Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова
– Как Андрей? – спросил Виктор у Петровны.
– Спит, как дитя.
– Ну и хорошо. Нам придется ампутировать палец.
– А по-другому нельзя? – на всякий случай спросила она.
– Если бы было можно, не говорил, – отрезал Виктор. Наталья Петровна ничего не сказала, только развела руками.
– Давайте, коллега, действуй, – скомандовал он Антошкину. – К счастью, левая рука, для хирурга – не большая потеря, – добавил он.
Петр лишь на секунду замер, а в следующую быстрым движением удалил палец.
– Зашивать рану не надо, – негромко сказал Виктор. – Проходил, наверное, по хирургии, что при обширном воспалении надо создать хороший отток инфицированной жидкости, чтобы эта зараза не пошла выше, – на правах старшего заметил он. Остановив незначительное кровотечение и наложил повязку, Петр поблагодарил всех и, сбросив перчатки, вышел вслед за Виктором Евгеньевичем.
Возле операционной у окна стояла Марина. Увидев Петра, она бросилась к нему.
– Как? Как он?
– Пришлось удалить палец.
Зарыдав, Марина бросилась к нему, повисла на шее, повторяя одно и то же:
– Петя, как же так? Как же?
Опустив руки, он стоял, молча пережидая истерику. Затем мягко снял ее руки с плеч и, резко повернувшись, быстро зашагал по коридору.
Пациента Панкратова отвезли на каталке в кабинет. Больные и врачи, которые до операции стояли в холле, сгруппировались, на сей раз им не надо было скрывать, что они здесь собрались из-за доктора Панкратова. Сейчас он спал. Марина тут же поставила ему капельницу, выключила основной свет, включила ночник. Села рядом с его кроватью у изголовья.
Андрей Викторович находился то ли в забытьи, то ли это был тяжелый послеоперационный сон. Периодически вскрикивая, произносил что-то непонятное. Иногда отчетливо слышалось: мама, мамочка, Марина.
Когда Панкратов начинал метаться, она шептала ему нежные слова, гладя его по щеке, по слипшимся от пота волосам. Температура 40,5 держалась упорно, несмотря на уколы и постоянно меняющиеся компрессы. Обеспокоенная Марина позвала Петра, оставшегося в ординаторской.
Доктор Антошкин долго считал пульс, хмурился, качал головой. Потом тихо сказал:
– Похоже на септический шок. Не надо пугаться, Мариночка. – И заглянув в ее полные отчаяния глаза, бодро добавил: -Выздоровеет он, как миленький! Куда он денется!
Оставшись с больным одна, Марина сжалась в комок от охватившей ее паники. Панкратова бил озноб. Вдруг он что-то закричал, схватил больной рукой одеяло и отбросил его в сторону.
– Андрюша, мой хороший, не надо шуметь, спи, мой маленький. – Марина поправила одеяло и положила голову ему на грудь, продолжая шептать нежные слова. Шапочка упала, и пышные шелковистые волосы рассыпались во всей красе. Когда в дверь заглянул Петр, Марина вскочила, вспыхнув от смущения.
– Не стесняйся, видишь ему так лучше, – успокоил он ее, показав знаком, чтобы она заняла прежнее положение. – Я подойду позже, гляну, как рука. А ты уж смотри внимательно.
Тяжко пришлось Марине в этот день. Андрей постоянно бредил. Начинал кричать, биться в постели, потом надолго затихал в страшном оцепенении. Лежал недвижимо, тупо уставившись в потолок, не отвечая на вопросы. Просил пить. И если ей удавалось влить ему воды ложечкой сквозь стиснутые зубы, он воду не глотал, она выливалась из уголка его рта, скатываясь по шее на простыню. Это было самым страшным.
Уже под утро Марина задремала, положив голову ему на грудь. И вдруг почувствовала, что он гладит ее волосы. Она замерла, не решаясь поверить в это, а он все гладил, превращая мгновение в вечность, полную неизъяснимого счастья.
– Давно хотел попросить тебя... – раздался слабый его голос. – Пожалуйста, никогда не крась волосы. – Он попытался засмеяться, но тут же закашлялся
Вторая его фраза привела Марину в полный восторг:
– А почему нет пирожков? Совсем ты меня запустила, не кормишь.
– Я сейчас, я быстро! Я принесла, их подогреть надо, – она вскочила с места, понеслась к двери, остановилась и, сияя, спросила:
– Тебе с чем, с капустой?
Он улыбнулся, кивнул, тихо произнес:
– И с капустой тоже.
Марина махнула рукой:
– Ой, да о каких пирожках мы говорим? – Схватив пакет со стола, она вновь направилась к двери. – Бульон нужен, а я забыла. – Марина остановилась. – Бульон нужен обязательно, Петр Петрович приказал давать, как только вы проснетесь.
– Ну, если Петр Петрович, – уважительно произнес он. -А ты, Марина, настоящая егоза, туда, сюда носишься, как метеор. Действительно егоза, да и только. – Последние слова она вряд ли уже слышала, выскочив с пакетом и банками за дверь.
Панкратов опять уставился в потолок, думая о чем-то и улыбаясь. Он попытался вспомнить операцию и все, что происходило с ним потом. Но вспомнил только глаза Марины.
– Странно. – Подняв оперированную руку, Андрей посмотрел на нее и сказал:
– Кажись, рука на месте, не отчекрыжил ее Петруша, пожалел.
Дверь тут же открылась, вошел Петр Петрович, словно услышав своего шефа. Вид у него был прямо сверхрадостный. Скорее всего, Марина уже порадовала его положительными изменениями в состоянии Андрея.
– Так, Андрей Викторович, говорят, поесть захотелось. Добрый знак. Как наши органоны сегодня себя чувствуют? – Он пощупал пульс, измерил артериальное давление, послушал его фонендоскопом. Похоже, что всем Петр остался довольным.
Марина прямо с порога объявила:
– К торжественному выносу пирожков... – увидев Петра, добавила: – Я и на вашу долю, Петр Петрович подогрела пирожки.
– Нет, нет, спасибо, – начал отказываться тот.
– Позавтракаем все вместе, а то Андрей Викторович обидится на вас, правда, Андрей... Викторович? – произнесла она.
– Точно, обижусь и обязательно уволю. Так что лучше завтракаем все вместе. Петр, помоги подняться своему шефу, загоняли вы меня вконец, мои дорогие помощнички, понимаешь ли, – с обидой в голосе произнес Панкратов.
Он сказал это настолько искренне, что Марина с Петром дружно рассмеялись. Глядя на них, не сдержался и Андрей Викторович. Что здесь смешного, было совсем непонятно. Но они дружно хохотали, и их смех разносился по всем отделениям больницы. Очевидно, им было просто хорошо и легко теперь, когда все плохое осталось позади.
Этот день промчался, как мчится скорый поезд, без остановок и ожиданий. Все было в радость и малейшая оплошность кого-нибудь из них, моментально вызывала радость и веселье. Марина занималась только Андреем. А он, чтобы не огорчать ее, старался есть за двоих и пить за всех присутствующих. Тем более, что по распоряжению его хирурга и лечащего врача Петра Петровича ему было рекомендовано ввести в рацион по 50 граммов коньяка перед приемом пищи. Ну, а докторов, сами понимаете, надо слушаться.
