Стефан Брейс - Создатель ангелов
В последний год учебы в начальной школе Виктор получил «удовлетворительно» по Закону Божьему, и на самом деле брат Ромбу был еще слишком снисходителен. В том году Виктор практически не интересовался ничем, что было связано с этим предметом. По крайней мере, так брат Ромбу интерпретировал тот факт, что Виктор не хотел читать Библию, а на контрольных работах оставлял свой листок просто чистым. Брат попытался наставить своего подопечного на путь истинный, но все разговоры ни к чему не привели. Ему было обидно, поскольку он хотел послать Виктора в начальную семинарию, где мальчик смог бы готовиться к дальнейшему духовному обучению.
Но Виктор хотел стать врачом. Он несколько раз обмолвился об этом и подтверждал свое намерение, проявляя все больший интерес к естественным наукам.
«Он оставил позади теорию и догмы Отца, — думал брат Ромбу, — и выбрал практические законы матери-природы». Сохраняя верность своей методике, учитель стимулировал желание Виктора, предлагая ему книги и давая задания, которые совпадали с интересами мальчика.
Итак, Виктору удалось избежать семинарии. Это уже не имело большого значения, так как он был с трудом допущен даже в гимназию Братства христианских школ в Эйпене. И его умственные способности были тут ни при чем, все решила одна его выходка за неделю до окончания начальной школы.
Выходка. Так назвали это ученики, которые все никак не могли перестать обсуждать случившееся и неустанно повторяли, что никак не ожидали ничего такого от тихого и образцового Виктора.
Богохульство! Так описал поступок Виктора аббат монастыря. Это было неправильное слово, потому что о богохульстве на самом деле и речи не было, как считал брат Ромбу, хоть он и не использовал этот аргумент, чтобы предотвратить угрозу отчисления своего лучшего ученика. Он делал упор на умственные способности Виктора. Сказал, что было бы очень жаль погубить талант Виктора из-за одной-единственной ошибки. Он признавал, что была совершена ошибка, но только потому, что не смог сразу подобрать подходящее слово. Ему в голову приходило «заблуждение» или «оплошность», но эти слова не отражали смысл поступка Виктора.
— Распутство! — аббат Эберхарт воспользовался своим словарным запасом.
— Распутство, — тихо повторил брат Ромбу, хотя был абсолютно не согласен с этим определением.
Но ему нельзя было перечить аббату.
В конце концов аббат назначил Виктору в качестве наказания большое количество заданий и дал еще один шанс. Еще одна выходка автоматически означала бы его отчисление.
У брата Ромбу словно гора упала с плеч. Время спустя он, как и ученики, оценил поступок Виктора как дерзкую выходку. И, так же как и ученики, брат никак не ожидал от Виктора ничего такого. Такого спектакля.
Это произошло в последнюю неделю июня 1955 года. Контрольные работы остались позади, и, как и каждый год, ученики старшего класса отправились с братом Ромбу на голгофу в Ля Шапель. Братья называли это школьной экскурсией, ученики говорили о паломничестве и слово это произносили так, будто их заставили съесть что-то на редкость невкусное.
Кроме брата Ромбу, семнадцать старшеклассников должен был сопровождать также отец Норберт, который показывал маршрут, проложенный в 1898 году сестрами-клариссами по горе Альтенберг «в знак любви к крестному пути». Монастырь с приютом, в котором Виктор провел первые пять лет своей жизни, располагался у подножия Альтенберга, и отсюда на голгофу вела узкая каменная лестница. Поскольку пациенты не могли выходить за территорию монастыря, Виктор никогда не бывал здесь. Поэтому он и не понял, что оказался так близко к месту, где жил раньше. Мальчик узнал об этом только через год, а в тот день его мысли были заняты совсем другим.
Можно было бы сказать, что все началось с насмешек; он услышал в выкриках мальчишек слова евангелиста Луки: Уничижив его и насмеявшись над ним.
Виктор не умел ездить на велосипеде.
Оба монаха должны были проехать на велосипедах вместе с семнадцатью учениками от Эйпена до Ля Шапели примерно пятнадцать километров. У большинства мальчиков были свои велосипеды, а те, кто учились в интернате, могли попросить велосипеды у учеников младших классов. Виктору дали велосипед одного мальчика из четвертого класса.
Когда вся группа отправилась в путь, Виктор остался стоять обеими ногами на земле с велосипедом между ног, вцепившись руками в руль.
— Вперед, Виктор Хоппе! — велел отец Норберт и двумя пальцами легонько хлопнул его по затылку.
Но Виктор продолжал стоять, низко опустив голову, между тем как брат Ромбу и другие ученики уже проехали первые метры.
— Виктор, Господь не будет крутить за тебя педали!
В тот момент у отца Норберта еще было хорошее настроение. Зло в нем еще не успело проснуться. Увидев, что Виктор по-прежнему не двигается, он крикнул брату Ромбу, чтобы тот подождал, а сам сжал тем временем большим и указательным пальцами ухо строптивого ученика.
Ученики стали смеяться. Сначала они просто радовались, что на этот раз жертвой оказался кто-то другой.
Возможно, отец Норберт стал что-то понимать: ведь, несмотря на то, что он сжимал пальцы все сильней, Виктор до сих пор не сдвинулся с места. Но, возможно, это была просто хитрость с целью спровоцировать мальчика. Так или иначе, он громко сказал с легкой насмешкой в голосе:
— По-моему, Виктор Хоппе не умеет ездить на велосипеде.
Смех учеников нарастал. На лице святого отца появилась ухмылка.
Первосвященники же и начальники распаляли толпу.
Брат Ромбу слез с велосипеда и подошел к Виктору, пока отец Норберт продолжал кричать:
— Если Виктор Хоппе не может ехать на велосипеде, пусть идет на голгофу пешком.
Кто-то из мальчиков стал улюлюкать. Но они кричали все громче.
Брат Ромбу бросил на учеников сердитый взгляд, призвав их к порядку. Отец Норберт наконец отпустил ухо Виктора и отъехал на своем велосипеде чуть назад.
Брат Ромбу наклонился к Виктору и положил ему на плечо руку.
— Виктор, ты когда-нибудь ездил на велосипеде? — спросил он тихо.
Виктор покачал головой. Смех, последовавший за этим, тут же оборвался, как только брат поднял голову и строго посмотрел на учеников.
— Тогда мы оставим его здесь, — отрезал отец Норберт.
Брат Ромбу покачал головой.
— Я могу посадить его на багажник.
Все мальчики заметили, как удивился святой отец, но брат Ромбу сделал вид, что не заметил его взгляда.
— Отвези велосипед назад, Виктор. А потом поедешь со мной.
Так они отправились в Ля Шапель. Впереди сидел брат Ромбу, а у него на багажнике — Виктор, крепко ухватившись двумя руками за сиденье. Он весь сжался, сгорбился и не смотрел ни вправо, ни влево. Мальчик и без того знал, что его одноклассники всю дорогу хихикали и корчили рожи.
Уничижив его и насмеявшись над ним. Так все и началось.
Иисус был осужден на казнь. Стояние первое.
Так было написано на трех языках: немецком, французском и голландском.
Виктор поднял взгляд на возвышающуюся над ним скульптуру и всё узнал.
Первосвященники. Они натравливали толпу.
Народ. Он кричал: Распни Его!
Понтий Пилат. Он умывал руки.
И Иисус. Он был связан и молчал. Он покорялся судьбе.
Сцена была высечена в белом песчанике, алтарь оформлен величественным черным мрамором. Литая чугунная решетка ограждала алтарь и скульптуры. Вокруг был устроен грот. Выложенный лавой с гор Хафельберг, как рассказал брат Ромбу.
После этого он передал слово отцу Норберту, который, прежде чем начать первую молитву, снова предупредил учеников, что весь крестный путь, все четырнадцать стояний, они должны молчать. Голос может звучать только в молитве.
— Это святое место терпит только святые слова, — сказал он.
Святое место. Святые слова. В голове у Виктора гудело. Тогда отец Норберт раскрыл молитвенник и произнес:
— Мы молимся Тебе, о Иисус, и возносим хвалу Тебе.
А ученики подхватили:
— Ибо Ты спас нас от грехов наших на святом Кресте.
Потом отец Норберт прочел молитву, положенную на первом стоянии, а в конце все ученики прочли «Отче наш».
Затем они прошли по петляющей асфальтовой дорожке ко второму стоянию, отец Норберт, не прерываясь, читал из молитвенника, который нес перед собой на вытянутых руках, как мертвую птицу.
Иисус поднимает на плечи крест. Стояние второе.
И снова Виктор смотрел во все глаза. Грот. Ограда. Алтарь. Надпись. И над всем этим скульптуры.
В горельефе казалось, будто фигуры в любой момент могут сойти на землю. Казалось, они стоят там, только пока на них смотрят люди. Но то, что фигуры не живые, Виктор понял по их размеру. Они были даже меньше его самого. Иначе он был бы уверен, что они живые.
— Аминь.
