Братья - Чен Да

Толстяк не сопротивлялся, его тело билось в конвульсиях, на губах показалась пена, он схватился за грудь.

— Он умирает! Беги! Ты ни при чем, я все возьму на себя! — закричала Суми.

— Нет, это я буду отвечать.

— Нет, не будешь. — Суми схватила меня за рубашку и затрясла. — Как будущий студент юрфака уж ты-то должен понимать, что это была самооборона. Он же пытался меня убить! Изнасиловать! При чем тут ты?! Ты меня слышишь? Беги отсюда.

— Я должен тебе помочь.

— Ты и так уже мне помог. Беги сейчас же отсюда, болван!

И я помчался к морю. Сзади слышались крики Суми:

— На помощь! Спасите! Толстяк убивает меня! Спасите! Он меня насилует!

Заслышав топот ног деревенских жителей, я поспешил нырнуть в море и долго плыл вдоль побережья, прежде чем отправиться домой.

В тот же вечер учитель Кун пришел ко мне с чудесной новостью:

— Толстяк помер от сердечного приступа, когда хотел надругаться над Суми в саду. Теперь она может поехать учиться.

— Спасибо за новость.

— Благодари Будду. Это в его руках находятся весы справедливости, — ответил учитель, обратив взор к небу.

Наше последнее лето в заливе Лу Чин было наполнено любовью. Эмоции, словно огромные волны, бушевали в нас. Жаркое лето и наступившая осень с раздающимся там и здесь громким протяжно-тоскливым мычанием быков сблизили нас, как никогда. Но про дела я тоже не забывал. Лена сообщила, что в прибрежных городках Фуцзяни первые двадцать тысяч экземпляров смели с прилавков магазинов. В середине августа стали поступать заказы от государственных магазинов. Прослышав про хит продаж, торговые точки, терпящие постоянные убытки, решили как-то поправить свои дела. Коммунистические власти закрыли на это глаза. Последние реформы допускали, что успешные руководители могли получить бонусы, если торговля шла в гору.

— Потрясающе! — Именно в такое состояние привела меня новость.

— Есть и такие, — продолжила Лена, — у кого нет денег купить книгу. Они переписывают ее страница за страницей.

— Сами переписывают?

— А в некоторых институтах даже создали читательские клубы. Люди читают книгу, сопереживают бедной сироте. Более того, они оплакивают ее возлюбленного, который пожертвовал своей жизнью ради нее.

При этих словах у меня перехватило дыхание. Я решил не обращать внимания на эту часть сюжета. В конце концов, мертвых не воскресишь. Обычно на их долю приходится гораздо больше восхвалений и благодарностей, чем они того заслуживают, просто потому, что их уже нет с нами. Теперь я стал ее возлюбленным. Она, словно жемчужина, бросала отсвет на тех, кто находился рядом с ней; самим своим существованием Суми делала мужчин храбрецами.

Для нас не было сюрпризом, когда меня и Суми зачислили в Пекинский университет. Мне предстояло изучать хитросплетения законов, а ей разбираться в причудливых особенностях китайской литературы. Перед тем как покинуть деревню, мы взяли пару уток, связав их крылья красными ленточками, большую упаковку широких табачных листьев, две бутылки ликера «Мао Таи» и отправились к учителю Куну. Он был тронут до глубины души.

— Хотите новость? Меня назначили парторгом совета по образованию нашей провинции, — с гордостью сообщил он. — Но учитель славен своими учениками. Уже после назначения я стал над этим размышлять.

Он развязал уток и выпустил их в небо.

— Давайте, летите!

В последних лучах заходящего солнца сияло лицо учителя Куна. Он, который так почитал Будду, в каком-то смысле стал похожим на него — со своей улыбкой спасителя и жестами, полными любви. Он понимал, прощал, принимал, вдохновлял на высокие дела.

— До свидания, учитель, — мы крепко обняли его.

— До свидания, — мягко ответил он. — Помните: ты, Тан, — гора, а ты, Суми, — море.

Он вручил нам бутылку с водой и мешочек с песком:

— Когда вы доберетесь до Пекина, разлейте воду и рассыпьте песок. Это принесет вам удачу.

— Чуть не забыл, вот пять тысяч юаней, — спохватился я и передал Куну красный конверт. — Бизнес растет, дедушка и отец с мамой не смогут больше тебе помогать: они передают тебе деньги, чтобы ты мог нанять трех новых учителей. И каждый год будешь получать такую же сумму, чтобы школа не закрылась.

Кун три раза поклонился мне:

— Я, и дети, и весь залив Лу Чин благодарим тебя.

На отцовской страусиной ферме в основном работали отставные военные за минимальную плату. Отец обещал все расширить, когда бизнес стал прибыльным. В Юго-Восточной Азии страусы всегда представляли ценность. После того как его страх не найти себе места в деревенской жизни прошел, отец, который всю жизнь разрабатывал планы сражений, с таким же рвением занялся управлением хозяйством.

Финансовая фирма дедушки выдала десять кредитов — он много раз повторял, как ему повезло, что городская банкирша по имени Лена направляет к нему клиентов. Уже в первом квартале он ожидал получить прибыль.

Их успех радовал меня. На чем бы они ни зарабатывали, моя доля составляла пятьдесят процентов. Я наслаждался своей ролью анонимного партнера: пока я спал, посаженные в благодатную почву финансовые зерна приносили доход. И это была только небольшая часть моего предприятия. Ведь был еще мой собственный «Дракон&Компания». На него я делал серьезные ставки, но пока я буду учиться, делами будет управлять Лена.

За два дня до отъезда мои домашние отбросили все свои дела. Дедушка повел меня в горы к фамильной усыпальнице в форме кресла, которая расположилась на склоне холма, обращенного к бескрайнему пространству океана.

— Вот смотри, внук. Она совершенна с точки зрения фэншуй. Океан символизирует богатство. Холмы позади поддерживают и дают нам опору, надежность земли. Это фэн-шуй для правителя. В древней книге предсказано, что в шестом поколении в роду Лонов будут рождены два повелителя. Ты принадлежишь к шестому колену нашего рода.

— Я???

— Да.

— Но ты сказал — два. А я единственный сын.

— Смысл в том, что если бы у тебя был брат, он также стал бы правителем.

— И ты веришь в это предсказание?

— Такова наша планида. Эта усыпальница смотрит на широкий морской горизонт. Горы позади символизируют наш надежный тыл, а море — грудь. Чем шире грудь, тем лучше.

Я задумался над его словами. Дедушка обнял меня, а я поцеловал его морщинистый лоб. Нас окружали безмолвные горы, под которыми расстилалась морская гладь.

Вечером накануне отъезда вся семья сидела на крыльце нашего дома, наслаждаясь легким ветерком с побережья. Мама приготовила ужин из свежайших крабов и устриц. Мы пили вино, вспоминали мое детство, смеялись и плакали, пока луна не скрылась за высокими соснами.

И лишь с первыми петухами мы неохотно разошлись. Меня ждала дорога в тысячу миль. В сердцах родных это путешествие было возвращением в город, который разлучил нас. Все, чем я теперь буду заниматься, отразится на всех. Битва должна быть выиграна, но единственный воин в ней — это я, представитель шестого поколения.

С этой мыслью я заснул. Я был этим предназначенным сыном. Если бы в свое время я не уехал из Пекина, то наверняка посмеялся над всеми предсказаниями, но сейчас, вкусив естественной жизни китайца — попробовав соль моря, ощутив на ладонях текстуру земли, почувствовав запах плодородной почвы, — я научился не смеяться над такими вещами. Я являлся представителем шестой династии, мостом в будущее. Теперь я видел свое место в истории.

Через несколько часов побережье залива наполнилось звуками барабанов, гонгов, петард и бодрыми руладами традиционного китайского деревенского оркестра. Вся деревня прошла перед нашим крыльцом. Женщины, чьи мужья не погибли, нарядились в красные платья. Рыбаки, которые в этот день не вышли в море, тоже присутствовали, попыхивая своими трубками.

Дети радостно гонялись за собаками, а собаки — за белками. Ступеньки нашего крыльца были завалены приношениями: корзинами с яйцами, мешками с орехами, петухами с яркими красными гребешками, лягушками. Со всех сторон раздавалось кряканье переполошенных уток.