Федор Московцев - Карибский кризис
В конце апреля 2004 года (шел четвертый месяц нашего воздержания) я пригласил её в Абхазию. Как обычно, почти что в форме уведомления, позвонил и сообщил, что через два дня приеду в Волгоград, заберу её и мы поедем на море. Во время этого разговора она заставила меня понервничать, я уже не был уверен, что поездка состоится, и торопился в Волгоград сильнее обычного.
…Всё же, я сомневался. Я был почти уверен, что на этой развилке жизненного пути следует сохранить чистоту помыслов перед мирскими соблазнами… но меня распалила мысль о том, что Таня достанется Ренату. Недоступная в течение столь продолжительного времени и ускользающая, возможно, навсегда, она ещё сильнее разожгла мою кровь. Я будто слышал шуршание шелка, обвившегося вокруг её удивительно стройных ног, восхищался изменчивой игрой изумрудов на её груди, соперничающих с блеском лукавых глаз. Увы, никакими хитростями не удавалось мне заполучить её обратно, и ещё неизвестно, смогу ли вернуть её расположение в этот приезд. И в этой непростой ситуации, когда я пообещал жене и друзьям на майские праздники поехать всей компанией в Сочи в пансионат «Заполярье», инстинкт охотника повёл меня в другую сторону. Я решил, что поеду к Тане и сделаю всё возможное и невозможное, чтобы взять её. И сделать так, чтобы в моих объятиях Таня не только забыла про Рената, но даже своё собственное имя забыла. И тогда Ренат будет вынужден прекратить любые козни и вспомнит, наконец, своё место. Я же не смирюсь, пусть хоть неделю придётся стоять лагерем под окнами Таниной квартиры!
26 апреля 2004 года я запрыгнул в свой Паджеро и отправился в Волгоград. С особой силой ощутил я свою любовь к Тане. Думал, что чувства прошли и наши отношения зашли в тупик, но всё оказалось гораздо сложнее. Я не стремился изменять ей… ну супружеский долг… и некоторые дорожные интрижки не в счет — так сказать необходимое мужское дело. Раньше я не задумывался об этом, но тогда, по дороге к ней, осознал, что хочу быть ей верным и пообещал себе, что больше не буду засматриваться на других девушек.
Примчавшись к ней, я сразу получил то, что так долго ждал: мы занялись любовью в машине, едва выехав из города. (Я успел вовремя — оказалось, на следующий день в Волгоград приехал Ренат, которому, она, видимо, что-такое пообещала).
Наше волшебство продолжилось в Абхазии, мы пробыли там больше недели, предаваясь всевозможным чувственным излишествам — да так, что стены рушились и трубы прорывало. Нас приютил Василий на своей фазенде, которую отделяла от моря узкая асфальтированная дорога, и это место казалась мне самым лучшим местом на земле. Сложности по работе казались совершенно несущественными и лишенными всякого значения по сравнению с ощущением счастливой полноты жизни и тем бурным чувством свободы, которое навалилось на меня, когда я встретил Таню и отправился с ней на курорт. В этом удивительном месте она не могла не вспомнить наши с ней мечты перебраться на море и устроить жизнь так, как устроил себе Василий. В отличие от предыдущих лет, нынешние разговоры лежали в сугубо практической плоскости:
— Скажи, когда наконец ты бросишь свой Экссон? Ты ведь обещал забрать оттуда свои деньги, купить дом в Абхазии, чтобы поселиться тут со мной, и время от времени ездить в Волгоград контролировать дела с той же периодичностью, что и сейчас! Я разве говорю что-то сверхъестественное?! Я просто требую выполнения того, что ты мне обещал!
Я вдыхал полной грудью воздух, от которого кружилась голова, смотрел на свою сердитую подругу, этакую бандитку любви с идеальной геометрией тела, и пытался ей что-то объяснить:
— У меня всё увязано в один клубок, я не могу взять и разорвать этот чертов узел. На Совинкоме постоянно возникают дыры, которые я вынужден закрывать экссоновскими деньгами. И наоборот: я вынужден платить проценты Быстровым с тех денег, что зарабатываю на Совинкоме.
Но её никак нельзя было переубедить — она хотела остаться в Абхазии, что называется, здесь и сейчас. Можно ложкой вычерпать море, но не женские аргументы и контраргументы. И всё же я нашёл, чем её урезонить:
— Вообще-то это не «экссоновские» и не «совинкомовские» дела, это мои денежные вопросы, моя работа, моя жизнь. И эти дела должны тебя тоже интересовать в равной степени — поскольку ты работаешь на фирме, и не просто работаешь, а поставлена надсмотрщиком над всеми гаврилами. Когда-то тебя очень сильно интересовали эти дела — я по старинке обсуждаю эти темы, думаю, что они тебя по-прежнему интересуют. Мы должны двигать дело, расти вместе как единое целое, иначе мы пропадём. Извини, если всё изменилось и тебе это уже неинтересно.
Постепенно моё настроение изменилось. Мне было непонятно, что происходит, но я всё больше раздражался — конечно, не подавая виду. Злоба трудовых будней потеряла свою соль, но и здесь, на отдыхе, вдали от работы, я оставался недоволен. Все серьёзные решения, когда-либо принимавшиеся мной, были индуцированы такими вот спонтанными неясными волнениями, которые долго-долго бродили в тайниках души, а потом выплескивались наружу в виде конкретных поступков. В данный момент мне хотелось одного: как можно скорее вернуться в Волгоград.
Мне было неловко перед Таней — она-то не виновата в том, что у меня очередной бзик и я никак не могу расслабиться и наслаждаться жизнью. Господи, вокруг природа, чистый воздух, от которого кружится голова, рядом обворожительная девушка — что ещё нужно для полного счастья!? Бескрайнее синее море, спутанные леса, неровные ущелья, в которых бьётся о камни вспененная вода; лесисто-зеленые склоны, отражающиеся в горных недвижных озерах, окаймленных скалами, среди которых на восходе видно как будто бы какое-то неудержимое пламя, дающее ощущение, что находишься в высшем измерении, — прекраснейшая декорация к единственной и самой лучшей пьесе, которую могло создать человеческое воображение; или зрительная увертюра к начинающейся, и тоже самой лучшей мелодии, которую из миллионов людей слышали только двое: мы с Таней.
Метания моей души были всего-навсего поводом для неких конкретных шагов — а какие это будут шаги, я пока не знал. Я добился того, чего хотел — ускользнул в тихое местечко, где можно заниматься безумным, страстным сексом, но теперь мне захотелось в тайное тёмное место, о котором никому неизвестно, в котором можно отдохнуть от мира.
Не отступая от своего, Таня с властной нежностью встряхивала меня:
— Я, конечно, понимаю, что у тебя сложности, главная из которых — твоя абулия, но ты должен принять решение здесь и сейчас, потому что мои биологические часы тикают и утраченного времени не вернуть.
Я был вынужден пообещать ей, назвать конкретные сроки: в июне… максимум к июлю буду готов снова приехать с ней сюда, в Абхазию, и решить вопрос с приобретением участка с домом. Василий заряжен, подыскивает оптимальный вариант и поможет с обустройством. И такой уверенностью дышали мои слова, что Таня поверила мне, и сказала, что почувствовала себя горянкой, повелительницей ветров.
С каждым днём всё тягостнее становилось моё пребывание на отдыхе. Я нервничал по поводу того, как буду объясняться с женой и с компаньонами — они ждали меня в Сочи: компаньоны в санатории «Заполярье», жена — в отеле Рэдиссон Лазурная. Сначала я сказал им, что отправился по срочному делу в Казань, но потом уже не знал, как объясняться и отключил трубку. Но чем сильнее Таня раздражала меня днём, тем с большим исступлением я набрасывался на неё по ночам. Она с не меньшей страстью сжимала меня в своих объятьях, впиваясь ногтями в моё тело, царапаясь и кусаясь, как дикая кошка. Казалось, мы жаждали налюбиться на всю оставшуюся жизнь. Шаловливая луна освещала то, без чего не может быть это…
Но куда бежит улыбчивая ночь? Почему не задержит ласковый покров над счастливыми? Не успели всех нежных слов сказать, а уже из-за горы щурится солнце, вместе с лучами посылая утомление неутомимым.
Глава 34,
В которой повествуется, как дальше складывались наши с Таней отношения
Наконец, настал день нашего отъезда. До конца майских каникул оставалось несколько дней, но я сказал Тане, что у меня срочные дела, поэтому надо ехать. Произошло невероятное: я столько мечтал об этой поездке, а теперь, оказавшись в этом райском уголке вместе с предметом своего вожделения, вдруг задумался, что ощущение счастливой полноты кратковременно и иллюзорно, и от него останется потом только сожаление. И я, прервав наше блаженство, погрузившись в джип, мчался на предельной скорости, и не сомкнул глаз в дороге. У Таниного подъезда я был уже на автопилоте и плохо чего соображал. Но по мере приближения к Таниному дому становился всё ласковее, а моя улыбка была будто прощальный луч солнца, окутываемого грозовыми тучами: вот-вот блеснет молния, кривая, как ухмылка Сатаны. Когда Таня целовала меня на прощание, я не то просиял, не то усмехнулся: «Созвонимся!», не уточняя когда. Я проводил её взглядом, и, когда за ней захлопнулась дверь подъезда, ощутил тяжесть внезапно наступившей пустоты. В этот момент, момент окончания этой безумной поездки, сравнимой с мощной и неконтролируемой эякуляцией, мне вдруг почему-то подумалось, что это был наш прощальный поцелуй и она больше никогда не сядет в мою машину.
