Лорен Вайсбергер - Бриллианты для невесты
— Ты точно возвращаешься завтра? Нам нужен хотя бы один вечер наедине перед Большой Встречей Родителей на День благодарения.
— Конечно, нужен, милый. Я точно буду дома завтра вечером, — заставила себя произнести Ли. Она не особенно боялась Дня благодарения в Коннектикуте, хотя, наверное, следовало бы, учитывая, что на праздник прилетает все семейство Рассела, но отчаянное желание положить трубку затмевало в настоящее время все остальное.
Рассел звучно поцеловал микрофон — маленький секрет, касавшийся только их двоих: они всегда так делали, когда находились в разлуке.
Ли ответила таким же поцелуем, чувствуя себя глупой и немного раздраженной, а потом — виноватой. Они отключились, и Ли испытала облегчение, затем изнеможение, она была слишком уставшей, чтобы снова открыть книжку.
Проснулась она от неприятного ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Ли посмотрела в окно и в свете фонаря над входной дверью увидела редкие снежинки. В комнате стояла непроглядная тьма, но Ли чувствовала чье-то присутствие.
— Джесс?
— Да. Простите. Я вас напугал?
Привыкнув к темноте, она увидела, что Джесс сидит в конце комнаты в кресле-качалке красного дерева. Руки скрещены на груди, голова покоится на спинке кресла. Откуда-то доносился запах свежего чеснока и только что испеченного хлеба.
— Что вы здесь делаете?
— Восхищался вашим сном.
— Моим сном?
— Я пришел, чтобы разбудить вас к ужину, но у вас был такой умиротворенный вид. Сам я практически не сплю, очень мало, поэтому всегда приятно понаблюдать за другими. Странновато, вероятно, но надеюсь, вы не против.
— В этом есть некая ирония, поскольку я нигде не сплю. Что-то здесь есть такое, что действует лучше вамбьена, — сказала Ли.
— Может, амбьена? Без «в»?
— Ванна плюс амбьен равняется вамбьен. Но даже это не всегда помогает.
Джесс засмеялся, и на Ли волной накатило ощущение счастья. И впервые за тридцать лет своей жизни она сделала что-то, совершенно не думая о возможных последствиях или реакции. Без единой мысли и без всякой тревоги выбралась из кровати и подошла к креслу-качалке. Даже стоя над Джессом, она не занервничала, протянула к нему руку и, когда он принял ее, лишь чуточку смутившись, потянула к себе. Он встал, и они оказались лицом к лицу, что показалось странным, поскольку Рассел был намного выше. Ли посмотрела на свои руки, переплетенные с его руками — интимный жест, который нельзя отрицать, в котором нельзя ошибиться. Джесс высвободил руки, положил ей на затылок, запустив пальцы в волосы, и губы их встретились и раскрылись; прикосновение его языка показалось ей скорее нереальным, чем волнующим или странным.
С этого момента все пошло очень быстро. Они упали на кровать и через несколько секунд уже разделись. Это был агрессивный, необходимый Ли секс, какой редко у нее случался. Хотя Джесс и перебирал ее волосы, брал лицо в ладони, целовал в кончик носа и гладил по спине, он без колебаний почти грубо вошел в нее, заведя ей руки над головой. Потом Джесс обнял ее — они все еще лежали поверх покрывала — и легко провел пальцами по плечам, пока по ее рукам не побежали мурашки. Он спросил, все ли с ней в порядке, хорошо ли она себя чувствует, не нужно ли ей воды? Ли молчала, и тогда Джесс приподнял ее лицо и поцеловал так нежно, что она чуть не умерла. Так они целовались на протяжении какого-то времени, лениво, томно, а когда Джесс прижал ее нижнюю губу языком, Ли показалось, что она целиком растворится у него во рту. Они целовались, мягко и нежно, пока желание вновь оказалось непреодолимым, их зубы клацнули друг о друга, ногти впились в кожу, а руки снова стали требовательными и ищущими.
Потом Ли положила голову ему на грудь, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за бодрствующим Джессом, который тоже на нее смотрел. Однако не с любопытством или любовью — он словно пытался запомнить каждую подробность. Зрительный контакт во время секса считается высшей интимностью, взглядом в душу и все такое. Но каким бы близким ни чувствовала она Рассела или других парней до него, встреча взглядами всегда казалась вынужденной и нарочитой, как будто оба читали одну и ту же статью, автор которой настаивал, что занятие любовью включает зрительный контакт. Ей всегда становилось от этого не по себе, отвлекало, но тут все было иначе. Когда она встретилась с Джессом взглядом, стало трудно дышать — никто никогда не смотрел на нее так. Это было как в кино, и Ли чувствовала себя кинозвездой, теперь не имело значения, что на животе у нее небольшая сыпь — аллергическая реакция на новый лосьон, что кожа Джесса немного бледновата для таких темных волос на груди и оба они раскраснелись, взмокли от пота и тяжело дышат; они превратились в двух самых сексуальных людей на земле. По-настоящему нашли друг друга.
В какой-то момент они уснули, потому что когда Ли открыла глаза, небо начинало светлеть. Она выбралась из-под одеяла, которое натянул на них Джесс, и на цыпочках дошла до расположенной напротив по коридору ванной комнаты, дожидаясь потока сожаления, вины и самобичевания. Ничего не последовало. Вместо этого она помочилась, приготовившись к знакомому жжению, но чудесным образом ничего не почувствовала. Умывшись, Ли посмотрела на себя в зеркало и чуть не упала в обморок. Подбородок и щеки горели, а местами слегка кровоточили там, где их оцарапала щетина, губы распухли, кожа на шее покрылась красными пятнами со следами зубов, спутанные волосы висели космами, на внутренней стороне бедер красовались синяки. Голову ломило от удара по спинке кровати, болели тазовые кости, а чувствительная кожа промежности была словно оцарапана наждачной бумагой. Даже ступни ныли оттого, что столько часов подряд она поджимала от удовольствия пальцы.
Никогда раньше Ли не чувствовала себя так ужасно, но «ужасно» на самом деле подразумевало «абсолютно фантастически». Она вернулась в гостевую комнату и увидела, что Джесс сидит в постели по-прежнему голый, прикрывшись одеялом. Свет, падавший из окна у кровати, освещал его лицо, а часы показывали 7.23 утра. Джесс поднял глаза, и в первый раз за несколько часов она застеснялась. Она стояла совершенно обнаженная при свете дня перед этим мужчиной, которого едва знала, перед своим автором, между прочим. Неужели она действительно это сделала?
— Ли.
Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. В комнате было холодно, и ноги начали замерзать.
— Ли. Милая. Иди сюда.
Он приподнял край одеяла и знаком поманил ее к себе.
Ли легла рядом с ним. Он обнял ее и укрыл одеялом. Поцеловал в лоб, как делал отец, когда она болела. И что подумал бы отец, если бы увидел ее сейчас… не просто в постели с кем-то — отцу и так тяжело это видеть, — но с мужчиной, редактировать книгу которого ей поручили… а как же Рассел… ее жених… она все еще носит красивое кольцо, которое он надел ей на палец всего пять месяцев назад. Она была грязной, отвратительной шлюхой, не стоящей их всех.
— У тебя такой вид, будто ты в панике, — прошептал ей на ухо Джесс и еще крепче обнял, но оберегающим, а не сексуальным жестом.
— Я грязная, отвратительная, презренная шлюха, — сказала она, прежде чем успела подумать, но едва произнесла эти слова, как тут же о них пожалела.
Ожидавшая отрицания, хотя бы еще одного объятия или сочувственного цоканья языком — на этом специализировался Рассел, — Ли пришла в ужас, а затем крайне разозлилась, когда Джесс рассмеялся.
Она вывернулась из его рук и уставилась, пораженная.
— Ты находишь это смешным? По-твоему, забавно, что я, по сути, только что загубила свою жизнь?
Джесс еще крепче обнял ее, и вместо того чтобы почувствовать удушье, как это обычно бывало, Ли позволила себе расслабиться. Джесс поцеловал ее в губы, в лоб, в щеки, а потом сказал:
— Я смеюсь только потому, что ты напоминаешь мне меня самого.
— О, отлично, — пробормотала она.
— Но мы не сделали ничего плохого, Ли.
— Что ты имеешь в виду? Да я даже не знаю, с чего начать. Может, с того факта, что обручена? Или что ты женат? Или что мы работаем вместе?
Она особо выделила совместную работу, но только перечислив все, кое в чем себе призналась: она ждала, что Джесс предложит разумное объяснение своему браку, что-нибудь вроде «Мы вообще-то разведены» или «На самом деле я не женат». Она знала, что это маловероятно. Но продолжала надеяться.
Джесс заставил ее замолчать, прижав палец к губам, и это, к удивлению Ли, показалось ей милым, а не привело в бешенство.
— Случившееся между нами естественно. Мы оба этого хотели. Что здесь плохого?
— Что плохого? — воскликнула она сердито, почти злобно. — А как же твоя жена?
Джесс лег на бок, опираясь на локоть:
— Я не собираюсь обижать тебя обычной чепухой про то, как мы несчастны, как она меня не понимает, а я собираюсь ее бросить, потому что это неправда и я не хочу тебе лгать. Но это не исключает смягчающих обстоятельств. И, конечно же, не означает, что я не хочу тебя страстно прямо сейчас.
