёл в шелест. Машина промчалась мимо. Старик на бревне усмехнулся, не поднимая век. Но Зуй, казалось, не заметил этого вовсе.
– …А что ты ёжишься, корёжишься, пощупать не даёшь, – деловито напевая, парень уже выдёргивал из Кешиных брюк рубаху с пришитым понизу синим лоскутом. – А будешь ёжиться-корёжиться, нещупаный уйдёшь!
Торжествуя, он извлёк деньги из тряпичного кармана и подкинул их на ладони.
– Что вы… Что вы делаете?! – вконец растерялся Кеша. – Но… позвольте!
– И где ты так глубоко их прятать научился? А, Капустин? Засунул – не долезешь… И главное, от кого? – бормотал парень, пряча деньги себе за пазуху. – От нас, что ли?!
– Это… не я! Я… не от вас.
– Ну, ты даёшь… – безмерно удивлялся Зуй. – Нет, дядька Нечай, первый раз я шарю, стараюсь – он молчит. Молчит, главное! А потом: «Сколько вы возьмёте?.. Я не бедный человек!..»
– Хреновый из тебя ширмач, Зуй, – добродушно заметил старик и отвернулся, пряча полуулыбку. – Истрепал его всего, как свинья веник.
– Да куда нам, писарям… – поскромничал парень с достоинством.
Длинный был недоволен всем происходящим и косился.
– Балуешь, Зуй, – негромко проговорил он от костра. – Зря ты. Верни.
Парень быстро взглянул на старика. Тот потёр лицо руками, будто спросонья, и поднялся с бревна, разминаясь. Тогда парень ответил длинному с безшабашным смехом:
– Ну вот, и пошутить нельзя… Она же между ног ему тёрла, сарга! Правильно, Капустин? При ходьбе мешала. А сейчас – видишь: ништяк. Опростался.
Успокаивая, он похлопал Кешу по плечу:
– Теперь хоть пляши. Слышь? Налегке танцевать будешь, Капустин, не хуже Маресьева: отвечаю!
Кеша, наконец, пришёл в себя.
– Какой-такой Капустин?! Возмутительно. Я, между прочим, популярный журналист! – вскричал он, задыхаясь от гнева. – Широко известный в узком кругу! И всё такое, между прочим… Верните сейчас же! Я вполне могу постоять за себя!.. Я тесно работаю с милицией! И со всеми правоохранительными и следственными органами прокуратуры, еженедельно! Это безобразие может для вас плохо кончиться, ибо!..
Все трое переглянулись снова.
– А я же говорил: подсевайло, – сказал парень. – За версту их чую…
Он почесал за ухом и стал насвистывать скучную мелодию, потеряв интерес к происходящему.
– Рамка у тебя? – рассеянно спросил его старик.
Тот кивнул.
[[[* * *]]]
Две вороны пролетели низко над кучей хвороста. Они опустились на снег неподалёку. И та, что была крупнее, внимательно посматривала теперь на Кешу быстрым ускользающим взглядом.
– Я буду кричать! – визгливо заявил Кеша, – Или я сейчас же уйду, или!.. Если бы вы держали тут какого-то местного дикаря, которого никто не будет искать, ваши действия сошли бы вам с рук. Но вы имеете дело не с рядовым каким-нибудь колхозником, а со мной! Что если я – человек особой крови? Мессианской? Прошу учесть!.. Предупреждаю: своими противоправными действиями вы восстановите против себя всю мировую общественность. В этом случае вам не будет пощады! – размахивал он руками. – Вас тогда достанут из-под земли! По ходу жизни! Изведут до седьмого колена, как это практикуется всюду!.. Учтите!..
– А давай проверим: как она, твоя кровь, течёт. Как у нас, или по-другому? – охотно кивнул Зуй.
В ту минуту рядом с Кешей что-то нежно клацнуло. Молодой зажал ему рот одной рукой, другую сунул под полушубок и прижал под ребро нечто острое. Кеша вытаращил глаза, замотал головой, соглашаясь на всё.
– Курить!.. Дайте покурить!!! – прокричал он сквозь чужие ненавистные пальцы, пахнущие скверным табаком и куриным мясом.
Вороны не испугались его крика и даже не отскочили, только подняли головы выше. Длинный человек, снова присев на корточки перед костром, поворошил угли прутом. Они были подёрнуты пеплом – таким же сизым, как колючие шишки репейника, торчащего из снега неподалёку.
– Покурить! – кричал Кеша, захлёбываясь каждым словом. – Дайте! Мне!
– Ну, угости его, – сказал старик с равнодушной тоскою в голосе.
Молодой нехотя убрал руки. При этом что-то легко клацнуло снова. Обернувшись на звук, Кеша увидел только, как он прячет в карман штуковину нестрашную и даже весёлую – наборную, в металлической оправе, размером с футляр для зубной щётки, и цветную, будто детский леденец…
Порывшись в карманах фуфайки, молодой неспешно достал пачку сигарет. Они торчали не фильтром наружу, а обратными концами, и были все – разные. Кеша выбрал ту, которая была длиннее прочих.
– Слушай, а ты, часом, не коммунист? Самую дорогую хватанул! – озадаченно заметил парень, оглядываясь на старика и давая Кеше прикурить от едва занявшегося прута, выхваченного из костра. – Носом только не дуй. На огонь носом не дуй, сказал!.. Гаснет.
– Я?!. – удивился Кеша, с достоинством выпустив клуб дыма. – Я… потомственный. Конечно. Мой дед – герой гражданской войны, между прочим. Непризнанный. Защищал интересы. В составе красной доблестной бригады, успешно. И я сам всегда на стороне…хм, всех угнетённых масс! В моих жилах… Извиняюсь.
Кеша закашлялся от скороговорки и поперхнулся.
– А если ты коммунист – кури, падла, «Приму»! – вдруг, перейдя на шёпот, вызверился старик. – Ты одну «Приму» должен курить, падла, если ты – коммунист! С народом ты, коммунист, во всём должен быть на равных. Хрен ли ты дорогую вытянул?
– Эй, Капустин! Забыл, что ли? – опять развеселился молодой. – Ты же всё лучшее простым людям обязан отдавать. А не себе загребать, кишка!.. Иначе какой же ты красный?
– Ну… Я вообще-то больше, конечно… У меня совсем иной уровень образования! И – запросы. Возросшие. Соответственно, – оправдывался Кеша, торопливо глотая дым. – Я давно перерос коммунизм! Парадокс, но… Западная культура, Бодлер… «И зачумлённого не принесёт плода»! Моя общественная антигосударственная деятельность… И, особенно, правозащитная!..
– А-а! Демократ, – вдруг шагнул к нему от костра длинный, словно обрадовался долгожданной встрече. – Народу, значит, служишь… Ах ты, крыса. Так служишь, что сирот полна Россия.
– Брось, Кормач. Охота вам тубанить, – не одобрял теперь серьёзного разговора парень. – Дядька Нечай! Вон, Кормач опять завёлся. Скажи ему! А то кровью изойдёт. Как в прошлый раз.
Старик, однако, молчал. Тогда парень встал и оттеснил от Кеши длинного:
– Тихо, Степан. Какой он демократ? Фуфло… Демократы в Москве сидят. Икру чёрную жрут да народ облапошивают. А этот – так, шестерит у них, на добровольных началах, безвозмездно. Задарма выслуживается, дешёвка.
– Грызуны! Из страны всё кряду тащат, сволочи… – оттеснённый к другой стороне костра, всё удивлялся длинный, стараясь успокоиться.
Однако нездоровый, жгущий взгляд его снова остановился на Кеше и лицо передёрнулось от сильнейшего омерзения:
– …Крысиное племя! Мужиков в зоны ни за что гонят – в туберкулёз, толпами. Без работы держат нарочно, чтобы воровать шли. И тогда сразу – за решётку их, за решётку! За кусок хлеба для детей – гонят срока мотать… На войну парней тыщами кидают: на убой. Этим бы парням как раз баб брюхатить, а их, как стадо, как бычков, под нож, под пули… Торопятся, крысы: чтобы русских меньше стало.
Из квартир за долги выкидывают, на помойки, подыхать… Если много нас будет, не справятся они с нами… Ну, демократ – ну, крыса! Вышли мы. Против вас – вышли…
Закашлявшись, длинный согнулся и резко сплюнул в снег кровью. Потом отёр рот тыльной стороной ладони.
– Вот, я же говорил, – вздохнул Зуй, огорчившись. – Заводиться тебе нельзя, Кормач.
– Всё… Ладно… Ничего…
Старик подождал, пока длинный прокашляется.
– Ты на кого силы тратишь? – брезгливо спросил он. – На фраера беспонтового? Мы тебя для этого из больнички вытаскивали? Сами в тубак к тебе залегли, бациллы глотать?
И повернулся к Кеше:
– А ты… Если демократом ты себя считаешь, то вообще – одну махру ты должен курить, паскуда. Махру! И жрать – говно, понял?! Понял-нет? Ответа не слышу.
Молодой, для большей громкости, сложил ладони рупором.
