Дмитрий Тростников - Знаменитость
Утро начиналось отвратительно. Еще ничего не сделано, а время уже начало утекать. Я постарался убедить себя, что пленку в любом случае найду хотя бы у фарцовщиков на Невском. Обычно эти ребята торговали фирменными дисками модных западных групп, а не разменивались на мелочи, типа магнитной ленты. Но даже если у них ее не было на руках, за час эти парни были способны достать что угодно. Я велел себе успокоиться, потому что все будет нормально. И у меня больше не осталось поводов, увиливать от следующего дела, ради которого я оказался в Питере, рискуя напороться на знакомых.
Предстоявшая встреча с родителями обещала стать нелегким испытанием. Никогда прежде я с таким тяжелым сердцем еще не звонил в двери собственной квартиры. Открыв дверь блудному сыну, папа явно собрал все силы, чтобы с ходу не высказать мне все, что он думает. А сказать он мог и насчет семейных денег, сгоревших в авантюре, и по сути украденных мною у самых близких людей. Плюс претензии насчет моего долгого отсутствия и сомнительных связей с сомнительными (по его мнению) людьми, которые я завел. Он великодушно промолчал насчет всего этого в присутствии матери.
На одно у отца не хватило сил – он слишком быстро отвел глаза. Впрочем, и я только мельком взглянул на него, чтобы дальше начать разглядывать обувь в прихожей. В душе я прекрасно понимал насколько он прав по-своему. И моя правда, которая все-таки была у меня за душой, выглядела слишком бледно и сложно по сравнению с его простыми и логичными аргументами. Нам так много надо было сказать друг другу. Но начать разговор всерьез, ни один из нас не оказался готов.
– Там тебя дожидаются, – кивнул отец на закрытую дверь моей комнаты. Он еще раз мельком посмотрел мне в глаза и сразу отвернулся.
– Кто ждет? – не понял я.
– Там, – неопределенно махнул отец и заспешил на кухню, как ни в чем не бывало. Словно я вернулся домой, отлучившись на четверть часа в булочную, а не пропадал невесть где, несколько недель.
Я сделал шаг вперед и застыл. На диване в моей комнате сидела Маша Старкова. Ее темные волосы были скромно убраны назад. Она сидела как-то неловко, на самом краешке, поджав ноги пятками к ножке тахты. И первый взгляд, который она бросила на меня снизу вверх, был неуверенным и стеснительным.
– Как ты меня нашла? – невольно вырвалось у меня.
Она встала и сделала шаг навстречу.
– А я прописку подсмотрела в твоем паспорте, пока вы у меня жили, – шепотом выдохнула Старкова. – Видишь, какая я бессовестная?..
Она рассматривала меня всего, с головы до ног, как будто видела в первый раз. И по-моему, если бы не обстановка дома моих родителей, Маша сию же минуту повисла бы у меня на шее. А так она только стояла в шаге от меня и смотрела ненасытно, как будто старалась съесть глазами.
– Ну, что молчишь? Не рад, что я приехала? – поежилась она.
А что я мог сказать? Я был ужасно рад увидеть ее тут в Питере. Выходило, что я, вроде бы не думая о ней в Одессе, все-таки умудрился соскучиться. Но если бы она только знала – насколько не вовремя и не к месту она приехала! Старкова смотрела на меня в упор.
– Сергей, подойди ко мне! – позвал отец.
И я воспользовался этим, чтобы выйти из комнаты. Мне нужна была хоть какая-то короткая пауза.
Отец держал в руках телефонную трубку. Но первой на меня набросилась мать.
– Сережа, кто эта женщина? – забормотала она тревожным шепотом. – Она приехала час назад, спросила тебя. Мы предложили подождать, но мы же должны знать, что это за личность из Москвы? И что тебя с ней связывает? И вообще она явно старше тебя…
– Я звоню своему однокласснику, помнишь, я говорил? – не обращая внимания на мать, спросил отец, кивнув на телефон.
И я понял, что он снова говорит о своем однокласснике из КГБ. Видимо, отец все обдумал, и понимая, что я запутался, видит в этом спасительный выход из положения.
Но я все равно замялся.
– Ты должен туда сходить, – сделав особый акцент на слове «должен». Как бы подчеркивая наш молчаливый уговор. Он ничего не говорит матери про украденные мной деньги и вообще забудет про них. Но в этом я обязан выполнить его волю. – Главное, ему ты можешь без опаски рассказать о любых своих проблемах. Это друг… – добавил отец, набирая номер.
Впрочем, обойтись без встречи с отцовским одноклассником из КГБ, в любом случае, было невозможно. Нам требовалась защита, какая-то сила, чтобы избавиться от Беса. А то, что уголовник не оставит в покое ни меня, ни Алешу Козырного – было ясно. А уж если мы сделаем свою запись и начнем распространять – тогда до очередной неравной стычки отсчет пойдет на часы. И как я мог сбежать на Север, где буду в относительной безопасности, зная, что Алеша снова угодит в рабство, если не произойдет чего похуже? Конечно, оставшимся в Гатчине Алеше и Витьке, я ни слова не скажу об этой встрече. Знать им о таких моих делах было незачем.
– Совсем никакого влияния на сына не имеешь! – вполголоса обрушила мать на отца накопившийся гнев. – Может быть, это наша будущая родственница там за стенкой в комнате?.. А мы о ней ничего не знаем, где он ее подцепил! – выпалила мать, которую бесила моя сегодняшняя сдержанность.
Не дозвонившись с первого раза, отец снова крутил диск телефона, набирая номер. Я забеспокоился. Старкова стояла там, в соседней комнате, где я ее оставил, и не знала чего ждать. Для нее это, наверное, было ужасно неловко. Я уже собирался вернуться в комнату, сказать, что мне надо только поговорить по телефону, а дальше все будет нормально. Я даже уже сделал шаг к дверям, но в этот момент отец дозвонился в КГБ.
– Але! Саша? Привет, дорогой! Это Климцов… – затараторил он каким-то изменившимся, нарочито бодрым голосом. – Слушай, помнишь, ты говорил, что если какие проблемы – можно к тебе обратиться. Так вот есть один серьезный разговор…
Если бы я не прислушивался, наверное, прозевал бы, как тихо стукнула входная дверь. Я понял, что Старкова решила сбежать, и ринулся следом. В подъезде, где-то внизу раздавались дробью шаги, быстро сбегающие вниз по лестнице. Потом хлопнула дверь подъезда. И тут я испугался, что если она уйдет – это навсегда и чуть не кубарем помчался вниз. Я настиг ее только под аркой, на выходе из двора. Она рыдала в голос, ссутулившись, а заметив меня, метнулась убегать. Мне пришлось схватить ее за плечи, силой удерживая, развернуть к себе лицом.
– Дура! Господи, какая дура!.. Идиотка ненормальная! – захлебывалась слезами Старкова, отпихивая меня.
Изо всех сил прижимая ее к груди, я держал так, пока рыдания передергивали ее ссутулившиеся плечи. Потом осторожно поднял ее лицо, взяв его обеими руками. Насколько, все-таки моментально у женщин от слез распухают веки и губы! И я поцеловал ее в эти мокрые, распухшие, солоноватые губы, и лихорадочно бормотал первую попавшуюся ерунду – лишь бы только Маша успокоилась.
– Я просто не ждал, что ты появишься. Удивился очень, – шептал я ей на ухо. – А дела у нас такие, что караул! Все пытаюсь как-то вывернуться, а только хуже и хуже! Я все тебе расскажу, когда успокоишься…
– Я спокойна! – возразила Маша, проглатывая последние всхлипы. – Не смотри на меня такую! – огрызнулась она и полезла в сумочку за зеркальцем.
Я отвернулся, но в этот момент под арку вбежал всклокоченный отец. Он догнал меня, как был дома – в заношенной рубашке и шлепанцах – слишком торопился. В руке он протягивал листок бумаги, вырванный из ученической тетради. Пожилая соседка по подъезду, как раз проходившая через арку по своим делам бросила на нас укоризненный взгляд.
– Вот! 317-й кабинет. Александр Николаевич Соколов, – переводя дух после энергичной пробежки, пояснил отец. – Он ждет. Сказал, что выпишет пропуск на твою фамилию. Чем скорее ты там окажешься и поговоришь с ним – тем лучше. Учти, это мой очень хороший друг. Я ему полностью доверяю. И тебе советую тоже доверять ему… – тут отец обратил внимание, что стоит посреди улицы в домашних трико с вытянутыми коленями и смутился.
– Я вечером приду и все расскажу, как прошло, – пообещал я. И не успел поблагодарить его, потому что папа быстро пошел назад, только кивнув мне на ходу. Я всей душой хотел еще зайти вечером, и насколько это можно – успокоить родителей.
– Куда это? – спросила Маша, кивнув на бумажку с цифрами «317».
И я решил, что расскажу ей по дороге столько, сколько успею.
Мы уже неделю жили на квартире у Витька в Гатчине. Квартира, доставшаяся Витьку от деда-блокадника, была небольшой и располагалась в трехэтажном доме старой постройки.
В маленькой квартирке отваливающаяся штукатурка, треснувшие рамы и текущие краны были просто ерундой по сравнению с тем, во что превратил помещение сам Зяблик. Он захламлял жилище всяким радиоэлектронным и прочим мусором с угрожающей скоростью. Здесь валялись корпуса от старых телевизоров, неработающие старинные ламповые радиоприемники и радиолы, порванные теннисные ракетки, мотки проводов разного сечения, остатки этажерок и тумбочек, и даже лыжи. Витек все тащил домой в надежде, что когда-нибудь его осенит идея – как это приспособить. И теперь все пространство его единственной комнаты было завалено подобным хламом примерно на метр в высоту!
