Дмитрий Липскеров - Демоны в раю
Один из охранников, поняв всю тщетность побороть непристойно торчащий палец, вспомнил болевой прием «гильотина», изученный на курсах рукопашного боя. Мужчина чувствовал себя униженным, а потому отпустил выведший его из себя палец, набросился на гада сзади, заключив горло врага в стальной зажим.
Далее что-то произошло со светом. Люстры пару раз моргнули, а когда свет восстановился, дамы и господа увидали странную картину: один охранник душил другого, причем последний уже синел лицом и видел Бога. Посетители «Весны» завизжали и закричали одновременно, что помогло спасти жизнь человеку…
Самое интересное, что клиенты аморального столика исчезли в полном составе. Наели они на полторы тысячи долларов, и Гоша Белоцерковский готов был повеситься на кухне, так как эта сумма составляла почти всю его зарплату. Он даже выбежал на улицу и пробежал спринтером по Новому Арбату туда-сюда, но тщетно… Клиенты словно растворились в пространстве. Возвращался в заведение Гоша со слезой на бледной щеке…
— Нашли! — вдруг раздался восторженный голос официантки. — Нашли, Георгий Соломонович!
— Чего нашли? — не понял менеджер.
— Деньги нашли! Под кофейной чашечкой лежали… Аккуратно так сложены, пачечкой… С чаевыми…
У Гоши отпустило.
— Хорошо посчитали? — спросил он почему-то грозно.
— Все точно!
Чтобы завершить ситуацию логически, Георгий Соломонович тотчас уволил обоих охранников за неумение держать себя в руках при экстремальных ситуациях.
Охранники пообещали встретить Гошу в темном месте и порвать ему пидорскую задницу, в обеденном же зале скинули с себя форменную одежду и в одном исподнем удалились в рабочее помещение. То-то клиенты были довольны!..
Потом целую неделю в кафе «Весна» снимали полуторную выручку.
Кстати, о выручке. Уже ночью, когда снимали кассу того злополучного дня, в отделении, где хранились пятитысячные купюры, а их было почти сто штук, вместо них были обнаружены странные деньги непонятного происхождения.
— Что это! — допрашивал кассира Гоша.
Конечно, кассир не знала, что это. Она оправдывалась полным неведением о сей метаморфозе и даже крестилась в доказательство.
Пришлось вызывать хозяина.
Еще молодой человек, в чьей собственности числилось более ста ресторанов, прибыл в одно из самых своих модных мест, чтобы разобраться с возникшей ситуацией. Он бы никогда не приехал так экстренно, оставил бы дело на утро, но находился рядом в клубе на ужине с модным писателем, с коим был в товарищеских отношениях и чьи книги любил искренне. Писатель отвечал ему взаимностью и очень любил посещать его рестораны.
— Вот такие вот купюры! — почти плакал Гоша.
Посмотрели на видеозапись, но кроме мигания света ничего такого криминального не обнаружили.
— Может, бабки чего стоят? — надеялся менеджер.
Хозяин кафе попросил передать ему неизвестные купюры, посмотрел их в свете лампы и с удивлением обнаружил на банкнотах изображение Саддама Хусейна. Человеком он был образованным и сообщил присутствующим, что деньги иракские, что человека, изображенного на них, в недавнем прошлом повесили. И всех соратников его повесили. Так что это не деньги, а фантики…
— Писец! — отреагировал Георгий Соломонович.
— Писец! — подтвердил хозяин кафе.
Как разбирался хозяин ресторанных сетей с Георгием Соломоновичем, то осталось неизвестным…
Светка от мигнувшего света закрыла на мгновение глаза, а когда открыла, то обнаружила себя и Нинку в роскошном помещении, похожем на президентский гостиничный номер. Примерно в таком она праздновала с подружками семнадцатилетие, так роскошно обставленное отцом.
Карл склонился над мини-баром и бутылка за бутылкой пил минеральную воду.
— А где Карина? — спросила Светка. Еще она подумала, что в жизни произошло нечто странное, ведь не может человек в секунду одну переместиться из одного места в другое. Еще девушка боялась, что это последствие действия каких-то наркотиков, к которым она ни разу не прикасалась за всю свою жизнь. Подлили в шампанское?
Нинка тоже испытывала волнение. Но она до посещения кафе «Весна» накурилась дури. Да и вообще, девушка привыкла к частичным выпадениям памяти. Она решила, что все клево, особенно гостиничный номер. Все в золоте, просто рай, а не номер!
— А где Карина? — вдруг поинтересовалась Светка.
Карл оторвался от бутылки с водой и поглядел на спрашивающую с удивлением.
— Я люблю с двумя, — открылся он. — Когда с тремя, внимание рассеивается!
Светка не поняла, о чем он, и еще раз поинтересовалась про Карину.
Карл отвечать не стал, только протяжно и тоскливо рыгнул.
Нинка все секла. Ей, конечно, не хотелось делить мужчину с подругой, но она твердо знала, что в этой жизни все решают как раз мужчины. Зачем расстраиваться, подумала она, а вдруг втроем еще лучше будет?
— Карина поехала домой, — ответила она подруге. — Хочешь шампанского?
— Нет, — ответила Светка. Ее чистое сердечко что-то предчувствовало, и она не могла понять, в конце концов, где ее охранник Василий. Он бы обязательно помог. Девушка мысленно принялась призывать телохранителя, определенного ей отцом.
А потом произошло и вовсе ужасное.
В номере на две секунды погас свет, а когда хрусталь люстр вновь вспыхнул, на персидском ковре, на его середине, стоял совершенно голый Карл, который, оскалив рот, демонстрировал свой эрегированный член. Причем достоинство было таких размеров, что согласная на все Нинка и та стояла с отвисшей челюстью. Чего уж говорить про Светку, сексуального опыта которой едва хватило бы на рассказ про поцелуи и прикосновения к ее груди юноши но имени Володя. Она тогда думала, что влюбляется в Володю, но, когда парень силой заставил ее ладошку прикоснугься к его напрягшемуся хозяйству и все спрашивал: «Как тебе? Как?», на этом месте кривая влюбленности упала на нулевую отметку, как рубль в девяносто восьмом. Она оттолкнула Володю, а когда тот, распаленный, готовый прыскать налево и направо, прихватил ее одной рукой, а другой попытался стащить с потрясающей задницы джинсы, она спокойно проговорила:
— Мой отец тебя убьет. Ты знаешь, кто мой отец?
Володя знал, кто ее отец. Вспомнил газетные статьи и тотчас стал безопасным. Тогда напоследок он даже извинился и выглядел глупо.
Сейчас же все обстояло по-другому, куда как серьезнее.
Голый Карл тянул руки к Нинке, ничего не говорил, но Нинка, словно загипнотизированная мышь, шла маленькими шажочками к нему, на ходу роняя юбку, сбрасывая кофточку…
— Я отцу скажу! — вдруг сказала Светка.
Карл обернул к ней физиономию, ощерился, затем щелкнул желтыми ногтями, и плазменная телевизионная панель вдруг загорелась, а на ней крупным планом физиономия Кранова.
— Говори! — хохотнул Карл, одновременно разворачивая голую Нинку к себе спиной. — Он тебя слушает!
— Папа! — закричала Светка. — Папа!
Но какое-то странное было лицо у Кранова. Слишком напряженное, покрытое крупными каплями пота.
Крупный план резко сменился на общий, и Светка с ужасом поняла, что происходит на экране. Ее отец прямо на письменном столе пользовал манекенщицу из Светкиного же агентства. Причем осуществлял сей сексуальный акт с такой фантазией, что даже Карл умилялся. Светкин папа любовную игру исполнял с Каннскими львами, а его детородный орган находился совсем не в том месте, где ему было назначено природой.
— Жалуйтесь!!! — вскричал Карл и пронзил Нинку, словно копьем.
— А-а-а!!! — закричала в ответ Нинка, испытав нечеловеческую боль и одновременно невероятное, космическое, нечеловеческое наслаждение.
Охваченная ужасом Светка глядела, как Карл крутит Нинку, словно в цирке, проникая в нее по-всякому, так, что специально нафантазировать невозможно! Она вдруг почувствовала, как мозг в ее юной головке затуманивается, как что-то странное происходит с сосками ее груди, а внизу живота словно мука какая-то и маята произошли… Она отчаянно сопротивлялась наваждению…
Свет в президентском номере погас, погасло и сознание Светки.
Она помнила лишь, что кричала от неизведанных ощущений, которые мозг тщился проанализировать, а потому затух вовсе, в ней жил только низ живота, да гортанный стон прорывался. А с экрана телевизора отцовские стоны вторили дочерним… Они взлетали к потолку, и она чувствовала ягодицами прохладу перекрытий, затем они втроем вылетели из окна и на минуту зависли над Тверской улицей. Она почувствовала, как ее горячая капля страсти сорвалась и полетела вниз, на сигналящие в пробке автомобили. Частичка плотской сладости проникла в щель светофора и перемкнула его на долгие часы. А потом они опять влетели в номер, и все сначала…
Много ли, мало ли прошло времени… Их с Нинкой девичьи рты уже хрипели сорванными связками, а стоны все рвались песнями страсти.
