Бенджамин Констэбл - Три жизни Томоми Ишикава
Что-то здесь было не так. Я очень хотел остаться один. Не знаю, что я ожидал увидеть там, внизу, но явно нечто другое. Я задышал тяжело, с усилием. Страха я не испытывал – не боялся Бабочку, – но я попросил ее вывести меня наверх, а она пошла бог знает куда.
Мы уперлись в еще одну дверь, и Бабочка повторила трюк с ключом и дубинкой. За дверью оказалась комната.
– Ничего особенного, но я тут живу, – сказала она и выключила фонарик.
Я ничего не видел.
Глава 25½
Сигареты и вода
Бабочка чиркнула спичкой (от звука я подпрыгнул) и зажгла свечи. У стены стояли стол и два стула. Не считая этого, в комнате не было ничего, кроме двух дверных проемов, ведущих в темноту. Цвета – только оранжевый и черный. Пахло свечным воском и камнем. Длинные тени плясали на стенах, как зимой, а худые голые лодыжки Бабочки, казалось, вот-вот переломятся.
Сердце колотилось в груди, и волосы на моих руках встали дыбом.
– Что это за место?
– Честно, не знаю. Когда я его нашла, тут лежали всякие странные вещи, наверное, еще с войны. Похоже, местные тут прятались, когда пришли фашисты.
– Я думал, фашисты заняли катакомбы.
– У них был бункер в нескольких милях отсюда. Дальше они не лазили. Бойцы Сопротивления тоже пользовались туннелями, ну и другие люди тоже. Сражаться здесь, внизу, слишком трудно. Хочешь воды? – спросила Бабочка, исчезая в одном из темных проемов.
– Да, пожалуйста, – ответил я скорее инстинктивно, а не по необходимости.
– Боюсь, еды тут немного. Принести тебе йогурт?
Я услышал, как Бабочка наливает воду из кувшина. Не из-под крана. И как она видела в темноте?
– Да, йогурт – это хорошо.
Бабочка поставила на стол воду и вернулась с двумя стаканчиками йогурта и ложечками.
– Держи.
Она села на один стул, я на другой.
– Бабочка? – Моя интонация намекала, что я собираюсь перейти прямо к сути, и это было непривычно: мы обычно ходили вокруг да около.
– Что, Бен Констэбл?
– Что происходит?
– А что ты имеешь в виду?
– Ты сказала, что мертва, и я не видел тебя больше полугода. Ты оставила мне цепочку подсказок, ведущих к историям о людях, которых ты якобы убивала; я отправился на другой конец света, поскольку ты придумала безумный план ради моего развлечения; а теперь я пришел за тобой сюда, в катакомбы, где ты живешь, питаясь йогуртом и водой, как отшельница или балерина. Ты гораздо страннее любого вымысла и как будто сошла с ума – раньше ты никогда такой не была. Не могу понять, зачем тебе все это надо.
– О боже. Знаешь, сложно объяснить. Раньше ты никогда не спрашивал, зачем и почему – вот за что ты мне нравился. Мы целые вечера проводили за алкоголем и разговорами, но ты никогда не допытывался о причинах.
– Правда?
– Это редкое и очень ценное качество.
– Я вроде как пришел спасти тебя, – ни с того ни с сего ляпнул я, подумав, что пора объясниться.
– О-о, меня никогда еще так не радовали. Даже не знаю, смогу ли я объяснить, что к чему. Даже если я расскажу все, что знаю, сомневаюсь, что фрагменты сложатся воедино и эта история обретет какой-то смысл.
– Может быть, просто объяснишь, зачем ты сказала, что покончила с собой?
Бабочка уставилась в пол. Я слышал ее дыхание.
– Ладно, попробую объяснить. – Она открыла стаканчик с йогуртом, и я сделал то же самое. – Я действительно хотела покончить с собой. Я некоторое время это знала и начала уже готовиться, все складывалось, как я хотела…
– Значит, ты не была смертельно больна, ничего такого?
– Я страдала от депрессии. Депрессия – это болезнь. Если она заставляет человека покончить с собой, значит, она смертельна.
– Ладно, допустим, но ты сбила меня с толку. Я подумал, что у тебя последняя стадия рака или что-нибудь подобное.
– Да, знаю… но я подумала, так будет проще.
Я уже доел йогурт и водил пальцем по стенкам стаканчика изнутри, добывая остатки. Перекусив, я почувствовал, что по-настоящему голоден.
– Ну и что же пошло не так?
После йогурта я буквально опьянел.
– Я как раз пытаюсь объяснить. Я хотела покончить с собой, потому что была очень несчастна. Меня с детства готовили к поступкам, о которых я буду сожалеть до конца жизни. Я начала понимать, что, как бы далеко ни убежала, как бы ни изменила образ мыслей, кем бы ни стала, от прошлого не отделаешься. От этого бремени мне избавиться не суждено, и надежды на честное счастье нет.
– Иногда, когда мы общались, ты казалась вполне счастливой. Мы столько смеялись.
– Мы и правда много смеялись, и это приятное воспоминание. Но передышки заканчивались, а в остальное время я питала безграничное отвращение к жизни. Поэтому я решила умереть.
Я почувствовал, как у меня сжимается горло. Бабочка ошибалась. Депрессия действительно внушает подобные мысли, но всегда есть и другие варианты. Мы не прикованы к нашему прошлому. Прошлое – всего лишь истории, которые она выдумала. То есть у Бабочки было и настоящее прошлое, а не только придуманные истории. Ими она пользовалась лишь как средством выражения. Для того они и нужны.
Отчасти мне хотелось взять ее за руку, а отчасти нет. Я допил воду и закурил. Бабочка с завистью наблюдала за мной.
– Можно? – спросила она.
– Угощайся, – сказал я, подставляя пачку.
Она закурила, неловко зажав сигарету между пальцами, глубоко, с дрожью, затянулась и заметила, что я за ней наблюдаю.
– Никотиновый голод, – объяснила Бабочка. – Я сейчас почти не курю.
– Так, значит, подготовка к собственной смерти оказалась первым делом, которым ты занялась с удовольствием?
Я говорил так, как будто не верил ей. Может быть, и вправду не верил.
– Да. – Она вновь уставилась в пол.
– И ты сказала, что покончила с собой?
Бабочка молчала.
– Ты хоть представляешь себе, как это больно, когда кто-нибудь кончает с собой? Ты представляешь, о чем думают оставшиеся в живых?
– Я не представляю, а знаю.
– Такие вещи не говорят шутки ради, Бабочка. Додуматься только… Какая жестокая ложь.
Бабочка ничего не сказала – она посмотрела на меня влажными глазами.
– Я люблю тебя.
– Ты всегда так говоришь, когда пытаешься кого-то умилостивить?
– Только тебе и еще кое-кому. Только самым важным людям… больше никому.
Я уже видел Бабочку такой. И не хотел, чтобы она в очередной раз прибегла к приему, которым пользовалась, чтобы защитить себя. Пускай она уже сорвется наконец и выговорится, а потом начнет с чистого листа.
– Сказать, что ты мертва, было единственным способом, какой ты смогла придумать, чтобы избавиться от меня?
– В общем, да. Ты такой настойчивый сукин сын, вечно до всего докапываешься. Но я пыталась сделать по-другому.
– Что именно?
– Не убивать себя. Я старалась отстраниться, но ты не понял. После того как ты привлек мое внимание, ты все время его хотел, поэтому, если бы я взяла и исчезла, ты постоянно искал бы меня, звал, писал сообщения. Просто чтобы знать, что со мной ничего не случилось. Чтобы слышать мой голос, вместе смеяться, рассказывать, как у тебя прошел день. И это было ужасно, потому что мне так нравилась наша дружба, и тогда я решила оставить сокровище. Ты пошел бы по следу в мой мир записей и подсказок, а я бы убила себя. Впервые за много лет я радовалась. Но нужно было действительно покончить с собой, чтобы мой план сработал. Пришлось самой в это поверить.
– Ну и что изменилось? Почему ты не покончила с собой? Все проще, чем твой план.
– Тому две причины…
Я задал вопрос, на который она знала ответ, и Бабочке это сошло с рук. Она не собиралась сдаваться.
– Первая – когда пришло время, я не была готова. Я назначила самой себе день. Вроде как установила правило. Я решила, что приготовлюсь к сроку… к пятнадцатому марта.
– Почему именно так?
– Это годовщина.
– Какая?
– Смерти моего отца.
– А.
Мне внезапно показалось, что я забрел на запретную территорию. Я кивнул.
– И смерти Комори тоже, – продолжала Бабочка.
– Они оба умерли в один день?
– С разницей в год.
– Подожди, ты же не знаешь, какой сегодня день, сколько времени и так далее. Если бы ты промахнулась с самоубийством на день-другой, ничего страшного бы не случилось…
Я говорил так, как будто она все испортила, отказавшись от самоубийства. Или я действительно об этом думал?
– Я еще за несколько недель до срока поняла, что совершенно не готова. А потом нашла дверь.
– Какую дверь?
– Вход в катакомбы.
– При помощи растения в метро?
– Нет. Его я обнаружила потом, уже когда исследовала туннель. Вход был в подвале дома, в котором я жила.
